Соловей

На улице золотая осень с проседью изморози, настроение соответствующее: тёплое золото, покрытое колкими морозными иглами минора. В такую погоду читать почему-то почти не можется, так что я вяло перелистываю биографию Ганса Христиана Андерсена, а попутно — его сказки.

Биография, конечно, ах, и я очень понимаю бедного Ганса, который всю жизнь старательно писал серьёзную взрослую прозу, выкладываясь по полной, но его работы, вымученные потом и кровью, в лучшем случае вызывали лёгкий кивок одобрения: "Не говно, и ладно". Стоило ему левой пяткой написать что-то лёгкое от балды, сказюлечку для разгрузки мозгов, как мир вокруг наполнялся восторгами и пищащими фанатами. С другой стороны, Джим Керри и Георгий Вицин тоже всегда хотели играть трагические роли (и могли, а Джим так всё ещё может), но публика решила зрелищ, и вот они оба вечные комики. А Ганс — сказочник.

С другой стороны, очень трудно поверить, что он действительно писал сказки походя, потому что видно, насколько глубоко они продуманы: визуально, символически, по характерам. На многих сюжетах так и непонятно, что делать: плакать, смеяться, грустить, радоваться? Если в большинстве народных сказок финал однозначно хороший или однозначно плохой, то с Андерсеном не всё так просто. Впрочем, возможно, за это его так и любят дети. Я не устану повторять, что не надо их никогда считать за маленьких тупоголовых дурачков. Им нужна тренировка сложного восприятия и сложных эмоций, а Андерсен тут как тут.

"Соловья" решила перечитать после того, как невольно процитировала сказку в отзыве на "Ключ" Танидзаки. В самом деле, начало у неё такое же запоминающееся, как и "Все счастливые семьи похожи друг на друга..." — "Ты, верно, знаешь, что в Китае все жители китайцы и сам император китаец". Правда, я сразу после этой фразы забываю, что дело происходит в Китае, и представляю всех действующих лиц европеоидами с непонятным местоположением. Не хочется как-то отдавать любимого серого соловушку куда-то в китайские земли, пусть у них поют какие-нибудь фениксы или кто-нибудь с трудновыговариваемым названием (интересно, почему слово "трудновыговариваемое" такое трудновыговариваемое?). Хотя на самом деле абсолютно неважно, кто и где поёт, тут китайская сторона дана лишь для условности, экзотичной нотки. Ну, или для объяснения того, почему главные герои не знают, как выглядит соловей.

В сказке поднимается прекрасная тема настоящего и искусственного. Вывод о предпочтениях делается довольно однозначный (Гюйсманс и Уайльд обиженно обмахиваются батистовыми платочками), но сама сказка очень нелинейная. Ведь любили же механического соловья все окрестные жители и даже детишки. И он стал прекрасной заменой соловью настоящему. Не будь такой механической игрушки, так обязательно кто-нибудь показал бы неприятную сторону человеческой натуры и засадил в клетку соловья живого, хоть и не поют они в неволе. А так почти всё время были и волки сыты, и овцы целы.

Очень андерсеновская сказка, полная именно того настроения, что я указала в первом абзаце. И старуха с косой и костлявыми пальчиками вдруг печалится о своём любимом садике и уходит в него. А вдруг поспел крыжовник уже, а она тут ерундой занимается?

Умная, красивая сказка
Она вроде бы и детская и начинается с простых незатейливых слов, обращенных к юному читателю

И рассказ о чудесной птичке, которая пела императору, а потом проиграла механической и была выброшена из императорского дворца. Но когда смерть подошла совсем близко к императору, именно пение живой невзрачной птички спасло ему жизнь. В этой истории все понятно даже пятилетнему малышу.

Но на самом деле в этой сказке гораздо больше слоев и смыслов. И если читать внимательно, они раскрываются один за другим. Чем же отличается искусство живое от его механического повторения? Почему люди идут на концерты, покупают дорогие билеты, чтобы услышать живую музыку, хотя ту же мелодию можно прекрасно послушать дома на высококачественной аппаратуре? Почему отстаивают очереди на выставку, чтобы увидеть шедевры мировой живописи, хотя репродукции картин можно найти в интернете ? Для чего нужны театры, если есть кино? Это вопросы скорее риторические, и каждый отвечает на них по-своему.
А вот еще. Император был удивлен, увидев, что тот самый соловей оказался серенькой невзрачной птичкой. Почему-то считается, что красиво - это дорохо-бохато К такому отношению нас приучает легкая культура. Но нас самом деле, чтобы спеть Casta Diva не надо надевать на себя "абажур из перьев"(так непочтительно высказались зарубежные студенты, не знавшие, что им показали поп-идола нашей культуры). Почему-то это понимание приходит так поздно, хотя Андерсен писал об этом 180 лет назад.

