Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости. 1921-1941 годы

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема "Россия и Запад", в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920—1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой стра...

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,9

8 оценок

5
38%
4
50%
3
13%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 10Хотят прочитать 53

Рецензии

red_star28 августа 2018 г.
Мир мрачных 30-х
Тяжелая, давящая книга. Автор намеренно не избегает телеологии, последовательно сводя все, что происходило в области культурных связей с заграницей к Большому террору конца 30-х, развертывая перед нами постоянно ухудшающуюся картину сползания страны к массовым репрессиям.
И это довольно странно, потому, что для такого четко заданного рассказа совсем не обязательно было брать в качестве темы эти самые связи с заграницей. Увы, но такой нарратив уместен в любой сфере – от биологи до балета, поэтому несколько теряется специфика самих культурных связей, остается только сам мрак. Пожалуй, именно в этой работе я впервые и прочувствовал, почему телеология в истории – это сомнительно.
Однако вернемся к самой книге. Она большая, не по количеству страниц даже, а по обхвату. Дэвид-Фокс вроде бы пытался писать о ВОКСе, но не удержался, начал писать и про Горького-внутреннего иностранца, а потом еще про «Интурист», а потом и про Арплан, а потом еще про тех и про этих, в итоге перенасытив повествование и начав извинятся, что не говорит подробнее о том-то и том-то, так как это, уже, оказывается, за рамками его темы. И везде автор исходит из жестко заданного регресса – от относительной свободы культурных связей начала 20-х (на фоне АРА и интереса к СССР в Веймарской Германии) через волны культурных сдвигов 30-х к параличу времен Большого террора.
Рассказывает автор интересно, информировано, порой даже увлеченно. Страшно читать про советских интеллигентов, настоящих коммунистов, сгинувших в конце 30-х. И Третьяков, и Аросев (отец Ольги Аросевой, о чем я не знал), и Кольцов, и Каменева, и Динамов – вот краткий список героев книги, не переживших репрессии. Я думаю, что у меня никогда не будет внутреннего понимания, что тогда случилось и почему эта катастрофа стала возможной. Поэтому невозможно, наверно, и писать про более ранние стадии тех самых культурных связей без осознания, что эти люди, столь много сделавшие для своей страны и для пролетариата (во что они сами сильно верили) просто будут стерты.
Если же волевым усилием вынести это за скобки, то можно увидеть блеклое подобие мира Ильфа и Петрова, в котором горстка энтузиастов учреждения второго ряда (ВОКС и другие структуры никогда не были на острие главного удара) пытаются повысить культурное влияние СССР во всем мире, ну или там, где есть такая возможность. Вечное лавирование между критикой внутри – от противников работы с интеллигенцией на Западе и Востоке – и критикой снаружи – множества обвинений в манипуляции общественным мнением в других странах. Отсюда и конспирация, и попытки заходить в различные организации через доверенных (и не очень) людей, провалы, откаты, проколы.
Автор, пожалуй, верно ухватил ту внутреннюю сложность, что сопровождала сам советский эксперимент – уверенность в превосходстве (общественного устройства, культуры) и неуверенность в бытовых условиях, самодовольство против неустроенности. Это противоречие вечно давало себя знать в неприятии критики, в поиске скрытых смыслов в предложениях помощи (вплоть до самых простых вроде помощи в редактуре переводов на языки стран, на которые пытались влиять). Тут Дэвид-Фокс крайне уместно вспоминает знаменитую книгу Ларри Вульфа о Восточной Европе, показывая, что западные визитеры также ехали к нам полные предрассудков и ощущения превосходства.
Опять же, если смотреть на первые 20 лет советской власти, то те несколько относительно светлых моментов, которые мы до сих пор вспоминаем, это лишь временное рассеивание облачности, а так градус внутреннего насилия нарастал все время, по крайней мере в конца НЭПа, так что все так и шло к буре 37-го.
