Повести и рассказы

Начать рецензию хочу по всем правилам, сославшись на классиков марксизма-ленинизма, так вот, молодой (22 года) Владимир Ильич, прочитав повесть, почувствовал себя запертым в палате №6, и, якобы изрек при этом "Вся Россия - палата №6". Эта фраза стала своеобразным клише, в контексте которого рассказ преподавался в школьной программе. Вторым клише стала фраза, произнесенная Рагиным:

Её можно встретить в подавляющем большинстве рецензий на повесть, многие делают еще один незаметный шаг, объявляя Ивана Громова - единственным нормальным в городе человеком. Ну, и многие, когда Рагин сам попадает в палату, делают вывод: Рагин пострадал, потому, что осмелился мыслить иначе.

Представляю ухмылку Чехова, если бы он прочитал такие резюме о своей повести. Автор, рассказывая о вещи, над которой работал, писал Суворину:

А это уже из письма к Авиловой:

Чувствуете иронию? Какое же тут легкомыслие, одно из самых сильных произведений автора, какой же здесь либерализм, о нем можно говорить только при поверхностном прочтении. Так почему же Чехов был так загадочно ироничен, не потому ли, что повесть, как впрочем, и все остальные, в первую очередь предлагалась вниманию русского образованного слоя? Чехову было интересно, узнает ли он себя, ведь русская интеллигенция и есть главный герой произведения, о ней он очень конкретно писал:

Два главных качества русской интеллигенции представлены двумя главными героями произведения. Причем, эти качества настолько постоянны, что они присутствовали и 130 лет назад, присутствуют и сегодня в полный рост. Иван Громов символизирует параноидальность нашей интеллигенции, а Андрей Ефимович - её никчемность и бездеятельность. Причем, подчеркиваю, за почти полтора века практически ничего не изменилось, и сегодня большинство нашей интеллигенции также девственно беспомощно и так же параноидально, то записываясь в верные холуи власти, то, наоборот, вставая под знамена оголтелого либерализма.

Конфликт любой власти с интеллигенцией заложен изначально, а поскольку представители интеллигенции, склонны к повышенной рефлексии и не отличаются особой крепостью духа, то параноидальная реакция становится частью нормы. Поэтому и кажется Иван Громов некоторым читателям "единственным умным и нормальным". Где же он нормальный, если он параноик, если он живет в измененной реальности? Где же он умный, если в поступках своих руководствуется не своим хваленым умом, а навязчивыми идеями? Представьте, что такой "умный и нормальный" получил бы реальную власть, он бы не в психушку прятал своих "преследователей", он бы их в концлагерях сжигал.

Рагин же носитель другой исконной черты отечественной интеллигенции, взращенной еще дворянством - обломовщины. Он абсолютно пассивен, он делает всё, чтобы устраниться от реальной жизни. Можно, конечно, сослаться на то, что в юности он подчинился отцовской воле, и выбрал не тот жизненный путь, который хотел. Но с его характером, точнее с полным его отсутствием и безволием, он бы в любой социальной роли оставался бы пассивным и бездеятельным.

Он не желает ничего делать и даже видеть, ему проще устраниться, забиться в угол и предаваться ничего не стоящим "размышлениям". Он любым образом избегает каких-либо обязательств, и социальных, и личных. Он оказался несостоятелен как профессионал - врачебная деятельность откровенно заброшена, как гражданин - сам не ворует, но закрывает глаза на чужое воровство, этакий соучастник-бессребреник, как семьянин - ни жены, ни детей. Но у него есть "ум" - главная его гордость, вот его "оригинальная мысль":

Отсюда рождается его "глубокое" мировоззрение о том, что нет смысла что-то делать и что-то менять, если всё смертно и обречено, единственное достойное занятие, это до бесконечности вести пустопорожние разговоры об этом. Вот мне попадались озарения, что, дескать Андрей Ефимыч такой самодеятельный буддист. Это не так, не надо принимать форму за содержание, содержание же "философии" Рагина - обычное оправдание своей никчемности.