Или вот совсем не об искусстве. Вопрос о благодарности. Естественное человеческое чувство, которое не пользуется популярностью. Мы получили удовольствие, а теперь появился новый кумир, и старого можно выгнать, забыв обо всем ранее сделанном. А уж если недавний любимец публики осмелился думать инако ...И это не только о соловье из сказки.

Чем он начинается? Для каждого, своим. Я вот, кажется, "Огниво", как самое раннее помню. Шел солдат по дороге: ать-два, ать-два! Книжка была картонная с объемными иллюстрациями, больше похожими на театральные декорации. Открываешь страницу и очередная сцена, описанная понизу текстом, встает перед глазами. Собаки одновременно пугали и завораживали. Это ж надо, глаза с тарелку. Мам, а мельничное колесо, оно какое? - Большое. - Ну какое, как у машины? Нет, это тележное таким должно быть. А мельничное? - Большое.

Как такая огромная собака могла быть усмирена передником ведьмы? А потом огниво, оно какое? - Маленькое. - Ну какое-какое? -Отстань, я занята. И "Принцесса на горошине" в той же книжке. Много-много перин, на которые укладывают худенькую девочку с желтыми волосами, постриженными в пышный боб. Глазастенькая. Некоторые картинки-декорации дополнялись подвижными элементами. В эту, посредством возвратно-поступательного движения картонного шарнира, на конце которого закреплен был шарик,можно было вкладывать "под" перины горошину (иллюстратор от души позабавился за счет невинных детишек, думаю).

Почему же она чувствовала себя избитой? Горошина такая маленькая. Да они и мягкие из банки.. А потом в детском саду читают вслух "Снежную королеву" из другой большой книги и, ах, это невозможно уместить в уме и сердце, этого так много. Целый огромный мир, по которому странствует маленькая девочка в поисках названого братца. На улице зимой нужно быть осторожной, чтобы осколок тролльего зеркала не попал в глаз. Верите-нет, до сих пор опасаюсь.

И красных башмачков, которые забрала река сейчас еще немного жаль. А помните, Маленькая Разбойница? Опасная подруга. И сила семи королей, которая в тебе. А слово "Вечность" из кусочков льда. Сложи его - получишь весь мир и пару коньков в придачу.Он как вихрь. как смерч, как ураган врывается в твою жизнь. Только не отбирает, не уносит - заполняет ее всклянь и сколько будешь жить, они с тобой и в тебе - его герои.

Но вот случается лет в девять поехать с бабушкой к родственникам в Казань. Старшая сестра в лагере и тебе достают путевку - через пару дней поедут Наиляшку навещать, завезут. А пока почитай что-нибудь. И, о чудо, два тома сказок Андерсена, красный и синий. Хватаешь читать... Они какие-то все не такие. Девочка со спичками, зачем она умирает? Ель, ее сожгут в конце?.Был среди прочитанных тогда и "Суп из колбасной палочки". Как-кая странная несуразная сказка - подумала.

И Андерсена больше не читала. Сначала чувство, что откусила больше, чем могу проглотить. Потом все не было случая. После уж и детство закончилось. О прошлом годе подруга рекомендовала однотомник "Собрания сочинений" и я даже заехала за ним в книжный. Взяла, раскрыла и...снова поставила на полку. Я так давно не читала бумажных книг, что севшее с возрастом зрение явилось неожиданностью. Не смертельной, но неприятной. Зачем же стану покупать книгу, которую не смогу читать?

Когда бы не увлечение языками (потребность заполнять жизнь всклянь впечатлениями высокого качества, Андерсеном начавшаяся, никуда не делась с возрастом). Когда бы не дошедшая до датского очередь. Ну кого ты хочешь обмануть? Датский - потому что безумно хочется прочитать "Русалочку" на языке, каким написал ее автор. Но находишь прежде только "Суп из колбасной палочки" ("Суппе ме пульсепинне") - редкий язык датский и текстами на нем. интернет не переполнен..

Да ладно, пойдет. Читаешь, параллельно русский и оригинальный отрывки. Боже, какая прелесть. Эта идиома, сродни "выеденному яйцу" или "ерунде на постном масле" обыграна как обещание мышиного короля жениться на мышке, которая сумеет сварить суп из колбасной палочки - деревяшки. на которой коптится колбаса. Странствие четырех отважных претенденток, длившееся один год и один день. Потрясающий открытия, совершенные ими: "Я слышала, что поэт может что угодно, даже приготовить суп из колбасной палочки. А для того, чтобы стать поэтессой, нужны разум, фантазия и чувство". Для разума мышка проглатывает дюже вумную муравьиную царицу, не спрашивайте, как получены остальные ингредиенты.

