
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
- 550%
- 437%
- 37%
- 27%
- 10%
Ваша оценкаРецензии
Аноним19 ноября 2022 г.Океаны бредов и ощупи космосов: самый сложный русский роман
Читать далееПредставьте себе книгу, написанную таким языком: «Многообразие положений сознания относительно себя самого всё танцует, бывало, безОбразным, веющим смыслом: летает своим многокружием, как яснеющим диском, во мне; и – размыкается дугами; мысль течёт выстрелом странных ритмов; вздрагивает всё моё существо: безответно, мгновенно взрывается, не разрешается образом; и – улетает сквозь окна».
Итак, знакомьтесь: проза Андрея Белого. А именно – «поэма в стихах», или «симфоническая повесть» «Котик Летаев», первая часть задуманной, но полностью не реализованной эпопеи «Моя жизнь». Поскольку это первая часть, повествуется в ней о детстве героя, и уже здесь проявляется необычность, революционность замысла: детство начинается не с того времени, когда герой уже вполне осознаёт себя, и даже не с момента рождения. А откуда же? Из той точки, в которой ещё «не было разделения на «Я» и не – «Я», не было ни пространства, ни времени». Из точки шеллингианского тождества бытия и мышления, природы и духа, объекта и субъекта. Это Разум, Абсолют, может, Бог – не суть важно, как это назвать. Важно то, что подлинное начало индивидуального существования человека для Белого – это миг его отпадения от этой абсолютной первосубстанции. С этого момента и обязан начинать повествование подлинный биограф.
И Белый начинает. С высоты прожитых лет он вспоминает и, вероятно, реконструирует первые ощущения пребывания в теле, первые проблески пробуждающегося в толще материи «Я», мучительно вырывающего себя из исконной неизречённости. То, что станет воплощением высшего Разума, его земным отблеском, вынуждено плавать в океане «безОбразного бреда», «набухая в никуда и ничто», переживая «натяжение ощущений», пока не родится первое «подобие: переживающий себя шар; многоочитый и обращённый в себя, переживающий себя шар ощущал лишь – «внутри»; ощущалися неодолимые дали: с периферии и к... центру». И всё это начинается в лоне матери, в том первообразе природы, из которого и отделяет себя индивидуальная материя, чтобы создать материальные условия для отделения индивидуального духа.
Океан бредов кипит, «перекипает сознанием облитое тело», и образуются «накипи» – первые образы будущей жизни – предметы и мысли. По Белому, «мир и мысль – только накипи: грозных космических образов; их полётом пульсирует кровь; их огнями засвечены мысли; и эти образы – мифы». Так у человеческой жизни обретается ещё один план – исторический: человек в своём личностном становлении как бы проходит через те же стадии, что и всё человечество, и первая из сознательных стадий – мифологическая. «Мифы – древнее бытие: материками, морями вставали когда-то мифы; в них ребёнок бродил; в них и бредил, как все: все сперва в них бродили: и когда провалились они, то забредили ими... впервые, сначала – в них жили. Ныне древние мифы морями упали под ноги; и океанами бредов бушуют и лижут нам тверди: земель и сознаний; видимость возникала в них; возникало «Я» и «Не – Я»; возникали отдельности».
Однако эти «моря», наше «роковое наследие», никуда не исчезли, и до сих пор «изрывается сознание в мифах ужасной праматери». По сути, речь здесь в поэтической форме идёт о чём-то вроде бессознательного, причём скорее коллективного, чем индивидуального. Не случайно психоанализ в своих попытках дойти до самого глубокого лежащего под нашим «Я» слоя реальности всегда обращался к мифам, в которые бушующая стихия бессознательного так легко отливается, в образах которого живёт где-то рядом с нами, предлагая нам готовые формы и архетипы. Последующая история и человека, и человечества – это упорное строительство «мысли-ковчега», на котором можно плыть в рационализированный мир, не забывая, однако, о том, что «роковые потопы бушуют в нас (порог сознания – шаток): берегись, – они хлынут».
И герой, маленький мальчик Котик Летаев, плывёт в своём мысле-ковчеге, который с каждым годом всё дальше удаляется от «бредов» к «космосам» и всё крепче отливается в жёсткие формы сверхиндивидуальных понятий. Вместо первоначального шара, коим было переживающее себя неразумное тело, порождаются бесчисленные новые шары, в которые, расширяясь, превращаются «точки сознательных мигов», но затем, увы, постоянно разлетаются на осколки от регулярных вторжений неразумия в самых разных образах (один из самых ярких таких образов – старуха). Первые годы жизни человека – эпоха нетвёрдости, неустойчивости, отката назад и упрямого движения вперёд.
И ещё это эпоха феноменов, когда сознание уже способно воспринимать внешнюю картину происходящего, но пока не может зафиксировать его сущность, смысл. Книга Андрея Белого полна таких вот описаний феноменов, способных порадовать ищущего «протокольных», внесущностных предложений позитивиста или грезящего о полной феноменологической редукции гуссерлианца. Вот как, например, Белый описывает восприятие Котиком Летаевым игры на рояле: «тётя Дотя садится к огромному, чёрному ящику; открывает в нём крышку; и одним пальцем стучит мелодично по белому, звонкому ряду холодноватеньких палочек». Ещё нет рояля – есть только чёрный ящик, нет клавиш – есть белые палочки, нет игры – есть стук, нет музыки – есть «то-то что-то тё-ти-до-ти-но». Поэтому каждый человек есть первый человек, Адам, на которого возложена задача называния вещей мира, как только эти вещи обретут в сознании образ, форму, функцию и связи с уже познанным миром. Так твоим достоянием становится понятие – «смысл любого душевного взятия», то есть человеческое отвоевание у мира очередного его изначально безымянного элемента. И мир становится всё более знакомым, всё более твоим, всё более оформленным – отлившимся в символические формы и застывающим в них.