Так что говорить о каком-то особенном "мышлении" Рагина, не таком, как у других, совершенно не приходится. И его попадание в дурку было, конечно же, спровоцировано прохиндеем Евгением Федорычем, но не совсем без оснований. Рагин на протяжении всего рассказа демонстрирует серьезный невроз, который выражается в его стремлении к компульсивным действиям - действиям ради них самих. Таково его чтение, совершенно бессистемное и неорганизованное, чтение ради чтения, с водочкой и огурчиком через каждые полчаса, таковы его "беседы" с Громовым - разговоры ради разговоров, и Иван Дмитрич, страдающий другим расстройством, указывает на это своему жаждущему "умственной пищи" собеседнику, таково наклеивание ярлычков на книги, которые он уже никогда не будет читать, после отстранения от службы.

Так что не прав был Владимир Ильич, Россия - это не палата №6, Россия - это описанный в рассказе уездный городок со всеми своими проблемами застоя, воровства, беспринципности и прочими прелестями, а палата №6 - это гадюшник её духовных вождей - параноиков и пустословов, потому Ильич и почувствовал себя в палате, что сам был частью этого гадюшника.

Мне очень нравится Чехов за его трагикомичность, за его произведения с тенью грустной улыбки. "Палата №6" - на удивление серьёзная повесть, смешного тут мало, а атмосфера запущенности и безнадёжности Богом забытого уездного городка сильно напоминает Достоевского. Знаменитая русская тоска, столь часто встречающаяся в классике, на текущем читательском этапе меня не привлекает, но гений Чехова скрасил и это.
Фон повести - это унылое месиво, состоящее из описаний городка, где зимняя слякоть сменяется весенней грязью; та, в свою очередь, летней пылью и крестьянским смрадом, а там и до осени недалеко: говорить о состоянии городка, утопающего в осенних ливнях и жидкой грязи, даже не приходится. И так до бесконечности. В этом чудном городке существует не менее чудная больница с отделением для душевнобольных людей, в народе именуемом палатой №6. В ней и около неё обитают главные герои повести и разворачиваются основные события.
Чехов не скупится на гадкие эпитеты, описывая больницу, а его сравнение больничного строя с тюремным наталкивают на мысли о том, что идеи, изложенные в "Надзирать и наказывать", существовали ещё задолго до рождения Фуко. Больница у Чехова - это скрытый, но вполне функционирующий институт наказаний, с системой заключений и надзирателями. Образ тюрьмы, как подспудного отражения описываемой больницы, нередко всплывает в повести: автор уже в первых строках произведения сравнивает унылый вид заведения с тюрьмой, пациент Громов теряет рассудок на почве боязни оказаться за решёткой (и в итоге оказывается за ней - только в палате №6), главврачу Андрею Ефимычу тюрьма мерещится из больничного окна.
Можно предположить, что свою идею пенитенциарной системы, расцветающей пышным цветом в больнице, Чехов распространяет и на устройство безымянного провинциального городка, и на всю страну в целом. Тоскливо и вполне узнаваемо выглядит несколько карикатурная, но от этого не менее явная дихотомия между, так сказать, приспособленцами и сопротивляющимися. Приспособленцы всякого рода (такие, как Хоботов, Михаил Аверьяныч) в целом наслаждаются жизнью и вполне сознательно закрывают глаза на всякую несправедливость, а в некоторых случаях не против и пойти на подлость. К жестокости они не склонны, но для этого существует рабочая сила (сторож Никита), которая без лишней рефлексии будет служить кому потребуется, не брезгуя и силовыми методами. Сопротивляющиеся - лишь отдельные личности, в социальном смысле совершенно инертные. На их глазах может совершаться любое безумие, последствия которого они прекрасно осознают, но повлиять не могут: боятся либо убеждают себя в бессмысленности сопротивления (у Андрея Ефимыча, скажем, такая позиция доходит до философского обоснования и до крайности). Представлено в повести и молчаливое большинство (Дарьюшка), которое вроде чего-то и понимает, но помалкивает.
И вот на сцене такого отдельно взятого социума разворачивается вполне предсказуемая трагедия, заканчивающаяся бессмысленным бунтом, отчаянием и продолжением накатанного сценария, правда, уже с переменой действующих лиц. Самое абсурдное и любопытное здесь - это расстановка сил. Кажется, что если хотя бы один персонаж рискнёт на кардинальные перемены (откажется подчиняться или хотя бы прислушается), то и сценарий можно будет разрушить. Ожидаемо, что этого не происходит. Остаётся лишь думать, что же хотел сказать Чехов больше ста лет назад?

"Попрыгунья стрекоза лето красное пропела... - эти, знакомые со времен начальной школы, крыловские строки сразу приходят мне на ум, когда я вспоминаю об этом рассказе Чехова и его главной героине - Ольге Ивановне Дымовой 22 лет от роду.

