Three Loves

Она снова задрожала, не сводя глаз с двери, и это вдруг показалось ей символичным – что-то закрылось перед ней, преградив путь к былому счастью.

- Ты само совершенство. Когда ты идешь, я слышу, как тебе аплодируют.

Звезда на надежд погасла, идол, которого она подняла на пьедестал, лежал, поверженный, у ее ног. Все было принесено в жертву - в жертву глупости и недомыслия.

В душе боролись противоречия: она терзалась мукой и вместе с тем была охвачена сильным желанием достичь духовных высот – желанием, которое стало сущностью ее жизни.

-Ты похожа на крота, копошащегося в темноте.
– Но крот в конце концов пробирается к свету…

Она не должна так думать, ей следует обуздать свой чересчур пылкий нрав. Это грех – и тяжкий грех – осуждать власть, поставленную над ней волей Господа.

Разве посторонние могут понять это счастье, эту душевную радость, этот восторг? Несмотря ни на что, оно принадлежит ей – живое, горячее и нежное пламя, перед которым все прочее меркнет и становится незначительным.

Они все потеряли – и вдруг обрели вновь. Испытанные терзания остались в прошлом, им на смену пришло ликующее чувство облегчения.

Дом, пустующий и оттого незнакомый, лишенный всего материального, но все же, как ей казалось, населенный образами, насыщенный прошлыми событиями, увешанный гобеленами, сотканными из сокровенных моментов ее жизни, хранил странное величие покинутого места.

– Мне понравилось, очень понравилось. Это было как… не знаю… хотелось что-то постичь, но я не смогла.