
Всемирная история в романах (Вече)
jump-jump
- 246 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
И в первую очередь читатель, то есть я. И совсем не в торжественном смысле. Это болезненное и кровослезное челобитье об стол.
Трилогия Жданова описывает события русской истории и берет свое начало от времени перед рождением печально известного Ивана Грозного, а заканчивает бурными временами Смуты. Интересно? А то! Само правление Ивана Грозного, не говоря уже о его жизни в целом, это ведь действительно трагично и увлекательно, появление Лжедмитриев – и того более, ну а Смутное время – вообще неисчерпаемый поток событий. Борьба за власть, интриги, покушения, войны!
Вот из всего этого великолепного бульона славный русский писатель умудрился сделать невыносимо пресную вещь (если брать все три романа как одно произведение), полную бестолковых пространных бесед, часто больше похожую на неловко перекроенный учебник истории, чем на исторический роман.
Если брать романы по отдельности, то тут срабатывает правило «чем дальше – тем хуже». Первый роман, пусть и почти свалил меня бесконечными церковными тирадами типа «позволь, Господи, пришить врага моего», воспринялся еще как-то. Детство Ивана Грозного описано вполне интересно, были очень заметны попытки (робкие, увы) автора разобраться и показать, как и почему правитель стал именно таким. К великому сожалению, уже к концу этой первой части они слились полностью.
Далее мы получаем такой интересный поворот: в Угличе царевича Дмитрия не убили, а укрыли где надо, и малец-мечтатель, выросший среди иноков, долгое время и не подозревал о своем божественном предназначении, пока тайна внезапно не открылась вместе с глазами будущего царя!.. Мечты сбываются, теперь он с боем и поляками, красивый и отважный, вернет свое царство и спасет его! Нет, это не сюжет диснеевского мультика, и не фэнтези там какое-нибудь, это роман Жданова о русской истории. И опять же, несмотря на такой хоть и банальный, но трогательный мотив, книга вышла еще суше предыдущей.
Закончилось все это невнятным описанием Смуты. Можно, конечно, сказать, что едва ли время это можно описать внятно, но… Такой водоворот событий, а толку – чуть. Тут тоже как нельзя остро выпирает основной недостаток всех трех произведений: мало действий, а те, что есть, описаны сухой строчкой факта, будто взятой из учебника. Описаний чего-либо минимум, зато много совершенно пустых диалогов, в общем и целом сводящихся к одному – Господи спаси православную землю, ай несчастна Русь-матушка, ох, ах, челом тебе бью, пошли в церковь. Была у меня слабая надежда, что в этой белиберде проступит логика действий персонажей, их характеры, но ничего подобного. Кажется, все это для того было сделано, чтобы показать, каким языком трепался люд в России тех времен.
Но что самое-самое плохое – это если убрать реплики автора и обращения, а затем попытаться угадать, какой персонаж что говорит, то ничего не выйдет. Все персонажи говорят абсолютно одинаково. И рыдают одинаково. И воют. И больше ничего, к слову, толком не делают. Это, знаете, как картонки с подписанными именами. Почти никаких индивидуальных черт.
Отчасти поэтому не скажешь, что автор в эпохе как рыба в воде, напротив, получается как-то неловко, неполно, все то комом, то пустыми речами. Создается впечатление, что он вообще не представляет себе этих исторических персонажей как живых людей.
И, к слову, тема Третьего Рима, храбро заявленная в самом начале (и даже симпатично подведенная в первом романе), потом повторилась слабым таким, жалостливым отголоском и тем самым слила весь посыл в небытие. Получилось «я вроде как сейчас читал авторское изложение русской истории, но его мыслю чего-то не уловил, потому что она стухла где-то в середине». Ни победы, ни поражения, ни урока. Просто стухла.
Итого безвкусное совершенно чтиво, даже не знаю, как еще его обозвать. Никакой увлекательности, ни красоты, вообще ничего. Только сухие факты, подчас сомнительные (возьмем ту же историю с выжившим Дмитрием) да мольбы Богу.

