Деревни

Едва ли не первая фраза, за которую цепляется глаз в этом произведении – это «милая, знакомая вульва». Даже вырванная из контекста, она твердо заявляет (фраза, а не вульва) – «здесь все будет по-взрослому, ребята». И так, к слову, и есть. Количество секса в этом романе примерно равно количеству песка в пустыне. И, как вы можете догадаться, преподнесён он максимально честно, без мягких эпитетов и кружевных метафор. Это роман о сексе в самом животном смысле этого слова, некрасивом и неэстетичном двигателе людских отношений.

Джону Апдайку было 72 года, когда он написал «Деревни», возможно, именно поэтому эротические сцены в романе тяготятся в сторону честной, олдскульной порнографии. Ощущения от этого смешанные – американский автор описывает секс максимально откровенно и бесстыже. Вот, например, еще один пассаж со смешным словом из первого абзаца – «ее вульва была больше похоже на желе, чем на взбитые сливки». Я сижу и растерянно смотрю на эклер в моей руке. И это всего лишь один из примеров, есть в «Деревнях» истории, кхм, описанные с гораздо большим энтузиазмом. У кого крепкий вестибулярный аппарат – дерзайте.

Помимо секса (который занимает примерно 69% произведения, если вы понимаете, о чем я), в этом романе есть изрядная доля крайне занудного описания американской провинции. В этой части «Деревни» провисают еще сильнее, чем в сексуальных экзерсисах (там, как раз, ничего не провисает). Все это выглядит примерно так: мы приехали туда - там был дом - на углу почта - сексуальная сцена - а недалеко река - а рядом магазин - грязная и отвратительная сексуальная сцена - справа жили Смиты - слева Элиотты - сексуальная сцена. Возможно, это авторская задумка, но больше похоже на то, что бэкграунд у основной сюжетной линии просто вышел слабоват. Конечно, звучит дерзко, мол, слышали, парни, у Апдайка то бэкграунд совсем слабоват. Но это ему за вульву. Он заслужил.

Все это пока звучит очень нездорово, но когда речь заходит о диалогах, тут стоит признать – писал их великий мастер. Они написаны настолько хорошо, что у всего остального, вдруг, появляется смысл (кроме одной сцены с потерей невинности и полотенцем – тогда я ослеп). Диалоги между героями очень плавно перетекают в диалог автора с читателем, и это и есть самая главная вишенка романа. «Почему трахаются женщины\мужчины?», - вульгарно спрашивает Апдайк у читателя, объясняет формулировку и дает простой и логичный ответ мудрого, побитого жизнью литератора. В общем, поверьте, даже во время секса герои романа ведут очень остроумные и натуральные диалоги. И диалогов, к счастью, тоже очень много.

Итак, что мы имеем? Все эти анатомические излишества, гиперболизированная откровенность, сексизм – выглядит с первого взгляда, как бредни 70-летнего озабоченного старика. Но, лишь благодаря чудесным диалогам и остроумному сюжету, на последних страницах приходишь к выводу, что это опыт и житейская мудрость мужчины, который вдоволь за свою жизнь натанцевался с Дьяволом. Такому мужчине как-то автоматически доверяешь и слушаешь его.

Ну а вульвы? А что, вульвы? Вульвы – это вульвы.

Ваш CoffeeT

Я — мазохист. И мне не стыдно в этом признаться. Более того… я страдаю одной из самых извращённых форм мазохизма, которые не снились Мазоху и 50-и оттенкам серого: я иногда люблю читать на лл… плохие рецензии, на любимые книги.
Чёрт меня дёрнул снова прочитать рецензии на этот удивительный роман Апдайка.
Я не хотел писать рецензию, но, увидев, что адекватных рецензий нет (есть пару милых), я снова ощутил на плечах груз ответственности, хотя хотелось бы ощутить на плече — милую ладошку моего смуглого ангела, или хотя бы — робкое крыло.

