Хуторок в степи

В книгу выдающегося советского писателя Валентина Катаева вошел роман ХУТОРОК В СТЕПИ, с романтической яркостью повествующий о юности одесских мальчишек, совпавшей с первой русской революцией.

Жанры

Книга из цикла

Волны Черного моря

Ушки

Валентин Катаев

3,3

(2)

Белеет парус одинокий

Валентин Катаев

4,3

(1K)

Хуторок в степи

Валентин Катаев

4,4

(162)

Зимний ветер

Валентин Катаев

4,2

(77)

За власть Советов

Валентин Катаев

4,1

(51)

Электрическая машина

Валентин Катаев

4,4

(15)

Рейтинг LiveLib

4,4

162 оценки

5
56%
4
31%
3
10%
2
2%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 191Хотят прочитать 86

Рецензии

Аноним7 августа 2020 г.
Детство превращается в юность и практически сразу во взрослость
Прошло четыре года, герои первой повести соответственно превратились в 14–15-летних подростков. В этой повести основное внимание автора обращено всё-таки к Пете… хотя, на самом деле, это не внимание, а просто основным рассказчиком и центральной фигурой всего происходящего является Петя. Однако через него и с помощью его читатель и узнаёт обо всём происходящим и в семействе Бачей, и с семейством Бачей, а также о Гаврике (дружба с которым у Пети не прерывается, но приобретает новые более глубокие оттенки), и о всех других героях и персонажах цикла. Какими либо значимыми новыми героями автор эту повесть не насыщает, разве что ближе к концу книги появляются в хуторке некая дама с некоей девочкой.
Поскольку события повести происходят в 1910-1912 гг., то и общественно-политическая жизнь страны освещается применительно к этому периоду — Катаев проводит читателя вместе с Россией через смерть Льва Толстого (событие, ставшее причиной серьёзных изменений в семье Бачей), убийство Столыпина и далее вплоть до ленского расстрела рабочих и выхода первых номеров газеты «Правда». И именно эти события и стали точкой поворота во взглядах и Пети, и других более взрослых членов петиной семьи — от позиции «я сбоку», «меня это не касается» и «моя хата с краю» наши герои постепенно переходят к сочувствию и далее к прямому участию в партийно-большевистских делах, пусть поначалу по-мелочи, но всё-таки уже осознанно.
По прежнему при чтении ловишь себя на том, что несколько иначе оцениваешь те манипулятивные методы, которые используются партийными деятелями в отношении Пети и членов его семьи для решения своих партийно-революционных задач и достижения партийно-значимых целей. Всё-таки использование детей в качестве курьеров для доставки нелегальной почты и для прочих, совсем взрослых и порой просто опасных дел — как-то оно попахивает… Впрочем, с тех пор ничего не изменилось и всякими такими и подобными методами пользовались и пользуются до сих пор все политические силы, и властвующие, и оппозиционные. Методы вербовки немного изменились и формы использования людей для массовки и для прикрытия тоже стали другими, а суть та же самая — живые «солдаты» и «торпеды» всегда нужны.
Тем не менее в повести очень много мальчишества и подростковости, первых влюблённостей и неумелых ухаживаний и заигрываний, мечтаний и всего прочего романтико-любовного, чем томятся души (и тела) созревающих пацанов, да и девчат тоже). И вообще, Катаев (как и Марк Твен) весьма точно вспомнил и описал все подростковые состояния и движения души и сердца, и поневоле вспоминаешь и свою пацанские годы — очень много совпадает, очень многое...
Прошло более полувека с момента написания этой книги, однако повесть не утратила своей литературной прелести, и литературный язык Катаева не полинял и не выцвел — читается всё с удовольствием неподдельным и искренним.
Читать далее
47
1,5K
Аноним24 ноября 2025 г.