Москва златоглавая....Русь соборная...Третий Рим... Панславянский мир... Собирание земель русских.
Иван Грозный сразу ассоциируется с убийством сына, опричниной, массовым сидением бояр на школах, развратом, мучительством всего живого....и написанием церковных псалмов. Однако это произведение посвящено другому аспекту жизни царя и переворачивает стереотипное мышление относительно самодержца.
В книге две темы: глобальная и личностная. В масштабном свете представляется объединение земель под эгидой христианства и создание мощного оплота при помощи присоединения Казани. Индивидуалистский же план рассматривает формирование личности царя под влияние смутного времени, где желание выжить и устоять убили доброе начало и взрастили темную сторону.
Однако присоединение Казани, которое должно было возвеличить русскую православную церковь на самом деле было сопряжено с массовыми убийствами, грабежом и развратом в отношении к мусульманам, чем, собственно, сопровождаются все войны, особенно завоевательные, поскольку высвобождают грешное, животное начало в человеке. Смерть и безнаказанность подталкивают его к самоутверждению такого рода, где губя чужие души, губишь свою.
Что уж говорить, если во главе похода царь, единственным оправданием которого являются эпилептические припадки. Когда молитвы Богу посылает столь жестокий, гибнущий в блуде и сиянии зла, человек, вряд ли это поспособствует развитию истинной веры и становлению христианства.
Однако дидактизм книги проявляется в том, что автор, обращаясь к истокам жизни Ивана Васильевича, приоткрывает нам завесу его отношений с матерью Еленой Глинской и матушкой Аграфеной, а также братьями и сестрами, где он был светлым, добрым, внимательным ребёнком с чистой душой. Но душу кинули в грязь и сплясали на ней демонический танец. Распри и козни врагов, бесконечные перебежчики и предатели, которые " за день меняют три личины, ещё и четвёртая - про запас", убийства в жанре хоррор на глазах у ребенка, заставляют его разуверится в мире света и истинной религиозности, сломив тягу к добру и подменив понятия. По сути, с волками жить - по- волчьи выть. Сама природа во имя самосохранения развила в нем жестокость, но взамен забрала здоровье, поскольку перерождение из ангела в демона не может пройти безболезненно, душа тоже жаждет защитить себя. Отсюда и его перепады, попытка вернуться к вере, однако священники хороши в уединении. Когда религия вмешивается в государственные дела, она становится всего лишь манипулятивным элементом в великих политических играх. И тут уже важно, кто одержит победу: правитель над церковью или попы над правителем.
Здесь перевес происходил то в одну, то в другую сторону из- за внутренней раздвоенности Ивана Грозного.
Отдельно хочется упомянуть о проклятии, которое так мрачно окрасило первые страницы книги, проклятии, гремящем в веках, слетевшим с губ Соломонии в момент пострига её в монахини. Безусловно, это аффективное состояние, способное стать поражающим, сокрушающее сильнейших.
Грех же, закравшийся в стены монастырей, говорит не только о моральном разложении, но указывает на то, что они не были обителью Бога, а служили разновидностью тюрем, куда отправляли в ссылку провинившихся, дабы стереть их из людской памяти.
Стоит отметить стилистические приёмы, которые прекрасно отображают историческую эпоху, благодаря языковым элементам, присущим тому времени. Это способствует погружению в прошлое и заставляет верить в происходящее.
"Наследие Грозного" - Вторая часть трилогии напоминает даже не детектив, а полу фантастический триллер в русских традициях, от которого веет чем- то ггоголевским. Можно долго спорить о соответствии исторической действительности, но автор подаёт нам как истину чудесное или хотя бы получудесное спасение наследника царского трона Дмитрия Углицкого. Обознались, дескать, не того убили. Да и того, который не тот, убивали в два приема, что уж говорить о том, кто это был. Главное убить, а там уже уверить народ, ччто то был Димитрий. Дальше был Федор Иоаннович. Тихий, флегматичный правитель, который отличился лишь тем, что благодаря ли, проклиная ли его появилась пословица "Вот ттебе, бабушка, и Юрьев день". Но царь тихо побил да тихо номер. Борисушка же Годунов возжелал запомниться народу.
И тут автора понесло. Голод, матери, готовящиеся детей на завтрак, трупы, находящие последний приют в желудках братьев и сестёр. И смиренный Дмитрий, который решил ненадолго спасти Россию. Несомненно юношу обрадовалась тот факт, что он, оказывается, властитель русский, но не забываем, товарище, мальчик ввоспитывался в монастыре и внимал слову божиему, в отличие от папаши, который на казни ещё из люльки глядел. От того парень и не приспособился к жизни в качестве самодержца, многим прощал да отпускал грехи, будто священник деревенский, а не наследник Грозного. Так что миссии своей юноша не выполнил, предназначения не оправдал. Только что не променял веру православную на раскольническую, продолжив традиции русской церкви и поддерживая функции Москвы как Третьего Рима.
"Во дни Смуты" - то ли отчаялся Лев Жданов изучать исторический материал, но заключительная часть трилогии напоминает ответ школьника, который учил историю Руси по сказкам да мультфильмам. Обрывочные понятия: Семибоярщина, Земский собор, поляки, Иван Сусанин, Михаил Романов, ну и, конечно, второе пришествие...
Поляки тут воспринимаются как испытание для Руси на её состоятельность величать себя Третьим Римом да ещё оправдывать название на деле, с достоинством. Не перевелась на Руси богатыри...народ маш хитростью известен. История давняя, опостылевшая.
Потому перейдем к дидактической сути книги: в силу своей разобщённости и огромности Россия всегда славилась внутренними распрями, да такими, что каким там Хосе да Луизиано, тут Шуйские, Годуновы, Голицыны, Шереметьевы....и один другого краше. Грызутся за сладкую кость - трон то бишь кремлевский. Бояре тянут одеяло на себя, русский патернализм занят вопросами крови и ищет вечно возрождающихся Дмитриев-Фениксов. Однако чуть беда надвигается извне все становятся против врага единым фронтом, забывают былые обиды. Этой ситуацией обязательно пользуется некто из тех, кто заслуживает трон по голосу крови, и народ ликует.
Так, с Михаилом Романовым русская земля per aspera ad astra обрела долгожданный покой, а довольный своим стойким положением царь вновь занялся отстраиванием Третьего Рима. И зазвонили колокола на Руси, без коих жизнь народу не мила. Под их величальный, благостный или же тревожный, голосящий звон творятся все великие дела испокон веков.