В этом плане смежная книга Кларк куда оптимистичнее, вернее в принципе лишена этой телеологии, о которой мы уже говорили. Дэвид-Фокс настроен предельно мрачно.
Не стал ли такой подход последствием чрезмерного увлечения мемуарными источниками? Нельзя сказать, что они доминируют, но самые тяжелые детали позаимствованы именно из мемуаров. Так, некритическое цитирование мемуаров Солоневич (жены известного Солоневича), изданных РОВС в Болгарии меня искренне смутило. Особенно когда пошли стандартные ужасы вроде сотрудника НКВД, сопровождающего интуристов и убивающего детей-попрошаек.
Самая любопытная часть книги для меня – обсуждение тех самых витрин, которые автор вынес в заглавие книги. Хоть Дэвид-Фокс и настроен предельно скептично к СССР, он признает, что ни о каких потемкинских деревнях речи и не шло. Нет, действительно старались, из кожи вон лезли, а строили, возводили и организовывали. Другое дело, что далеко не всегда необычное и новое для нас было таковым для немцев или американцев. И наша зацикленность на промышленности или детских садах часто не срабатывала, ибо иностранцев не они интересовали – то самое несовпадение ментальных карт.
Дэвид-Фокс много пишет и о знаменитых визитах ведущих западных интеллектуалов в 30-е в СССР и лично к Сталину. Автор спорит с вроде-как-догмой, что интеллектуалы оказались падки на престиж, власть и обаяние Сталина, а потому некитически его поддерживали. Источники говорят, что многие до последнего сомневались, жаловались не отечественные порядки (в том числе и пресловутые бытовые) и только из-за нежелания вставлять палки в колеса антифашистской борьбе самоцензурировали себя и говорили об СССР хорошее. И Роллан, и Фейхтвангер, и Шоу и хотели обмануться, и хотели бороться с фашистами – вот вам и результат.
Опять же, нельзя не согласиться, что самоубийственные московские показные процессы стали водоразделом – после этого мечты о мировой культурной гегемонии стали полностью несбыточными. Заметьте, не коллективизация, не устранение бывших людей и прочее, а именно огонь по своим убил все наработки культурной дипломатии – весь эффект книгообменов, конференций, выставок и бесчисленных культпоказов. Понимал ли это Сталин? Кажется, да, так как и не предпринимал попыток новые встречи с грандами европейской культуры проводить.
Дэвид-Фокс завершает свою книгу эклектичным экскурсом в историю холодной войны, говоря, что США переняли советские практики государственной поддержки культурной дипломатии (и довольно успешно применяют их до сих пор), тогда как СССР так и не оправился в достаточной мере после террора, чтобы снова начать работать на Западную Европу, переключившись на второй и третий мир. Отвергая телеологию автора, хочется представить себе другой мир, без катастрофы Большого террора. Хочется, но чертовски тяжело, так порой убедителен автор.
Читать далее
48
968
DeadHerzog18 сентября 2017 г.
Это, конечно, далеко не первая (и думается, не последняя - там еще много чего копать есть) книга на тему восприятия иностранными - в первую очередь, западными - гостями сталинского СССР и влияния Союза на культурных деятелей Запада. Существуют не только общие обзоры, но и более глубокие, разделяющие гостей по профессиям, национальностям и отношению к Советам. Так что в этом смысле книга Майкла Дэвид-Фокса (МДФ) особой оригинальностью не блещет, ну да мне за незнанием темы и так сошло.
Насколько я понимаю, автор использовал несколько ноу-хау. Часть из них понятны и заметны только тем, кто давно следит за темой, потому как в книге немало места уделено различным спорам о трактовке тех или иных событий (оспариваются "тоталитарная" и "ревизионистская" школы, указывается на недооценку привлекательности сталинизма для европейских фашистов). Я же обратил внимание на то, что МДФ, например, воспринимает Горького как иностранца - тот уехал в 1921 году после ссоры с Лениным, а когда вернулся в 1928, для него была организована поездка по стране и везде он принимался как почетный знаменитый гость - и рассматривает отношения Горького и Сталина и последующие труды "великого пролетарского писателя" именно через призму этого восприятия. Впрочем, мне эта идея, хоть и интересная, показалась весьма спорной - вся глава о Горьком выглядит лишней, она как-то вываливается из общей темы книги: по-моему, векторы его деятельности и работы таких советских органов, как ВОКС, были направлены в разные стороны.