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Когда Катаев выпустил в свет «Белеет парус одинокий» (1936), прототип Павлика, Евгений Петров, был еще жив. В 1956, когда советские читатели получили в свои руки «Хуторок в степи», младший брат Катаева был мертв уже четырнадцать лет. Мне показалось, что это не могло не сказаться на тоне и деталях рассказа об их общем детстве, да и сам писатель постарел на двадцать лет, в которые очень многое уложилось.
Двадцать лет с 1936-го по 1956-й. А в мире Пети и Павлика прошло только пять, бури первой русской революции утихли, Столыпин царит над Россией, а в Одессе цветет веточка общероссийского экономического роста. Катаев все также усердно хрустит французской булкой, как и в первой книге цикла, но в 1956-м это, вероятно, не смотрелось так контринтуитивно, как в середине 30-х.
«Белеет парус...» очень строг и свеж в композиционном плане, чувствуется какой-то задор и мощная ностальгия по тому, что было относительно недавно – всего-то тридцать лет назад (как для нас что-то в середине 90-х). «Хуторок в степи» – это отчетливый взгляд назад, когда семья Бачей становится потерянным микрокосмом, чем-то сложным, уютным, центром притяжения, вокруг которого вращаются революционеры, кухарки, девочки Пети-Катаева и отдельные представители государства и общества. В какой-то момент, когда все семейство переселяется на заглавный хутор, все происходящее окончательно становится советской калькой Муми-дола, с тетей – Муми-мамой, папой – Муми-папой и далее по списку. Все смотрят в звездное небо, думают о бесконечности вселенной и грустят. Не хватает разве что той самой кометы.
Примечательно то, с какой настойчивостью Катаев гнет свою линию, рассказывая о своем отнюдь не пролетарском детстве. Почти половину романа занимает зарубежная увеселительная поездка по Европе – сначала на пароходе до Неаполя через Константинополь и Афины, потом по Италии в Швейцарию. Катаев аккуратно, но не очень старательно пытается показать, что поездка была чуть-чуть политической, введя Горького и Макгиффин-письмо от Гаврика Владимиру Ильичу, но надо очень стараться, чтобы не увидеть, что это лишь повод дать себе возможность погрузиться в потоп ностальгии, насыщенный горечью и юмором. Рискну предположить, что Катаев сильно смеялся бы, увидев некоторые современные рецензии на свой текст, в которых его обвиняют в советской идеологизированности.
Естественно, актуальности текстам цикла придает то, что основное место действия – Одесса. В Одессе Катаева нет ничего украинского. Пару раз мелькают упоминания этого слова в связи с окрестностями и степью, но на этом всё. В остальном это мир переселенческого капитализма, с промышленной выставкой, новыми заведениями и домами в центре и растущей индустрией в пригородах. Катаев насыщает текст умопомрачительным количеством терминов, которые явно уже не были в широком ходу в 1956-м. Плотность ужасает: штучные брюки, ренсковый погреб, краска риполин, коломянковый пиджак, бофрер, казанское мыло с синими жилками, нонпарель, чуйка (одежда), шевро и козловые башмаки со скрипом, чесуча (самое знакомое из всего этого далеко не полного списка). Все это сдобрено именами фабрикантов и прочими торговыми марками из мира позавчера, все это создает колоритный, яркий, но не экзотический, а живой, человеческий мир многонационального портового города, в котором правительство теряет контроль над происходящим на фоне успехов в экономике (за счет эффекта низкой базы).
Реальность стучится в дверь Ленским расстрелом, после которого главный герой втягивается в водоворот и оказывается в стане красных. Это выглядит естественным, но неправдоподобным, составляя наименее логичную часть книги. Терентий – да, Гаврик – о чем разговор, но Петя и его отец – нет, все это шито белыми нитками и Катаев сам на этом совсем не настаивает. Впечатляет разве что сцена драки за «Правду» с «союзником», живо напоминающая то, как мы представляем себе столкновения нацистов и коммунистов в Веймарской республике.
Странными ссылками с современностью дышит сцена с пограничным офицером, отбирающим у Пети при отправлении из Одессы георгиевскую ленту. Как всё сложно в нашем мире.
Одна из вершин повествования – мадам Васютинская, сдающая хутор семейству Бачей. Любопытно тут и то, что это самый ранний источник, где мне попалось сочетание царь-тряпка по отношению к Николаю II, и то, что устами мадам Васютинской Катаев проговаривает то, что вероятно считал сам – в революции виноват именно Николай, по крайней мере в том, какой именно она оказалась.
Какие любопытные раньше писали детские книги.
P.S. У Катаева удивительный классический русский. Я редко читаю русскую классику, поэтому качество такого языка ошарашивает меня после продолжительного чтения переводной литературы и книг на английском.
Читать далее
44
289
Аноним18 января 2012 г.
Вот и прочитано (читай - проглочено) продолжение прекрасной и светлой книги детства.
Довольно сложно описать эмоции, вызванные второй книгой тетралогии, чему я кстати несказанно рад и очень доволен, ведь герои полюбились и стали очень близки. Эмоции разные и противоречивые (но ни слова о политике).
Книга просто брызжет таким детским настроением, такой детской непосредственностью и беззаботностью, что перестаешь видеть в буквах, сбегающихся в слова, героев книги, далеких и давних. Думаю, в Пете и Павлике легко можно узнать себя, вспомнить свои впечатления от чего-то нового и неизведанного: и путешествия, и встречи с новыми людьми, и "взрослые поступки", и помощь старшим, и детские "подвиги", и радость незаметного взросления. Любопытно наблюдать, как отчаянно быстро и сильно вырос Гаврик в условиях все нарастающей грозы, и как эта же революция нависает над Петей чернющей и набухающей тучей, спокойно и беззаботно плавающим вдоль берега.
Вот это сопоставление умеренного, я бы даже сказал, теплично-домашнего роста Пети и резкого, пусть и легко объяснимого, но все же скорого становления Гаврика серьезным, взрослым юношей особенно привлекает внимание. И это сравнение немного оттеняет ту не совсем мне понятную апатию старших Бачей, особенно Василия Петровича, бросаемого из огня да в полымя, которого революция неизбежно и неумолимо проглатывает с потрохами, словно кошка мышку, не смотря на нежелание и отчуждение. Взгляд автора именно на эту прослойку интеллигенции (на мой неискушенный взгляд - очень многочисленную), не слишком активную, не слишком озабоченную ситуацией вокруг (вроде и непорядок вокруг, но терпимо), приправлен сопереживающей грустью. Грустью и надеждой, что под яркими звездами высокого и чистого черноморского неба такие люди, как Василий Петрович, сумеют найти свой путь и примут живое участие в жизни своей страны. Жизни, которая так неожиданно и крепко захватила сердца детей, маня далеким белым парусом в чистом море, имя которому - будущее...
Читать далее
28
708

Все рецензии

Цитаты

Аноним27 марта 2022 г.
Теперь Петя увидел, что она только ростом мала, а на самом деле ей лет пятнадцать, и она, наверно, довольно опытна в любовных делах; может быть, даже уже целовалась.
0
248
Аноним24 марта 2022 г.
Первый раз в жизни он ясно понял то, чего раньше не мог или не хотел понять: нельзя в России быть честным и независимым человеком, находясь на государственной службе. Можно быть только тупым царским чиновником, не имеющим собственного мнения, и беспрекословно исполнять приказания других, высших чиновников, как бы эти приказания ни были несправедливы и даже преступны.
0
180
Аноним24 марта 2022 г.
— Ах, Василий Петрович, как вы до сих пор не поняли, что в нашей жизни все — политика! Государство — политика! Церковь — политика! Школа — политика! Толстой — политика!
— Вы не смеете так говорить…
— Нет, смею!
— Это кощунство! Толстой — не политика.
— Именно политика!
0
105