На меня тут недавно напали православнутые русофилы, и я, наивная душа, попыталась очиститься от негатива, ими вызванного, посредством знакомства с романами Жданова, благо попалось такое задание в игре. Вдруг, думаю, воспылаю любовью к русской истории, ведь исторический роман для этого – лучшее дело! Все оживает, захватывает, словно сам там побывал, а там и до симпатии недалеко, будь хоть это самый кровавый период в истории.
Но ничего у меня не получилось.
Итак, «Третий Рим», начало. Время перед рождением печально известного Ивана Грозного. Много интриг, суровой царской воли, и это достаточно интересно. Но чем дальше, тем больше сметает поток церковников. Ей-богу, будто со страниц эта орда слетела и чуть не задушила, причем продолжалось это вплоть до самого конца романа. Фраза книги – «Господи, дозволь извести еретичку!» И они потом еще на католиков жалуются, а.
Сия отменная логика так пропитывает роман, что, того и гляди, перельется через край. Дайте нам благословление на резню, и вот на это убийство, а давайте вообще дитя придушим, господа ради. Все это в совершенно жутких для меня фразах, этаком старом выговоре с массой причитаний, суеверий, диалоги эти растягиваются на много страниц, смысл десятка реплик «господи прости», а толку чуть. За этим и действий почти не видно.
И вот к слову о действиях. Роман вообще напоминает сборник сухих фактов, разбавленных этими самыми диалогами, и не больше. За счет этого персонажи тоже особо не раскрываются и сохраняют за собой русскую манеру выть, причитать и плакать, а характер за этим черта с два разглядишь. Особо обидно, что очень хорошо начинающаяся «грозность» царя, которую нам показывают постепенно, к концу тоже как-то слилась, от какой-никакой психологии, взгляда со стороны, плавно перешли в сумбур души царевой, где ни черта не понятно, и в результате все тоже сводится к сухим фактам из школьного учебника. За исключением, разве, борьбы юного царя с собственной злобой, где он предстает читателю как девочка-школьница, уткнувшаяся в подушку.
И самое-самое. Сколько кровавых событий было в эту эпоху, но и это умудрились слить. Напряжения не чувствовалось никакого – поскольку персонажи как следует не раскрывались, то и резня безликой массы как-то ни о чем. Так что грусть-тоска. Однако отдельный плюсик за то, что помянули словцом Нерона, пусть и кривовато.

Как бы тесно ни сошлись, ни слились люди в шумной толпе, – они одиноки… Как далеко ни отстоит одна душа человеческая от всех других, – она влияет на них и сама испытывает их влияние, тайное, могучее воздействие на себя, на каждое движение свое…

Что бы ни было страшное, да легче его знать, чем пустяковой беды ожидать!










Другие издания


