Повести и рассказы (комплект из 2 книг)

Со Львом Николаевичем я распрощалась лет 20 с чем-то назад, после того, как одну за другой прочла его "Войну и мир", "Анну Каренину", "Воскресение" и "Детство. Отрочество. Юность". Кто ж знал, что следующая встреча будет такой странной.

Эту книгу почему-то вдруг вспомнил Пашка и сказал, что это жесть и что это о ревности. Такой он её запомнил, читал тоже в далёкой юности. Скачали, я стала читать, он - перечитывать. Он злился. Я недоумевала. Никто из нас не согласился с автором.

Многие наблюдения Толстого мне откликаются, кое с чем я солидарна. Но выводы у меня напрашиваются совершенно другие. Чтобы после свадьбы тебе было о чём говорить с женой, попробуй делать это до свадьбы - вдруг получится? А не получается, стало быть, одно их двух: либо ищи человека своего уровня, либо этот самый уровень повышай. Толстой же сваливает всё на чувственную сферу. Другая ситуация: герой и его жена часто ругаются, а потом мирятся при помощи бурного секса. Опять чувственная сфера виновата. Да нет же, просто люди разговаривать друг с другом не научились и не знают других способов коммуникации, кроме постели.

Проблемы, которые сейчас помогает решать психотерапия, Толстой предлагает искоренять действительно жёсткими методами: воздержанием не только от секса, но и от лишней пищи (это вообще очень интересный вопрос - какую пищу считать лишней), воздержанием от рождения детей, пока не будут усыновлены абсолютно все сироты (!!!), а если уж вступили в брак, то воздержанием от предохранения - рожайте, пока не сдохнете. Там и сям автор противоречит сам себе, но главное - во всём этом мне видится желание найти и применить простое решение в таком непростом вопросе.

До свидания, Лев Николаевич. Ваша философия меня не убеждает.

Наверное, еще никто не смог лучше Л.Н.Толстого попробовать описать чувства физической боли перед смертью.
Страшны болезненные мучения Ивана Ильича, страшна его предсмертная агония. Душу бедного главного героя обволок страх смерти, еще больше усугубляющий его телесные скорби.
«Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная»...Обставляя свои мещанские покои и случайно упав с лестницы, что послужило причиной его мучительной, длительной, страшной телесной болезни.
Тело умирало, но в душе была борьба. Долгая борьба за душу перед смертью. Душа пробудилась перед смертью. "Нравственные страдания его состояли в том, что в эту ночь, глядя на сонное, добродушное скуластое лицо Герасима, ему вдруг пришло в голову: а что, как и в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была «не то»...."Он плакал о беспомощности своей, о своем ужасном одиночестве, о жестокости людей...".Он не хотел мучить близких и родных своими страданиями. То, над чем никогда не мог подумать Иван Ильич, озарило его перед смертью. Он успел исповедаться и причаститься. И испуская дух, он увидел свет перед собой и испытал истинное счастье.
"Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.
Вместо смерти был свет.
— Так вот что! — вдруг вслух проговорил он. — Какая радость!...«Кончена смерть, - сказал он себе. — Ее нет больше».

"Иван Ильич, как видно из сделанного Толстым описания его жизни, посредственная, обыкновенная натура, одна из тех, которые проходят свой путь, избегая всего трудного и проблематического, озабоченные исключительно спокойствием и приятностью земного существования. И вот чуть только пахнуло на него холодом трагедии — он весь преобразился. Иван Ильич и его последние дни захватывают нас не меньше, чем история Сократа или Паскаля"Л.Шестов

