Собрание сочинений.

Считать себя бездарностью вряд ли было бы лучше, чем верить в свою гениальность: Федор Константинович сомневался в первом и допускал второе, а главное силился не поддаваться бесовскому унынию белого листа. Раз были вещи, которые ему хотелось высказать так же естественно и безудержно, как легкие хотят расширяться, значит должны были найтись годные для дыхания слова. Часто повторяемые поэтами жалобы на то, что, ах, слов нет, слова бледный тлен, слова никак не могут выразить наших каких-то там чувств (и тут же кстати разъезжается шестистопным хореем), ему казались столь же бессмысленными, как степенное убеждение старейшего в горной деревушке жителя, что вон на ту гору никогда никто не взбирался и не взберется; в одно прекрасное, холодное утро появляется длинный, легкий англичанин - и жизнерадостно вскарабкивается на вершину.

- тощища какая... - думал он, возвращаясь в свою комнату, - и что мне теперь делать? выйти погулять что ли?..
этот день его, как и предыдущие, прошел вяло, в какой-то безвкусной праздности, лишенной мечтательной надежды, которая делает праздность прелестной. бездействие теперь его тяготило, а дела не было. подняв воротник старого макинтоша, купленного за один фунт у английского лейтенанта в константинополе, и крепко засунув кулаки в карманы, он медленно, вразвалку, пошатался по бледным апрельским улицам, где плыли и качались чёрные купола зонтиков, и долго смотрел в витрину пароходного общества на чудесную модель мавритании, на цветные шнуры, соединяющие гавани двух материков на большой карте.