Ну что же, так оно и есть, "Попрыгунья" - это чеховская вариация крыловской басни. Только у Чехова стрекоза не зимовать просилась к муравью уже нагулявшись, а сначала вышла за него замуж, а потом уже пустилась во все тяжкие своих стрекозьих дел и страстей.

Крыловская нравоучительная мораль дополнена здесь горькой сентенцией "Что имеем - не храним, потерявши плачем". Потеря любимого мужа заставляет плакать главную героиню и сожалеть о совершенных ошибках, а ведь, пока он был жив, Ольга мало думала о нем, не замечала, использовала, предавала.

Вот я написал: "любимого мужа", мне могут возразить, да любила ли она супруга? Уверен - любила! Только любила так, как могла, по-стрекозьи. У поверхностных натур и чувства выражаются поверхностно, глубины они не достигают, поэтому и любовь у них короткая и эгоистичная.

А поверхностность продиктована внутренней пустотой, если можно так сказать - нищетой духовной. Но не в том значении, в котором это определение использовано в проповеди Христа, там нищета духовная трактуется отречением от материального и мирского, а у чеховской героини она символизирует отсутствие каких-либо значимых внутренних ценностей, кроме желания получать внимание и удовольствия от жизни.

Вот у её супруга такие ценности были - служение науке и людям. А еще у него была любовь, любовь к пустой и взбалмошной женушке, об изменах которой он догадывался, но, опять же, из любви к ней принимал её и прощал ей всё. Вот он любил глубже, он тоже любил как мог, но мог он много больше.

А Ольга порхала, бросаясь на всё яркое и красочное, вот ей художницей захотелось стать, и сразу мечты, как она будет знаменитой. И снова на первый план лезет её пустота, она не понимает простейших вещей, что знаменитыми художниками, да вообще - творцами в любом виде искусства, становятся те, кому есть что сказать людям. А что может сказать абсолютно пустая Ольга? Кому может быть интересна её мазня?

Да, она молода и сексуально привлекательна, этим она притягивает внимание стрекоз мужского пола, которые не прочь воспользоваться её глупостью. А она, не понимая ничего в жизни, принимает похоть того же Рябовского за любовь, а настоящую любовь мужа совершенно не ценит, в момент измены представляя, что его и нет вообще.

Не помню, кому из великих принадлежит фраза, которая приблизительно звучит как-то вроде: "как часто домочадцы видели в великом человеке всего лишь камердинера", вот и сцена, в которой Ольга отправила голодного и уставшего мужа в город за платьем, чтобы ей было в чем произвести впечатление на того же Рябовского, является отличной иллюстрацией к этой цитате. Может быть, Осип Дымов был не так велик на фоне гениев человечества, но он был безмерно велик на фоне своей ветреной супружницы.

Самое печальное в этой истории то, что Ольга не вынесет никакого урока из переживаемой трагедии, она быстро утешится в какой-нибудь пустой затее и в объятиях очередного стрекозла. А если ей повезет, то ироничная судьба подкинет стрекозиной вдовушке нового муравья, которому будет доставлять удовольствие - трудиться изо всех сил ради удовлетворения капризов и желаний красавицы-жены.

Не могу не помянуть о скандале, случившемся вокруг этого рассказа. Крыловский сюжет Чехов сумел рассмотреть в семье доктора Кувшинникова, с которым был дружен. Дружен он был и с известным художником Левитаном, с которым была интрижка у супруги доктора. Вот эта троица и стала прототипами троих главных героев рассказа.

«Плохой хороший человек» – именно так назывался фильм 1973 года, снятый на «Ленфильме» Иосифом Хейфицем по повести Антона Павловича Чехова «Дуэль».

Мне кажется, Хейфиц, написавший сценарий к собственному фильму, ближе всех подошел к пониманию не только этой повести Чехова, но и всего его многообразного творчества.

Выбрав неуклюжее, алогичное название для фильма, он очень ёмко сформулировал главную идею чеховских произведений: человек слишком сложное явление, он многогранен и противоречив, не бывает людей ни хороших, ни плохих, в каждом есть достойное презрения, но и достойное поклонения тоже есть в каждом.

Другое дело, что на проявление тех или иных качеств часто влияют обстоятельства, и человек под их давлением может демонстрировать в большей степени какую-то одну из своих противоречивых сторон.

