The Trip to Echo Spring: On Writers and Drinking

Неудивительно, что отсутствие воли — характерная черта алкоголиков. Лобные доли взвешивают добро и зло, соизмеряют риски; лимбическая система алчна, ненасытна и импульсивна, и входящий в нее гиппокамп призывно нашептывает: вспомни, как это было приятно!

Вполне естественно, что лучшие писатели — лжецы. Ремесло их по большей части в том и состоит, чтобы лгать или придумывать, и они непременно будут лгать, когда напьются, либо себе, либо другим. Подчас они лгут неосознанно и потом вспоминают свою ложь с раскаянием. Узнай они, что все остальные писатели тоже лжецы, это их только развеселит.

В шесть она проснулась снова; мужа дома не было. Он лежал, раскинув руки, на ступенях дома с простреленной грудью. Записка, оставленная им на ее туалетном столике, гласила: «Снова не мог заснуть, вот уже третью ночь — нестерпимая головная боль».

недаром говорят, что удел бродяги и непоседы — окончить свои дни в номере отеля, в окружении пилюль, газет и двух откупоренных бутылок вина на прикроватной тумбочке.

если уж я надеялась понять поведение алкоголиков — а моя взрослая жизнь как раз тому подтверждение, — то помочь в этом могли бы как раз свидетельства, отысканные в книгах.

среди моих собратьев по перу едва ли найдется горстка вовсе равнодушных к алкоголю

Говоря об Эдгаре По, Бодлер однажды заметил, что алкоголь для него сделался оружием «уничтожения чего-то мучительного внутри себя, какого-то червячка, который всё никак не умирал».

Я и не заметила, как мой самолёт поднялся в воздух. Все вокруг меня быстро задремали в синих кожаных креслах, самолёт развернулся па восток, и новый Орлеан скрылся за грядой облаков. Я потягивала имбирное пиво из стаканчика. Телефоны отключены, не позвонишь. Можно порыться в хламе прошлого и что-то оттуда выудить или изучать зародыши будущего, но настоящее провисло, как вытравленный канат, и мне не принадлежит. 

Сон - большой искусник распутывать дневную неразбериху, и его недостача доводит нас до безумия.

Выпивка была для него и противоядием от почти патологической робости, причинявшей ему немало страданий. «Я был очень застенчив, пока не выпью», — вспоминал он в «Мемуарах».