Что я знал об Апдайке до этого? Его любил Набоков. Не его лично, но кое-что из его творчества.
Что я знал о романе? Что это одна из последних работ писателя и написана она была уже глубоко старым человеком в 2004 г.
Т.е. живой классик писал этот роман тогда.. когда кто-то из нас дёргал за косички девочек в школе, кто-то впервые целовался в парке, кто-то женился, расставался.. плакал в смятой тишине постели и мечтал о смуглом ангеле.. а Апдайк, в преддверии смерти, словно в последний миг затмения, когда последней сапфировой искоркой вспыхивает прощальный луч солнца, пишет свой дивный роман о любви, жизни и смерти.

Знаете, есть произведения, в которых проложена тонкая и заросшая травкой, тропинка, мимо которой пройдут большинство читателей, словно японские туристы со вспышками фотоаппаратов и брикетиками малинового мороженого, и лишь немногие лунатики чтения, пойдут в стороне от «туристов», и, если честно, ты испытываешь какой-то мрачный восторг от этого, что ты не причастен к этой весёлой толпе с мороженым и криками фотовспышек, похожих издалека, на эпилепсию светлячков.

Как мазохисту-лунатику (да-да, есть такие! Правда, мой смуглый ангел?) мне было с одной стороны приятно читать в рецензии, идиотическое мнение, что в романе - секс описан так нелепо и вульгарно и неумело..
Давайте сознаемся: мы все чуточку рады, когда произведение, которое мы любим — не понимает большинство, толпа.
Нам хочется любить и человека и произведение, — особенные, где не шимоняются туристы, где девственная красота, как в Раю.

Я не знаю, может вкус людей, читающих о сексе, деформирован условным — диснеем? Или любовными фэнтези и 500 оттенками серого? (ошибся ноликом, но так даже веселее).
Многие привыкли видеть в сексе — что-то романтически приглаженное, милое, «выглаженное» и сладкое в меру.
Но это же катастрофа. Всё равно что желать видеть душу и человека и его страсти — в таком же выглаженном виде, и потом искренне не понимать и ужасаться людям и душе на полотнах Мунка, страницах Платонова или Набокова.

Вы верите в секс после 65? 70?
Сознаемся, вопрос несёт в себе улыбчиво-фантастическую тональность: вы верите в жизнь на далёких звёздах?
В романе — много секса. Откровенного и милого, улыбчивого и сурового, как...непоседа-кот, утром сидящий над вами в постели, словно влюблённый призрак, ожидая, когда же вы перестанете притворяться (с 12 ночи!) что спите и покормите его, суровый секс, как.. затянувшееся молчание между влюблёнными, смешавшегося с молчанием звёзд, травы, перепуганного совёнка в ночном лесу.

О, не пугайся, дорогой читатель! Тебе не придётся мучить себя, наблюдая за сексом старых людей, которые могут умереть в любой миг и каждый раз боясь, за них, словно это экзистенциальная русская рулетка: оргазм может плавно перейти в сердечный приступ, и наоборот, и уже не ясно, где начинается одно, а где кончается другое.
Так тоже бывает в молчании влюблённых. Ну, почти так. Правда, мой смуглый ангел?

В романе много секса, но это — секс молодых, юных, и очаровательно-зрелых.
Секс — воспоминание. В этом смысле, наши старые супруги завели секс, словно внучку-снегурочку.
Но секс есть и у них, но о нём, как о Воландеморте, почти не упоминается.
Роман начинается с того, как наш старый герой, просыпается в постели от того.. что через него перелезает жена, младше него на 5 лет: в туалет.
Чуткий читатель поймёт, что это грациозное воссоздание образа рождения Евы из ребра Адама.

А существовал ли сам Адам, до своего сна? Ибо женщина, словно Афродита, явилась из пенного прибоя его сна, ибо и сама жизнь — есть сон, и Адам проснулся и родился, только повстречав Еву во сне.
Всё как в любви, правда?
Нашему герою 70 лет (тут милейшая и тончайшая отсылка на 7 дней творения и отдых. Но мы это не скажем радостным туристам с мороженым, правда?) и ему во сне приснился жуткий сон, как его милую жену кто-то насилует в постели, а она.. мертва.