Ведь, если посмотреть внимательно, в «Дуэли» нет положительного героя. Лаевский – слабый тип, вялый и безвольный, ищущий спасения от проблем в бегстве, легко предающий.

Фон Корен, наоборот, чересчур жесток и прямолинеен. Его жестокость заходит настолько далеко, что его можно даже определить, как одного из предтеч фашизма, это когда он проповедует теорию об избавлении общества от больных и слабых, в том числе – душевнобольных. Ну, чем не эсэсовец?

Самойленко, конечно, добряк и хороший друг, но тряпка неимоверная, тот, с чьего попустительства могут происходить и подлости, и преступления.

Надежда Фёдоровна – ветреная натура, сначала бросившая мужа, затем без особой нужды, просто от скуки, отдающаяся кому придется. Понятное дело, она чувствует, что Лаевский к ней охладел, но разве это оправдание?

Остальные герои повести выполняют вспомогательные функции, но положительных среди них тоже не просматривается, даже дьякон Победов смущаем стяжанием славы и почестей.

Так вот, об обстоятельствах. «Плохому человеку» Лаевскому, чтобы стать «хорошим человеком» потребовался волшебный пендель. Без этого пенделя он так и продолжил бы бегать от себя, порхая по жизни.

Ему потребовалась встреча с «хорошим человеком» фон Кореном, который для Лаевского должен был стать очень «плохим человеком», чтобы что-то изменилось.

Фон Корен не шутит, он не отступает от своих принципов, Лаевский в его понимании недостоин коптить небо, поэтому перед ним даже не стоит вопрос: стрелять в противника или в воздух, он твердо намерен убить ненужного человека.

И вот тут появляется рояль в кустах. Но, если, как правило, у этого термина отрицательное значение, в том смысле, что автор, не справляясь с логикой сюжетной линии, ищет помощи у случая, то у Чехова это замечательное авторское решение, это перст судьбы. Дьякон Победов, кстати, в прямом смысле сидящий в кустах, становится фактором перерождения Лаевского.

Как это? Да очень просто, не крикни дьякон «Он убьет его!», рука у фон Корена не дернулась бы и он убил бы Лаевского.

И Лаевский это понял. Если бы фон Корен стрелял в воздух, Лаевский бы просто перевел дух и помчался в порт на корабль, который отвез бы его в Севастополь, а дальше в столицу – подальше от этой надоевшей и неверной женщины и этих грубоватых провинциалов. А вот, когда пуля обожгла ему шею, дав понять, что он был на волосок от смерти, и жизнь ему в этот раз просто подарена провидением, в нем что-то включилось, что привело к катарсису.

Вектор сменился и «плохой человек» нашел в себе потенциал быть «хорошим», он понял, что пришло время собирать камни. Произошло преображение, но это не значит, что так теперь будет всегда, натура человеческая сложна и противоречива, и катарсисы случаются иногда в жизни человека не один раз, и направлены они могут быть в разные стороны.

Однако, это еще не всё. Своим преображением Лаевский повлиял и на фон Корена, в конце повести у того, впечатленного переменами первого, появляются сомнения в истинности тех жестких принципов, которым он до сих пор непоколебимо следовал.

Ну, и раз я начал с фильма Хейфица, не могу не вспомнить двух потрясающих актеров, рано и почти одновременно ушедших от нас, исполнивших в фильме главные роли.

Олег Даль, я пытаюсь перебирать советских актеров той поры, и понимаю, насколько точное попадание в выборе его на эту роль. Ну, пожалуй, только Янковский мог бы составить ему конкуренцию.

Владимир Высоцкий – идеальный фон Корен. К сожалению, эта работа Владимира Семёновича не так известна, как Жеглов, арап Ганнибал или бард из «Вертикали». А мне кажется, что как актер он здесь даже выше, чем во всех перечисленных.

«Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей» (А.П.Чехов – А.С Суворину, 1888г).

«Архиерей» - один из поздних рассказов Чехова, написанный в 1902 году. Антону Павловичу тогда было 42 года, примерно столько же и его герою. К теме человека и его имени Чехов уже обращался и раньше (например, в «Скучной истории»). Важное место ей отведено и в «Архиерее».