А та милая малышка, что искала рецепта у политического узника, дело которого, по словам тюремщика, было супом из.(см.выше), успела подружиться с парнем и полюбить его. Да вот только как-то раз он угостил подружку особенно щедро, а потом ушел и не вернулся. И едва не плачешь. Не то, чтобы судьба политзаключенных как-то особенно тревожила тебя, Андерсен умеет говорить об этом так, что дотрагивается до сердца. И торжество ограниченного убожества в финале, совсем как в жизни.

О Принцессе на горошине. Теперь, сорок лет спустя, знаю - случается истинным принцессам странствовать пешком в тоненьком плащике под градом с голубиное яйцо. Это не делает кожу толще и не влияет на способность почувствовать горошину под дюжиной перин. .Андерсен эйвид (навсегда).

Время вскрывает в печальной и немного едкой сказке Ханса Кристиана Андерсена (который говорит голосом неподражаемой Анны Ганзен) ранее не столь очевидные смыслы. Принято трактовать, что, когда придворные Императора отправляются на поиски соловья и слышат других животных, это демонстрирует их неспособность отличить искусство от пошлого мычания. Но корова и лягушки ничем не провинились. Скорее, эти эпизоды иллюстрируют восприятие нашими современными детьми живого мира. Они также живут в окружении стен, узнавая о действительности в лучшем случае из книг. Но чаще всего, первое, что они слышат – это механического соловья. Мычание и кваканье с ужасающим электронным скрежетом раздаётся из недешевых, но безвкусных игрушек.

Мудрое и щедрое искусство в лице соловья не противостоит, а по-христиански оберегает власть. Император не жестокий самодур, он просто существует в среде с другими законами. Между свободой и роскошью пролегает огромная пропасть. Андерсен очень тонко и мудро не обличает правителя, хотя не удерживается, чтобы не добавить саркастических штрихов придворным. Сильнее власти только Смерть, но искусство невозможно держать на цепочке. И подлинного искусства нет смысла бояться, если оно о человеке и для человека.

Поводом перечитать сказку послужили иллюстрации Игоря Олейникова. В большеформатном издании от «Азбуки» они особенно напоминают эскизы к театральной постановке. У него изящно и выразительно проработаны полусказочные интерьеры и пышные костюмы. Эту пышность художник немного гиперболизирует, делает непригодной для быта, но зато атмосфера сказочного иного мира с ироническим прищуром самого Андерсена бесспорна. Олейников сочетает кроваво-красный и изумрудный цвета, будто отблески драгоценных камней или свечение знаменитых китайских бумажных фонариков. Он тоже любит смеяться, выстраивая бесконечную череду придворных, разыскивающих соловья по дворцу. Или возвышается до символизма, когда умирающий Император идет к окну, а за ним на подоле ночной рубашки-савана тащится груз потускневших драгоценных вещей. Не совсем ясна иллюстрация, на которой дети играют на фоне заснеженной деревни. Она нигде не соотносится с сюжетом. Но прекрасно продолжает смену времен года, которую передал Олейников, от весны астрономической до весны метафизической. И действительно хотелось бы увидеть постановку по этим эскизам. И чтобы там обязательно были уморительно надменный тигр и ленивые панды.

Сказка о повсеместном непонимании того, что: Искусственность – это еще не Искусство.

Нет, вовсе не природное умение соловья противопоставляется тут искусству соловья искусственного. Искусство соловья противопоставляется тут подделке под него:

• Недурно и очень похоже, да вот чего-то недостаёт, сами не знаем чего.

  Ещё это сказка о том, что Искусство никогда нельзя понять до конца:

• Извольте видеть, ваше величество, и вы, господа, про живого соловья никогда нельзя знать наперёд, что он споёт, а про искусственного можно! Именно так, и не иначе! В искусственном соловье всё можно понять, его можно разобрать и показать человеческому уму, как расположены валики, как они вертятся, как одно следует из другого!

  Ещё это сказка о том, что для многих и мычание сойдет за Искусство:

• О! – сказал камер-юнкер. – Вот он! Какая, однако, сила у такого маленького создания! Мне определенно уже доводилось слышать его!

  Ещё это сказка о том, что злые дела говорят громче добрых: