Фрагменты

Принимать посредника за истинного Бога — идолопо­клонничество в широком смысле. Полный отказ от посред­ника есть лжерелигия — поэтому суеверие или идолопоклон­ничество и неверие или теизм, который можно обозначить как древний иудаизм, в обоих случаях является лжерелигией. Атеизм, напротив, есть лишь полное отрицание религии как таковой и не имеет к религии, следовательно, никако­го отношения.

Истинная религия принимает посредника за посредника, почитает его органом Божества — его чув­ственным явлением. В этом смысле иудеи получили в пе­риод Вавилонского пленения истинно религиозную тен­денцию — религиозную надежду — веру в будущую рели­гию, которая чудесным образом в корне преобразила их и сохранила в удивительном постоянстве вплоть до наших дней.

Но при ближайшем рассмотрении истинная религия кажется также антиномически разделенной на пантеизм и монотеизм. Позволю себе толковать пантеизм не в обыкно­венном смысле, но понимать как следующую идею: органом Божества, посредником, может быть все, что угодно, если оно поднято мной на эту высоту; монотеизм, наоборот, означает веру в то, что в целом мире существует только Один орган, который соответствовал бы идее посредника и проповедни­ка Божия, и я сам принуждаю себя к выбору такового, ибо в противном случае монотеизм не мог бы быть истинной ре­лигией.

Какими бы несовместимыми ни казались эти религии, их, пожалуй, можно объединить, сделав монотеистического посредника посредником среднего мира пантеистов, кото­рый как бы сконцентрируется вокруг него, так что оба будут нуждаться друг в друге, однако по-разному.

Истинная религиозность ни в чем так не нуждается, как в промежуточном звене, связующем нас с Божеством. Непосредственное общение с Ним для человека абсолют­ но невозможно. В выборе промежуточного звена человек должен быть полностью свободен. Даже минимальное при­нуждение в данном вопросе наносит религии вред. Выбор характеризует человека — и образованные люди выберут, таким образом, весьма сходные посредующие звенья, тогда как выбор необразованного человека обычно непредсказу­ем. Поскольку лишь немногие способны совершить свобод­ный выбор, общезначимость некоторых промежуточных зве­ньев будет возрастать либо случайно — по ассоциации, либо в силу особой пригодности для этого.

Так возникают госу­дарственные религии. Чем более самостоятельным становит­ся человек, тем меньше промежуточное звено определяется количеством, совершенствуя при этом свое качество, и отно­шения человека с ним становятся все более многообразны­ми и развитыми — фетиши — созвездия — животные — ге­рои — боги — Единственный Богочеловек. Скоро становится заметно, сколь относителен выбор между ними, и невольно приходишь к мысли, что сущность религии не столько зави­сит от свойств посредника, сколько от восприятия оного и от взаимоотношений с ним.

Сейчас совершенная демократия и монархия образу­ют, казалось бы, неразрешимую антиномию — преимуще­ство одной формы правления уравновешивается противопо­ложным преимуществом другой. Молодежь отстаивает пер­вую форму, степенные отцы семейств — вторую. Кажется, что причина этого разделения — в полном несовпадении симпатий. Один любит изменения, другой — нет. Все мы, на­ верное, в определенном возрасте любим революции, свобод­ную конкуренцию, состязательность и тому подобные прояв­ления демократии. Однако эти годы проходят, и мы чувству­ем влечение к мирной жизни, когда хоровод кружится вокруг солнца, и лучше быть одной из планет, чем вести разруши­тельную борьбу за верховодство.

Будем хотя бы терпимыми как религиозно, так и политически — признаем, что у дру­гого разумного существа могут быть и другие пристрастия, чем у нас. Терпимость, сдается мне, постепенно ведет к вы­сокому убеждению об относительности всякой позитивной формы — полной независимости зрелого духа от индивиду­альной формы, которая для него не более чем необходимый инструмент. Придет время, когда политический монотеизм и пантеизм как необходимые корреляты образуют прочный синтез.