В рассказе проиллюстрирован конфликт между личностью, индивидуальностью человека и его социальной ролью, которая оказывается преградой для взаимопонимания и искреннего общения с окружающими. Высокий сан становится для героя своеобразным футляром-оболочкой, мешающим другим людям (и даже родной матери!) разглядеть в нём живую и страдающую от одиночества душу. И не было ни одного человека, с кем можно было бы отвести её. После 8 лет, проведенных за границей, архиерея сердили неразвитость и глупость русских просителей, пустота и мелкость их просьб. Преосвященный Пётр мысленно возвращается в счастливое и наивное детство, тоскуя по нежности и чуткости матери, когда он бывал нездоров. Теперь же она в разговоре с сыном заметно стесняется, придавая лицу и голосу робкое выражение, а «всё прошлое ушло куда-то далеко, в туман, как будто снилось…».

В позднем творчестве Чехов позволяет своим героям уходить от запутанного и ставшего ненавистным образа жизни. В «Архиерее» тоже звучит этот мотив ухода от привычного положения вещей, оказавшегося невыносимым, к чему-то манящему и освобождающему. Причём речь идёт не только о пространственном перемещении, но и о психологическом раскрепощении.

Подобно профессору Николаю Степановичу, ясно осознавшему, что у него «нет чего-то главного, чего-то очень важного» («Скучная история»), архиерею тоже «всё ещё казалось, что нет у него чего-то самого важного» («Архиерей»). Хотя «он веровал, но всё же не всё было ясно, чего-то ещё недоставало». Оба чеховских героя (и глубоко верующий архиерей, и выдающийся учёный, не ищущий успокоения в вере) оказались в фаустовской ситуации. И каждый из них, попав в свой заколдованный круг, испытывал неудовлетворённость и бессилие перед действительностью, томление духа и психологическую отчуждённость от собственного громкого имени, придавившего в них живого обыкновенного человека.

«Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья , ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей» (А.П.Чехов «Скучная история»).

Преосвященный Пётр лишь перед смертью ощутил желанное освобождение от груза своего высокого звания: «представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек, идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может идти, куда угодно!». Какое же поле здесь имеет в виду писатель? Сразу мне вспоминается широко известная чеховская запись (парафраз на разговор в «Фаусте» о вере в Бога): «Между "есть Бог" и "нет Бога" лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его; и потому обыкновенно не знает ничего или очень мало» (А.П.Чехов). Так как «истинный мудрец» - это и есть Фауст, то в «Архиерее», как и в «Скучной истории», мы слышим отголоски трагедии Гёте.

После предсмертного внутреннего освобождения архиерея исчезает всё поверхностное и наносное, в том числе и отчуждение между сыном и матерью, которая наконец-то назвала его Павлушей (а не «ваше преосвященство»), установив тонкий баланс между церковным (Пётр) и мирским (Павел) именами героя. Как и в другом пасхальном рассказе «Студент», в «Архиерее» прослеживается неразрывная связь прошлого с настоящим. Преосвященный умирает, а на другой день – Пасха, «одним словом, было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем». Но яркая картина светлого праздника, как это ни странно, не остаётся заключительным аккордом пасхального произведения, а плавно переходит в повествование о краткой жизни архиерея в памяти людей. Видимо, таким образом Чехов осложняет финал, добиваясь эффекта контрастного равновесия между воскресением и забвением, оптимизмом и пессимизмом.

«Нет подходящих соответствий И нет достаточных имён» (Гёте «Фауст») для чёткого и безошибочного ориентирования человека (религиозного или не очень) в этом мире…

Прочитал сегодня обстоятельную рецензию замечательной Ludmila888 на этот рассказ. У нас так повелось, что если один пишет рецензию на произведение Чехова, второй обязательно комментирует. Я бы и сегодня не отступил от этого порядка, но "комментариев" набралось так много, что решил ответить рецензией же. Поэтому, не судите строго, дорогие читатели, если буду апеллировать к Людмиле, у нас с ней уже было два тура таких обменов рецензиями, по "Студенту" и по "Скучной истории".

Соглашусь с Людмилой, что в рассказе поднимается тема обыкновенного человека и его имени, эти векторы подмечены ею верно. И аналогия с Чацким - верна, правда, сама Людмила о Чацком не помянула, но она напрашивается, согласитесь, оба провели какое-то время за границей, оба возмущены неразвитостью, глупостью и пустотой соотечественников. Зато Людмила провела четкие аналогии со "Скучной историей" и с "Фаустом", и с этим тоже сложно не согласиться.

