Щегол

Иногда, чтобы понять целый мир, нужно сосредоточится на самой крохотной его части, пристально вглядываться в то, что находится рядом с тобой, пока оно не заменит целое; но с тех самых пор, как картина от меня ускользнула, я чувствовал, что захлебываюсь и пропадаю в безграничности - и не только в понятной безграничности времени и пространства, но и в неопредолимых расстояниях между людьми, даже когда до них вроде бы рукой подать, со все нарастающим вертиго я представлял себе места, где я был, и места, где не был, утраченный, безграничный, неопознанный мир, неопрятный лабиринт городов и закоулков, летящий по ветру пепел и беспредельную враждебность, пропущенные пересадки, навек потерянные вещи, и в этот-то мощный поток затянуло мою картину, и она несется куда-то: крошечная частичка духа, колышется в темном море слабая искорка.

позже - в такси, и потом - я все прокручивал этот миг в голове и поражался тому, как легко я помахал ему рукой и ушел. почему я не вцепился в его руку, почему в самый-самый последний момент не попросил сесть со мной в машину, да твою мать, борис, и мы как будто школу прогуляем, когда солнце встанет, завтракать уже будем над кукурузными полями.
я его слишком хорошо знал, чтобы понимать: если улучить нужный момент, если его правильно попросить, он все что угодно для тебя сделает, и уже отворачиваясь от него, я знал, что он помчался бы за мной и с хохотом запрыгнул бы в машину, если б я его попросил - в самый последний раз

но я не попросил. и, сказать по правде, может,оно было и к лучшему - это я теперь так говорю, а тогда какое-то время горько о том сожалел. но больше всего я радовался, что в этом непривычном для меня разговорчиво-говорливом состоянии я сдержался и не сболтнул то, что сидело у меня на самом кончике языка, то, что я никогда не говорил, хоть мы оба все и так знали и мне в общем-то не нужно было говорить ему это там, на улице, вслух - я люблю тебя, разумеется