Странный сон, правда? Тут без бутылочки не разберёшься. Сон был не один. В другом сне, его жена как бы раздваивалась и ехала на машине и он, с ней же, ехал за ней.
Конечно, уже эти два сна приличный повод пойти к подруге, с которой давно не виделся и выпить. И обсудить, разумеется, сон, если.. будет время.
Мне кажется, в аду, есть специальное место для тех, кто пишет аннотации к книгам.
Вот что написано к книге Апдайка.

Не понятно, это искренний идиотизм пишущего, или рекламный ход, дабы завлечь читателя?
Меня смущает то.. что тут курсивом интонации выделили — одержимость мужчины — сексом, и противопоставили его — религиозному преклонению пред женским телом.
Как писал в стихе Георгий ИвАнов — бедные люди.. пример тавтологии.
Так и тут. Для кого тело — храм, и часть души, для того и секс — всё та же молитва и религиозное действо, только на высшем уровне.
Мы же не о пошляках говорим, для кого и красота порой является нечто скучным и пошлым?

Наш герой, в 70 лет, получает от разглядывания лона своей 65-летней жены, такое же наслаждение, как от картины Рафаэля или прослушивания музыки Дебюсси — танец снежинок.
Ну, про Дебюсси и Рафаэля это уже я выдумал: просто вспомнил о моём смуглом ангеле.
Вот бы посмотреть на её милое лоно… в 65 лет, с таким же трепетом, словно школьник у доски, читающий стих Тютчева: вот-вот упадёт в обморок от счастья.. потому что читает он его очаровательной девочке на первой парте, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки: словно ласточка залетела в кабинет..

Дай бог всем, в возрасте 70 лет смотреть на своего любимого человека — с наслаждением, смотреть не на его душу, на осыпающийся краешек его существа, а на всего Человека.
Это то, что не может дать рай: состариться вместе с тем, кого любишь больше жизни, почти превратившись в одно существо, с даром телепатии и даже.. телепортации: старый человек порой не помнит как он оказался у милых смуглых ножек жены или в памяти своей — у парты с понравившейся девочкой, и эта память — сильнее его реального бытия в старости: и где он — настоящий? А?
Если бы мне сказали, что я смогу прожить последний своей день с моим смуглым ангелом, стареньким уже, и умереть, но.. за это я бы отдал свою теперешнюю жизнь, и молодость, я был согласился не задумываясь: прожить хотя бы один день вместе с любимой, уже старенькой.

Вот какая странная мысль пришла мне в голову. Нет, в сердце: ангел смуглый, ты читаешь это? Надеюсь, что да. Иначе почему ты сейчас улыбаешься грустно? Не просто же так, за чашечкой чая или..  принимая душ?
Только представь: нейтрино, мельчайшие частички, несущиеся со скоростью света с далёких звёзд и не замечая преград, словно Христос проходя через планеты и наши тела, стены и преграды обид и сомнений, коснулись твоей милой улыбки, чудесного носика твоего (ты сейчас его коснулась, верно, и грустно улыбнулась), нашего поцелуя, твоего чудесного бедра и лона…

И вот эти частички унесли твою неземную красоту, обратно, к звёздам: красота твоего носика сейчас где-то в созвездии Волопаса, милое тепло твоего лона, где-то у звезды Альфа Центавра, а наш поцелуй… где-то у звезды Вега.
Твоя красота как бы нежно распята в космосе. Мы в космосе — ещё вместе, и не расстались.
До этих звёзд лететь долго. Мы бы состарились. А между тем мы уже чуточку — там, словно в представлении Платона, думавшего, что души переселяются после смерти — на звёзды.
Может те души, которые любили по настоящему?
А кто любили по земному, словно школьники в летний и скучный лагерь, отправляются в Рай или обратно на землю, словно в деревню к бабушке: милая ссылка детства..