А теперь то, чем я хотел бы дополнить. Рассказ ведь недаром называется "Архиерей", ни "Профессор", ни "Генерал", ни "Статский советник", каждого из предложенных нельзя отнести к "обыкновенным людям", однако же, Чехов настаивает на представителе духовенства. И мне кажется, что отталкиваться здесь нужно от этого факта, тогда рассказ приобретает мощное антиклерикальное и гуманистическое звучание.

Вот и Николаю Степановичу из "Скучной истории" и преосвященному Петру (Павлу) из "Архиерея" не хватало "чего-то очень важного". При рассуждениях о герое из "Скучной истории" стало уже общим местом отмечать, что веры ему не хватало, была бы вера, всё было бы иначе. Так вот - верующий, еще как верующий, а всё то же, не хватает ему чего-то важного, так значит, не о вере идет речь.

О чем же? Рискну предположить, что речь идет о смысле жизни. Но позвольте, скажете вы, один всю жизнь наукой занимался, другой - духовную карьеру строил, вот же он - смысл их жизней. Всё так, да не так. Оба героя взяты автором не в момент апогея их деятельности, а на излете, когда обоим им приходит понимание, что жизнь подходит к концу, и тут обнаруживается зияющая пугающая пустота.

Архиерей находит некоторое утешение в воспоминаниях детства, того времени, когда мир казался огромным и удивительным, когда были возможны любые чудеса и оправдывались любые ожидания, вот это действительно было время прикосновения к вечному и божественному, недаром дети не верят, что они когда-нибудь умрут.

А вся его "взрослая" жизнь была суетой суетной, сугубо мирского содержания по сути своей, несмотря на служение Богу. Вот и раздражение, сопровождающее его в последние дни жизни, не на русских людей он раздражается, а на мирскую суету уходящего от него мира, потому в последний момент за границу захотел, что "хорошо там, где нас нет", а был бы за границей - потянуло бы на Родину.

Однако же, прожил он жизнь праведную - умереть накануне Пасхи, таким "подарком" Господь удостаивает истинных праведников, архиерею даже не понадобилось для этого помогать деньгами сестре и её детям, достаточно было только пообещать, да и о матери девять лет не вспоминал, и даже не узнал её сначала, тоже обошлось, даже "посветлело" ему перед кончиной, может и правда, постукивая палочкой, отправился прямиком в рай.

Только кому от этого тепло, все быстро позабыли этого архиерея, слился он в памяти людской с другими архиереями, обезличился. И только старушка-мать хранит о нем память, так ей положено - она мать, а вот придет скоро её черед - помрет, и был ли мальчик Павлуша или преосвященный Петр, или не было его... Всю жизнь спасался и не смог ничего спасти, что он оставил миру после себя - только поток предсмертной рефлексии, да и тот он забрал с собой в могилу. Пустоцвет.

Когда-то в ранней юности герои Чехова меня глубоко возмущали. «Как так можно?» постоянно крутилось в моей голове, когда я читала об их поступках – смешных, трусливых, нелогичных. Героев «Дамы с собачкой» я тоже осуждала со всем жаром молодости. Вот она, честная женщина, зачем, зачем она лезет в этот роман, глупый и бесперспективный? Ясно же, что будет себя чувствовать грязной, и дурой тоже будет себя чувствовать. Зачем осложнять жизнь? От скуки? А он, ещё лучше. Мало у него баб было? Не видит, кто перед ним? Да и не нравится ему Анна Сергеевна, так мимолётная похоть. Мерзко, противно.
Но самое нелепое случается, когда герои влюбляются. Начинаются истинно русские мучения. Полнейшая неспособность что-либо сделать. Сразу вспоминается анекдот про сломанный стул с торчащим гвоздём. Американец стул выкинет, немец стул починит, а гвоздь забьёт, а русский поёрзает, поёрзает и успокоится. То же и здесь. Как это по-русски: метаться между женой и любовницей, врать, срываться, и мечтать, мечтать, мечтать о лучшем будущем, которое никогда не настанет. В итоге все несчастны. А жизнь проходит мимо во лжи и суете.
Сейчас чеховские герои меня совсем не возмущают. Мне бесконечно их жаль, потому что я знаю, как живут мои друзья и знакомые. Как люди мечтают о любви, а столкнувшись с ней пасуют. Бояться изменить привычный уклад. Боятся собственных чувств. Себя боятся. Все хронически несчастливы. То есть может быть более-менее благополучны в работе или более-менее довольны детьми, но с чувствами – полный швах. Глупые скоротечные романы, трещащие по всем швам браки, обманы, слёзы, жалобы, слёзы в подушку и чужую жилетку. Грустно, смешно, очень по-чеховски.