Постепенно, говорит Котик Летаев, «я стал жить в пребывании, в ставшем (как ранее я жил в восстановлении); в нём держу нить событий; не всё ещё стало мне; многое установится на мгновение; и потом – утечёт». Мир, словно для подкрепления первичных интуиций, предлагает Котику готовые философские концепции, и вот уже «с Анаксимандром мы ведаем беспредельности; Эмпедокл бросается в Этну; я – падаю в обморок». Гераклит, разумеется, успокаивает: «Всё – течёт». Но Котика мир так просто не поймает, это Котик протянет в космос свои ощупи, а не только космос – к нему: «В эту давнюю пору разыграна и разучена мною: вся история греческой философии до Сократа; и я её отвергаю. Перечитывая «Историю греческой философии»: – Нечего её изучать: надо вспомнить – в себе».
Какова же цель такого воспоминания? Разум должен вернуться к своему истоку, от которого однажды отпал в отдельность, и этим преодолеть свою ложную индивидуальность, ощутив метафизическое единство не только с людьми и материальным, зримым воплощением космоса, но и с Абсолютом.
5299
Аноним28 июля 2023 г.Читать далееЭтот роман автобиографичен, и он по своей форме тоже симфония, тоже со своим неярким местами ритмом, но я бы не советовал его читать, если вы не любите Белого в достаточной степени, и ещё для прочтения важна биография Белого, и легче будет осознаваться сюжет, если вы знаете его биографию, особенно детство и юность. Сам же роман описывает жизнь ребёнка его глазами с момента до рождения ещё и по пяти-шестилетний возраст. Описывает красиво и приятно детское мышление, но не какого-то n-ного ребёнка, а именно самого Белого.
3213
Аноним16 декабря 2016 г.Фантастическое чувствование
Читать далееНебольшая эта книга тем не менее читается, как многие замечают, трудно. Но это оттого, что мы, приученные вычитывать ясные слова, события ими выражаемые, характеристики и прочие сведения, слегка припорошенные средствами художественной выразительности, совсем не обладаем талантом со-творческого чтения. Андрей Белый - автор, который требует этого сотворчества в огромной степени. Не только "Котик Летаев", но и программный "Петербург", даже и поэзия Белого остаются непостижимыми для огромного числа читателей, в том числе искушённых и готовых к трудностям художественного текста. Возможно, к Белому стоит подходить постепенно, и это тот редкий случай, когда биография автора важна не меньше его произведений. Мистик по мироощущению и символист по литературному направлению, Белый не прибегал к сугубо фантастическому сюжету, однако многим его произведения кажутся фантастическими. Всё оттого, что Белый прозревал глубоко суть вещей, их нездешнюю суть, надмирную, что ли. Он верил, что человек приходит не из пустоты, что он не начинается и не кончается, но мироздание словно бы обволакивает его своим коконом, и может быть, этот кокон только видоизменяется. Младенец приходит в мир не чистым белым листом, чтобы только впитывать и научаться, нет - он помнит всё то, что с ним было до рождения, и в новом своём существовании он прозревает всё гораздо глубже, чем видится взрослым, поскольку у него уже есть свой опыт, свои переживания, пополняемые едва ли не каждое мгновение (в отличие от довольно расслабленных в этом отношении взрослых). Об этом "Котик Летаев". Сложные фантазии и непроходимые мыслью, казалось бы, художественные образы, тем не менее, взяты живьём из детской памяти самого Андрея Белого. Автор этот уникальный и - гениальный. Но это особый гений, и не каждый, конечно, готов с ним встретиться.
Я и сама всё время поражаюсь этой фигуре в истории русской словесности, но - признаюсь - трудно вживаюсь в текст Белого. И проза и поэзия его словно бы находятся в разреженном пространстве, и воздуху (или просто духу) часто не хватает. Боюсь, это не вполне понятый и недооценённый автор. Но читать его, перечитывать и стараться понять стоит. А "Котика Летаева" стоит вдвойне, поскольку это тренировка и для воображения, и - пафосно говоря - для души: прорваться в неведомые, кажется, а на самом деле до боли знакомые слои.
Оценку 3 я ставлю в данном случае скорее себе, нежели тексту - степени сотворческого чтения в отношении "Котика Летаева".
Возможно, перечитаю в скором будущем в какой-то более спокойный и здоровый момент. Это произведение требует полной сосредоточенности и вовлечённости (готовности вовлечься) читателя.3562
Цитаты
Аноним18 ноября 2022 г.Читать далееСамосознание, как младенец во мне, широко открыло глаза, и сломало все - до первой вспышки сознания; сломан лед: слов, понятий и смыслов, многообразие рассудочных истин проросло и охвачено ритмами; архитектоника ритмов осмыслила и отряхнула былые мне смыслы, как мертвые листья; смысл есть жизнь: моя жизнь; она - в ритме годин: в жестикуляции, в мимике мимо летящих событий; слово - мимика, танец, улыбка.
Понятия - водомётные капли: в непременном кипении, в преломлении смыслов они, поднимающем радугу из них встающего мира; объяснение - радуга; в танце смыслов - она: в танце слов; в смысле, в слове, как в капле, - нет радуги...
0166
Подборки с этой книгой

5А. Анархоптахи. Классный журнал
Eli-Nochka
- 2 907 книг

Лучшие творения мировой литературы
Alevtina_Varava
- 784 книги
"Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов": избранная библиография
AkademikKrupiza
- 98 книг
Малая проза / художка
darinakh
- 129 книг
Самые важные и лучшие произведения для понимания развития русской литературы
DanyaKarkade
- 638 книг
Другие издания