В этом смысле, конечно, возраст в романе — условен. И путешествие 70-летнего человека в свои воспоминания, может быть приравнен в будущей и новой теории относительности — к полётам к звёздам.
Только шёпотом, чтобы не услышали туристы с мороженым: тайная тональность романа, это путешествие нашего героя, с женщинами — по звёздам. В сексе.
Так раньше Платон ходил со своими учениками по тенистым аллеям, говоря о душе, красоте и звёздах, а наш герой — занимаясь сексом с женщинами, словно бы прохаживается с ними возле звёзд и учится у них — душе, жизни, бессмертию.
Разумеется, назвать нашего героя - одержимым сексом, как нечто уничижительное, значит унизить и женщину: унизить паломника и храм.

В некоторой мере, любовные связи нашего героя, точнее — его измены жене, это символ дней творения: есть смуглые ангелы первых дней творения, есть женщины, как улыбчивая травка 3-го дня творения, есть женщины, словно лунный свет и птицы, хотя одна героиня романа делила всех людей на: лошадок, птиц и сладкие булочки.
Вы бы к кому себя отнесли? Думаю, мало кто добровольно отнёс бы себя к лошадкам, да даже к единорогам.
А между тем.. большинство мужчин и женщин — это лошадки.

Почти с первых же страниц романа мы видим дивную тональность: наш старый герой, желая рассказать своей милой жене жуткий сон о ней, — проваливается в прошлое, в детство и юность, молодость, словно Алиса, проваливается — в рай.
Да и милая болтовня наших американских «старосветских помещиков», несёт на себе отблеск чего-то детского, милой чепухи, почти равной — шелесту травки, полёту стрекозы, сердцебиению кленового листочка в синеве.
Для большинства — это скучно и пусто. А между тем.. это быть может ближе всего к раю. И влюблённые знают как никто об этом.

Да, почти с первых страниц, читатель попадает в старую добрую Америку 50-х и 60-х годов.
Апдайк очаровательно воссоздаёт атмосферу тех лет, игры ребёнка, его тайные страдания и мечты.
Мне даже в какой-то миг подумалось, что моё детство проходило в 50-х годах в Америке: так всё блаженно-знакомо.
И это лунатическое блуждание по пустырям с палочкой и лазание с девочкой-непоседой в жёлтых шортиках по деревьям.
Всё это очень вкусно подано. Залюбуешься. Особенно романтические свидания подростков на папиной машине под тенистыми вязами вдалеке от города. Ах! написано так красочно, что мне на миг показалось, что это и у меня было!
Смуглый ангел, помнишь наше свидание на синем шевроле в милом американском городке 50-х годов - Травкент-хилл, под вязами?

В романе, камертоном проходит тема  — компьютеризации, её эволюции в военной сфере и в мирной.
В некотором смысле, это то же самое, что рельсы и железная дорога у Толстого в Анне Карениной: исхлёстанная дорогами природа, сокращающаяся и истерзанная, несущая в себе рок для главных героев, словно древний Ангел.
Скажу честно: я в эстетическом смысле — старовер. В том плане, что для меня, например, есть хтонические слова-уродцы, которые, будучи в стихе, принижают его: не может быть вечной красоты стиха, со словом  — компьютер.

Странно, да? Другая хтонь — чудовище, драконы… эти слова могут быть в вечном стихе.
Но Апдайку каким-то образом удалось сделать так, что этот ненавязчивый камертон компьютерной темы, — только углубляет душу романа.
Более того.. эта тема становится, некой лестницей Иакова, той самой, по которой в Библии, во сне Иакова, Ангелы сходили к дочерям человеческим и восходили вновь.
Но только: тсс! Мы это ведь не расскажем весёлым туристам чтения с подтаявшим клубничным мороженым?

Ненавязчиво, Апдайк словно бы проводит дивную аналогию между программами в компьютере, и — программами в нашей жизни, в нашем теле, любви.
Тайная тропинка в романе, ведущая к главному вопросу: а кто автор? Кто управляет программой мира — есть ли бог?
Что есть наша любовь, Эго, гордыня, обиды, милосердие, злость? Тоже, программы? И не важно чьи: общества, времени, морали..
Трагедия в том, что всё это — программы, и человек как раб обречён их выполнять.
А чем же преодолеваются «программы»? Как вы догадались — любовью. В настоящей любви, которая, как то самое нейтрино и воскресший Христос — не знает преград и проходит через стены эго, обид, страха, сомнения.
В любви — мы становимся сопричастны богу и его Творчеству. Это ведь только наивные люди думают, что творение бога завершилось на 6 дне.

Вот, по тайной тропинке, заросшей травкой, по спиритуалистической тропинке, по которой я люблю прохаживаться в произведениях, вдалеке от туристов, я вышел на солнечную полянку с удивлённым сусликом.
Секс в романе — это некая попытка расправить крылья и припомнить молитву в раю.
А ещё — причаститься женской плотью, плотью любви — словно телом и кровью бога.
Читатель в романе встретится с тёмными и самыми тайными сексуальными желаниями женщин 60-х годов, и самыми нежными желаниями женщин.
Одна из героинь скажет с грустью: женщина предпочтёт, чтобы её избили, нежели оставили без внимания, равнодушны были к ней.

Это тоже, тайный камертон романа: что мы делаем с любовью? Это же продолжение наших душ и просиявших тел.. а мы терзаем их. Может так неумело и грубо пытаемся причаститься?
Лишь бы не тишина забвения и одиночества, тьмы судьбы, почти равной безмолвию между звёздами, удаляющихся друг от друга.
В этом суть романа: любовь — как преодоление смерти, небытия, могущего исподтишка разверзнуться уже на земле, при жизни, опалив наши души и судьбы — одиночеством, холодом любимых..

Читал с улыбкой, как наш молодой ещё герой, изменяя жене, которая стала ему не женой, а — другом и почти мамой (катастрофическая комбинация), занимается сексом с девушкой где-то в парке, но он стесняется.. воронов, собравшихся как назло всем своим семейством, чтобы посмотреть на его голые ягодицы.
Вам это знакомо? Просто вспомнил, как занимался сексом с девушкой и на меня с пола смотрел её серый кот. С милым прозвищем — форточник.
Мне было стыдно. Если бы на меня в этот миг смотрел ангел или дух её умершей бабушки или даже.. прости господи, удивлённый дух Льва Толстого, я бы не был более смущён, чем тогда, когда кот смотрел на меня и пробовал подойти ко мне и лапкой коснуться, словно в жутковатой игре в догонялки с котом-аутистом.

Так вот, читая о том, как наш герой, почти ребёнок и в старости, окунается в любовные связи с женщинами, изменяя жене, я подумал: почему в жизни так всё нелепо устроено?
С одной стороны, на высшем уровне символики, мы фактически видим не мужика-кобеля, как подумают большинство туристов, а самопознание женщиной — самой себя. Наш герой  — это как бы душа женщины, (зеркало!) в её Одиссее любви.

И не случайно, самая заветная любовница-друг нашего героя, была прекрасная шатенка.. с задатками мужчины, даже в сексуальном плане, нежно накреняющей тропинку близости к спиритуалистическому, обоюдоострому гомосексуализму (во туману то напустил, да? Хоть ёжиков с лошадками выпускай пастись..).
С другой стороны.. я грустно вздохнул: почему большинство людей заблуждаются о сексе и поле, и относятся к нему как к чему-то запретному и низменному, или как.. как.. к несчастному мальчику из Диккенсовского романа, непоседе, которого взрослые бьют и унижают, скрывают в подвалах?