Дальше больше
Глава о Горьком оказывается зажата между частью о ВОКСе, рассказывающей в первую очередь о гостях в СССР, и частью об Интуристе, где больше времени уделено советской пропаганде на Западе. Автор вроде как хочет показать влияние "витрин" не только на Запад, но и на страну, однако мне кажется, что получилось у него это неубедительно - очень уж дискретно, между делом эта идея подана - хотя в принципе я с ней согласен. Про Интурист очень расплывчато и широкими мазками, а в главе о ВОКС непропорционально много времени уделено его первой главе Ольге Каменевой.
Части иногда отличаются друг от друга весьма сильно - особенно это заметно в главе, посвященной деятельности Арплана и попыткам повлиять на немецких крайних правых - от национал-большевиков до Черного фронта Отто Штрассера: МДФ в ней углубляется не в сколько в заигрывание советов с фашистами, сколько в разборки в германских политических кругах накануне прихода к власти нацистов.
Кроме того, автор постоянно сбивается на личности и это, как мне кажется, идет во вред общей теме книги. Он критикует советскую культурную дипломатию за то, что она "питала слабость к влиятельным фигурам", но сам совершает тот же грех. Я бы предпочел больше почитать о деятельности ВОКСа, Интуриста и других организаций, отвечавших за внешний и внутренний туризм, причем на уровне не звезд культуры, а обычных или рядовых граждан Союза и Запада типа американского инженера Зары Уиткина. Хочется узнать, как европейцы воспринимали советские выставки, а не почему Сталин поссорился с Андре Жидом. Например, когда Фокс пишет о визите в страну Поля Робсона, указывает, что в Союз приезжало и даже жило здесь много чернокожих из Штатов и Карибского бассейна, но как они жили, как работали, как их воспринимали - ничего этого нет. МДФ все время подсовывает всяких там барбюсов и уэллсов, которые, конечно, то же интересны, но кажется - скорее автору, который долго и глубокомысленно разбирает мысли и чаяния Ромена Роллана или супругов Уэбб. Я глянул библиографию автора и нашел, что про того же Роллана или второго главу ВОКСа Аросева он писал отдельно более подробно, так что возможно, в эту книгу Дэвид-Фокс просто добавил выжимки, наиболее подходящие, пусть даже и косвенно, по теме.
Для автора очевидно важны реакция и деятельность именно государства, советской элиты, или даже Сталина, так что он полностью игнорирует массы населения и даже рядовой состав партии, в результате мы видим только верхушку айсберга, а разбирая причины стремительно сменяющих друг друга явлений и процессов тридцатых годов, МДФ не замечает давления снизу и смену партийных настроений.
Впрочем, надо учитывать, что моя оценка зело субъективная: хотя по отдельности каждая глава выглядит отличной, но все вместе они производят впечатление сумбура вместо музыки, мне как-то совсем не зашло. Автор пытается донести идею, что культурная дипломатия, направленная вовне, формировала и политику внутри страны, но из-за зацикленности на "говорящих головах" так и не сумел этого доказать. В итоге целокупности не хватает, и несмотря на общий высокий уровень книги, от нее осталось общее ощущение неудовлетворенности.
Читать далее
15
371
giggster14 января 2015 г.
Книжка продовжила тему, розпочату для мене у «Коммунизме как религии» Рикліна та «Политэкономии соцреализма» Довбенко: чим керувалися західні інтелектуали, письменники і культурні діячі, які стали у 20-х-30-х на бік СРСР, а також методики та практики радянського «кульпоказу».
багато букв
5
146