Некоторые классики для меня остаются загадкой. Вот, думаю, вырасту и,как открою "Преступление и наказание"! Или, как открою "Вишнёвый сад", так и вовсе с ума сойду от восторга!

Но, чем старше становлюсь, тем меньше тянет к классике. Хотя, ради интереса, проверяю, не потеплели ли мои чувства)

Решила почитать коротенький рассказ Чехова "Жена" и в восторге не осталась. Какая - то мутная история, где главного героя все окружающие люди описывают как самого ужасного человека на планете, хотя мне он таким совсем не представляется, а его жена безудержно рыдает на протяжении всего повествования только лишь потому, что он захотел вместе с ней делать какое-то общее дело.

А она хотела делать это сама!! Кризис трехлетки, честное слово...

Не поняла я трагизма ситуации. Кажется, как будто все проблемы высосали из пальца и разложили это на страницах...

Да, написано атмосферно, что автоматически присуще классикам, и персонажи получились вполне реалистичными, но сюжет...Просто кусочек из жизни семейной пары, вырванный из середины и представленной на суд людской.

Может быть найдутся литературоведы, которые раскрою мне всю глубину и многогранность сия труда? Было бы интересно узнать иную точку зрения)

Странное это было общество. Общество людей, собравшихся волею (или капризом) судьбы в одном месте - на Кавказе.

Доктор Самойленко, глубоко порядочный мужчина, всем сочувствующий, всех понимающий и всем помогающий, но отчего-то желающий казаться грубее, чем он есть на самом деле (и, кстати, отчего-то одинокий...)
Дьякон, в присутствии которого спокойно рассуждают о возможности убийства человека - просто так, чтобы проучить кого-то - а он и глазом не моргнет.
Зоолог Фон Корен - за глаза осуждающий людей (в довольно резких и непримиримых выражениях), человек, безусловно, высоких моральных качеств и твердых устоев, но кто дал ему право судить других людей?
И, наконец, главная пара - Лаевский, Иван Андреевич, молодой служащий, считающий себя выше, тоньше, умнее остальных людей (что разумеется далеко не так, и читатель в этом вскоре и сам разберется), пытающийся вечно поразить других силой своего интеллекта и глубиной мысли (а поражает большей частью банальностями и пошлостями, вот незадача) и его...женщина (не знаю, даже как ее правильно назвать, сожительница, наверное), Надежда Федоровна (очень хотелось бы назвать ее супругой, но супруг у нее уже есть, в Петербурге, и это не Лаевский, к сожалению или к счастью, это как еще посмотреть). 2 нарциссических личности, которые странным образом сошлись вместе: он больше всего на свете любит себя, она тоже больше всего любит себя, и они явно не любят друг друга, но вот отчего-то живут вместе. Парадокс)

И вот в чем несомненная сила чеховского гения - писатель может сделать так, чтобы пошлость, вульгарность или мещанство на миг (пока мы читаем книгу) перестали нам казаться таковыми. Умеет автор красиво написать о вещах обыденных, быть может, в определенной среде, вещах, не вполне одобряемых обществом или совсем не одобряемых и даже порицаемых (это еще и в наше-то время кажется довольно странным: жить с другим мужчиной, не будучи разведенной с мужем, - а уж во времена Чехова-то каким это, наверное, казалось диссонансом). И Надежду Федоровну, эту б.... обыкновенную, которая отдается там в повести чуть ли не каждому встреченному ей мужчине, он ласково так называет "кокотка". Типа не будем уж так строги, друзья, каждый имеет право на свои маленькие слабости, тем более ей так не повезло с Лаевским (опять, опять эти бесконечные оправдания, мол, времена, мол нравы, как по мне, так глупости это все и порядочным человеком можно оставаться в любых условиях и временных рамках)...

Смешной момент в повести, когда Лаевский, думая бросить свою любовницу, переживает, что она без него пропадет (мол, бедняжка такая). Наивный:) Такие женщины. как Надежда Федоровна, не пропадают) А вот Лаевский - да, чуть не сгинул в одночасье на дуэли, дуэли глупой и бессмысленной, какой и была его жизнь здесь, на Кавказе, полная безделья и тоски...