Ведь что по сути хотел наш герой? Восхождение по платоновской тропинке любви, — к звёздам.
Однажды, мы может узнаем, что наш пол — это просто трагическая и кровоточащая память о крыльях.
Однажды наш пол — был крыльями. И мы бессознательно помним, что коснуться крылом — друга, подруги, звезды, куста сирени или томика стихов — это невинно и блаженно, а не грешно и непристойно.
Если подумать, то все любовные трагедии из-за этого: мы забыли, что пол — это крылья.

Скажите честно: вам никогда не хотелось обнять крылом — друга, или подругу? Или.. нежно и робко коснуться крыла — подруги, или друга? Или просто увидеть крылышко друга, подруги?
Уточню: если бы у нас не было пола — этого жаркого узла из сияния далёких звёзд, красоты и боли, а были бы — крылья.
Что с нами не так? Или какой-то бес решил подшутить над людьми и написал эту жуткую программу, которой мы следуем рабски, забыв о том, что главное  — любовь, и что единственный грех и разврат и измена — это равнодушие, боль любимого человека и отсутствие любви?

Апдайк удивительно тонкий писатель. Я кажется понял, почему его любил Набоков.
Он совершенно по-толстовски тонко описывает, как жена нашего героя, держащая младенца в руках, не видит испуг на лице его матери, потому что.. мать боится, что женщина, держащая её младенца, может увидеть сходство его — с мужем этой женщины, который ей изменил.
А как вам такой тончайший образ? Апдайк сравнивает человека, подходящего к умершей возлюбленной, лежащей в траве, с тем, как человек робко подходит к колыбели со спящим ребёнком.
Да это же почти хокку. Чистая поэзия — тихое сияние жизни и смерти в одной строке.

Туристы далеко ушли? Мороженого и газировки у них много?
Тогда можно сказать самое главное, тайное: в начале романа, как бы на полях сюжета, как рисунки на полях в школьной тетради, происходит выстрел.
Это детство нашего героя. Просто где-то раздался выстрел. Как он потом узнал, это застрелился в доме молодой парнишка, из пистолета отца: он подрабатывал вожатым, и один ребёнок, во время купания, прыгнул в воду с сломал себе шею.
Это была его вина. Не усмотрел. Потому и застрелился.

В конце романа — наш герой, фактически повинен, но косвенно, в гибели женщины, которую любил.
Именно — любил. В этом прекрасный, до ужаса — символ. Словно написанная кем-то программа, действует уже сама по себе и живёт словно грустный Джинн-аутист. и путает связи и подобия: любовь равна жизни. Правда? Любовь выше жизни. Верно? Если любовь настоящая. Но мы то часто забываем об этом, думая, что это излишняя романтика.. мешающая нам жить и зарабатывать жирок в судьбе.
Программа ли виновата? Жизнь? Мы? Если любовь проходит или человек отрекается от любви.. то и человек, которого  любили — умирает. «Программа» найдёт способ, как всё обставить.

Женщина разбилась на машине и сломала шею. Как и тот мальчишка из детства нашего гг.
Что сделал он? Убил себя? Нет.. он женился на жене священника.
По своему забавно и мило, правда? А если…. это любовь и она сильнее смерти?
Вот что меня мучает.
Простил ли он себя? Есть жизнь — хуже смерти. Даже если человек вроде бы и счастлив. Его иногда «накрывает» небытие.
Нашёл ли он в своей Джулии, на старости лет, ту самую женщину, о которой мечтал всю жизнь, чьей милой вагиной он любуется и в её 65 лет?

Помните скандальную картину Мане — Происхождение Мира?
Там женщина лежит на спине, расставив ноги, являя нам и миру — лилово-карюю Тайну.
Думаю, в этом плане, это главнейший камертон романа, самый тайный.
Знаете кто на самом деле Та самая женщина, идеал и совершенство, чья красота равна звёздам и музыке Дебюсси, картинам Рафаэля, с кем в итоге изменит наш 70-летний герой, любимой своей Джулии, почти — Джульетте?
Туристы далеко ушли? Не вернутся?
Тогда можно произнести это древнее женское имя: смерть.
Читатели с тонким чувством вкуса оценят, поймут, что роман завершается вовсе не небрежно, а идеально: ненавязчиво, тихо, словно милая болтовня старых супругов; милая болтовня нашей души с самой собой, любовью и совестью, перед тем как заснуть — навсегда.

Странная, но выдающаяся книга - сюжет, перипетии и интрига - о, куда же без нее. Впрочем, не все оценят посыл произведения: то же мне, скука смертная, наблюдение за жизнью американского двуногого, чье существование влачится между женой, случайными связями и компьютером, “да так пол России живет, хотите тоже книгу напишу”? Все - все, да не все - почерк мастера не скопируешь.
Что мы имеем: Оуэна, американского разработчика компьютерных программ, инфантильного типа, странным образом пользующимся успехом у женщин; имеем собственно женщин, проходящих через его жизнь, разных характеров и сексуальных предпочтений; имеем жену, мать четырех детей, вся в делах, умна, хороша, но чрезвычайно заморочена. История стара как мир, и должна была быть названа “Провинциальный секс”, коли уж такое название рефреном проскакивает в названиях глав. Название романа Апдайка немного обескураживает, ибо речи о деревнях в "Деревнях" не идет и вовсе, все действо происходит в провинциальных американских городишках, а в них, как известно, все не слава Богу: то серийные убийства, то нашествие полчищ вампиров, то шуры - муры Лолит и докторов Гумбольдтов.
Произведение, кстати, не для молодых и веселых, и пусть не вводит никого в заблуждение порой проскакивающая порнографичность описания откровенных сцен, а скорее философского толка, и как - видится, для людей, кому за сорок. И пусть мне далеко не сорок, но пробрало - поначалу скучноватое действо заставляет задуматься, крепко так, не по – детски: страна другая, проблемы те же, мы ж все человеки. Очень много личного, порой кажется, что Апдайк писал о себе.
Много прочитал отзывов, в которых читатели сетуют на скукоту в изложении – согласен, мне тоже не сразу дался размеренный язык романа, но жизнь такая тяжелая штука – чтобы найти жемчужину, нужно погрызть раковину, и не факт что все зубы останутся целыми.

Все! Больше никогда не буду покупать книги по рекомендации кого бы то ни было. И пусть книжки, которые я читаю, не всем нравятся и рецензии не имеют большого резонанса среди книголюбов. Зато я читаю то, что интересно мне!
Такую бурю эмоций вызвала во мне книга Джона Апдайка «Деревни», которую посоветовал один знакомый, сказав, что я сама читаю всякую муру. Ну я и решила послушать совета. Слава богу, что купила небольшую книгу в мягком переплете – не так жалко денег. Я не смогла прочитать и половины. Скукотища! Когда я читаю и засыпаю за книжкой – верный признак, что книжка мне не подходит, и надо срочно начинать читать что-то другое. Я не говорю, что книга плохая. Если Джон Апдайк стал классиком мировой литературы, значит, книжки пишет хорошие. Но не для меня. Так бывает!

Джон Апдайк считается одним из столпов зарубежных классики. И я решила познакомится с ним , видимо зря решила. Второй раз за месяц у меня состояние псидака . Он бегает в моей голове и вопит от головной боли. Я не советую вам ее читать если вам не глубоко за 60 и у вас нет проблем с сексом.
Потому что тут много ,секса много проблем с этим , мой муж говорит что автор переносит в книгу свои проблемы . А значит у автора в жизни тоже проблемы.
Сказать что мне понравилось как пишет автор не могу , если бы он писал на другую тему , не так грязно и пошло . Возможно тогда бы он зашёл бы мне но вот эта тема не моя.

По началу я решил, что эта книга представляет из себя квинтэссенцию самообмана-самолюбования стареющего писателя. Главный герой и, вероятно, альтер-эго автора повзрослев (в юности за ним подобного не замечалось) становится настолько неотразим для противоположного пола, что буквально ни одна женщина не может устоять перед его обаянием. Все остальные мужчины, коллеги и знакомые главного героя выглядят на его фоне крайне комично и несексуально. Ближе к концу во мне затеплилась было надежда тжна то, что жизнеописание персонажа есть описание его постепенного грехопадения с последующими в конце трансформацией и раскаянием, но эти надежды не оправдались. Несмотря на всё вышесказанное книга вполне годная и к прочтению рекомендуется.

«Деревни» - это неоднозначный роман американского писателя Джона Хойера Апдайка, который едко и иронично рассказывает историю о взрослении человека, о его первом сексуальном опыте (и не только первом), а также о его семье, его интересах и стремлениях.

«Деревни», лично для меня, это самая настоящая книга-качели, потому что первые 15 страниц были безумно интересными и захватывающими, а следующие 15 невероятно скучными и пресными. Утрированно, но эти качели продолжались на протяжении всей книги. Кроме того, текст Джона Апдайка очень часто скатывался в какой-то бесконечный поток сознания, вне зависимости от того, описывается ли природа и окружающая действительность, либо же описывается внутренний мир кого-либо.

Главы, описывающие главного героя Оуэна в настоящем времени мне были не особенно интересны, т.к. меня не очень-то привлекают старые (ему 70 лет) развратники. Больше всего мне понравились главы Провинциального секса (их несколько), где буквально во всех подробностях описаны многочисленные (хотя для кого как) сексуальные похождения главного героя.

В общем и целом, «Деревни» - это сексуальная, возбуждающая и невероятно эротичная книга. Финал данной истории меня настолько поразил, что вызвал во мне бурю возмущения и негодования. Нет, концовка у книги не плохая и претензий к происходящему в ней я не имею, но она настолько жизненная, что не добавляет радости, а вселенская несправедливость и толстолобость людей начинает раздражать ещё больше.

Возможно, книга «Деревни» станет для кого-то одной из самых любимых, т.к. это довольно качественная история и Джон Апдайк мастер своего дела. Я же, в свою очередь, перечитывать данную книгу в ближайшие пять лет не планирую, но читать её Вам я горячо рекомендую!

"Морисси часто приглашали гостей – верный признак того, что они нуждаются в ком-то еще, чтобы переносить друг друга." (с)
Джон Апдайк "Деревни"
Для начала стоит сказать, что Апдайк не может быть плохим. Он может быть где-то скучным, иногда затянутым, слишком повернутым на сексе, но никогда - плохим. Все помнят его Иствикских ведьм! "Деревни" же - предпоследний роман лауреата Пулитцировской премии, ему было уже за 70, и я могу сказать, что это чувствуется. Кажется, что примером одной пожилой супружеской пары из провинциального городка, Апдайк хотел передать свой жизненный опыт читателю. И пусть вас не пугает аннотация, роман совсем не о сексе! Хотя и его там предостаточно, конечно! От этого роман и жизненный такой, ведь по сути, нами управляют инстинкты, разве не так?
Пусть эта книга просто рассказывает о жизни одного заурядного пожилого мужчины, пусть в ней нет каких-то резких поворотов сюжета и огромного количества событий, но за особый язык и фирменный стиль, Апдайку можно все простить!

Думая, что люблю Апдайка, схватилась за книгу без лишних раздумий. Подробные  описания бытовой жизни в своих браках - вполне себе интересны. Плавать в этих подробностях очень даже не против. Но долго думала, что же меня все таки раздражало в этой книге. Во-первых, отсутсвие хронологии, постоянно прыгающие описания первого брака, детства, юношества и отрочества главного героя смешанные с настоящим временем. Во-вторых, о ужас, эти сцены дилетантских попыток пробы секса, описания голых тел и причиндалов - совсем не сексуальные и вызывающие жалость к главному герою. Ирония и саркастические шутки автора - в настоящем времени воспринимаются как ну очень плоский юмор. Апдайк, люблю твоих несравненных Ведьм и даже чуть чуть Вдов. Но это произведение не будет у меня любимым.