По этому событию, которому в книге отводится ничтожное количество страниц, и названа повесть. Хотя ведь она совсем не об этом. Дуэль какая-то вышла скомканная и бестолковая, финал мне тоже показался немного неправдоподобным (нежизненным).

А повесть понравилась. Герои чудо (особенно Самойленко - вот кто больше всех достоин счастья), язык бесподобен, и так красиво описать обычную жизнь обыкновенного человека, без излишнего назидания и морализаторства, - дорогого стоит. 5/5

Взялась за это произведение Чехова, ничего абсолютно о нем не зная, кроме собственно названия, обещавшего дуэль. Просто несколько лет назад я загорелась прочесть его "Драму на охоте", что собственно и осуществила вполне успешно, а в купленном сборнике из более-менее крупных произведений была еще как раз и эта повесть. Что хочется сразу отметить, так это то, как автору удается выписывать разнообразные неприятные типажи. Вот не найдешь даже двух схожих, но при этом далеко не положительные эмоции вызывали у меня все.

Немного о сюжете. Маленький городок на Кавказе живет своей жизнью, пьет, гуляет, изредка работает и, конечно же, сплетничает, благо, есть о чем. Иван Андреевич Лаевский, чиновник 28 лет от роду привез сюда свою замужнюю любовницу и открыто живет с ней, а еще развлекается как может, используя для этого в основном вино и карты, ну и приправляя все это монологами о сгубившей нас цивилизации, лишних людях и лицемерном современном обществе. Вот, если описать его одним словом, имхо, но паразит и ничего более. Прожив с полюбовницей два года, он разочаровался в придуманных им же самим в начале отношений мечтах об упорном труде и счастливой совместной жизни в скромном домике на лоне природы, и снова, прикрываясь пафосными монологами, решил совершить подлость - тупо свалить от своей пассии. Но и ее, как соблазненную, обманутую и нелюбимую теперь женщину, пожалеть не получается, это даже не нелюбимая мною всеми фибрами души Каренина, это, пардон, но самая обычная бл@дь, которая успела в городке и с тем и с этим покувыркаться и при этом вся такая несчастная и непонятая. Правильно их зоолог фон Корен назвал двумя макаками...

Хотя и сам он у меня симпатии не вызвал, я не люблю крайности, а его послушать, так бесполезных людей нужно уничтожать в физическом смысле, это уж точно не выход, попытки человечества заняться селекцией среди себе подобных мы в 20 веке уже проходили... Но и другая крайность, хотя это и может кому-то показаться странным, меня раздражает, я говорю сейчас о докторе Самойленко, который всех любил, жалел и прощал. Чем же плохо чрезмерное человеколюбие? Ну мало того, что этим все начинают пользоваться, при этом зачастую считая за дурачка, путая доброту и глупость. Так к тому же такие как Самойленко поощряют таких как Лаевский и его сожительница... А вечно веселящийся не к месту дьячок? А поклонники Надежды Федоровны (той самой la femme fatale местного разлива) с их "любовью"? Один решил, раз ему единожды уже перепало, то и дальше уже давать обязаны. Другой, разузнав, что помимо гражданского мужа, у его зазнобы имеется еще один кавалер, спешит отомстить, но таким мелким и низким способом, прям фуу, это не так не доставайся же ты никому, это обидеться и нагадить исподтишка, какая собственно была любовь, такая же и месть... Неприятна мне и Марья Константиновна с ее показной добродетелью, которая пытается усидеть на двух стульях сразу: и невенчанную пару принимает, но и осудить их не забывает, упиваясь своим великодушием. В общем, тот еще человеческий паноптикум собрался на страницах в этот раз.

И вот на фоне всего этого несколько в недоумении меня оставила концовка, как-то я, наверное, не очень верю в то, что люди способны столь кардинально меняться, осознавать свои ошибки и рьяно начинать их исправлять. Да, были определенные обстоятельства, подтолкнувшие их в этом направлении, но я скорее поверила бы, что это произошло в качестве временного явления, перед лицом смерти испугался, решил/пообещал, что все исправлю, какое-то время честно старался, а потом отпустило и забил. Вот в такое верю, в кардинальные постоянные перемены, увы, нет... Но это, видимо, я просто злая и не особо люблю людей, а Чехов, конечно же, талант, который смог на буквально ста страницах в одной небольшой зарисовке показать столько всего и вызвать и эмоции, и размышления... Читайте классику, она прекрасна!;)