«…Я сама в сердце своем почувствовала, что эта повесть направлена в меня, что она сразу нанесла мне рану, унизила меня в глазах всего мира и разрушила последнюю любовь между нами», пишет Софья Андреевна Толстая о «Крейцеровой сонате» в своем дневнике зимой 1891 года. Выдающееся событие в литературной жизни 80-х годов XIX столетия, «Крейцерова соната» демонстрирует на примере отдельно взятого брака, как всякая женитьба непременно ведет к моральной и нравственной гибели обоих супругов.
Что я могу прибавить? Главный герой в бешеной ревности убил свою жену, мать пятерых детей. Изменила ли она ему - неизвестно, для героя важно лишь то, что у нее была такая возможность. Он не сумел совладать с собой, дал волю зверю в своей душе, убил женщину и даже не был за это наказан! Его судили и оправдали. На протяжении всей повести герой вещает о целомудрии, о том, что во всем виновата существующая система воспитания, что он не имел возможности стать другим человеком, и ни слова о том, что он, на минуточку, обладает свободной волей и убийство - страшное преступление - совершил сознательно. Ужас, одним словом.

Смысл нашей жизни ограничивается исключительно тем, что мы сами в нее вкладываем. Я не верю в высшее предназначение человечества или какого-то его отдельного индивида, так же как не верю, что мнение общества может быть решающим в человеческой судьбе. Если человек не хочет/не может/не считает важным/нужным нести ответственность за свой выбор, который отражается на близких ему людях, если его восприятие чести, совести, морали, душевной и физической чистоты расходится с общепринятым мнением, то сколько не прививай ему нравственные устои, выйдет одно лицемерие и натянутость. Я очень рада, что на данный момент отношения между полами таковы, что существует право выбора, что ты хочешь вложить в свою личную жизнь - страсть, легкий роман без обязательств, дружескую привязанность или банальную выгоду. Главное, не обманывать самих себя, выискивая крупицы любви и надежды там, где их никогда не было.

А между тем, мы становимся все более циничны и практичны в чувствах. "Любовь живет три года", - этот слоган слышал каждый. Зачем мне лечить и тянуть на себе застоявшуюся симпатию, если я вольна в любой момент заменить ее на свежую, новую, яркую эмоцию? Мы можем жить десятки лет друг с другом, не планируя детей, не оформляя официально наш союз, только ради собственного удовольствия. Герой "Крейцеровской сонаты" называл плотскую любовь без возможности беременности свиной, скотской любовью. Возможно, но особенность современности такова, что мы имеем возможность создать свой собственный путь, который будет отражать наши идеалы. Условно говоря, в одном и том же офисе/маршрутке/аудитории вам встретятся как люди, которые не принимают внебрачную жизнь, измены считают падением и поруганием чести семьи, а брак превозносят как высшую ценность, так и люди, которые могут менять партнеров каждую неделю, отказываться от создания семьи ради холостяцкой жизни. И здесь нет правых, и не правых, есть только искренность перед самим собой, может ли внутреннее Я совершить такой-то поступок, справиться ли моя совесть, если я поддамся определенному искушению, смогу ли я жить в гармонии с самой собой и миром, если я пойду на этот рискованный шаг? И если этот баланс соблюден, то человек будет счастлив и доволен своей жизнью, несмотря на ваше согласие или несогласие с его поведением. В общем, как мне кажется, общепринятая мораль отходит в сторону, уступая место личному выбору, который теперь будет подвергаться гонениям и непониманию в меньшей степени.

Но не стоит забывать о ключевом чувстве, озаряющем нашу ежедневную рутинную беготню. Дама в вагоне убеждает слушателей, что "истинный брак только тот, который освещает любовь", Позднышев же настаивает же на важности плотской стороны вопроса. Позже в середине своего повествования он будет часто упоминать, насколько ему противна, омерзительна его супруга, что он видит в их отношениях, в их медовом месяце, в сватовстве, в детях, в ссорах и примирениях только грязь и пошлость физиологии, свое падение и растление невинной души (при чем виновато в этом общество, ни в коем случае не он сам ). Он отзывается пренебрежительно о женщинах в целом, так как все их речи и действия, таланты и умения существуют исключительно для того, чтобы привлечь самцов, из которых можно было выбрать более выгодного супруга. Он ставит женщинам в вину желание быть соблазнительными в глазах окружающих, считает, что наряды и красота собственного тела ценится дамами выше, чем душевные качества и, под конец, разделяет весь женский пол на проституток коротких и длительных сроков. Отлично, но тогда хотелось бы довести обобщение до логичного завершения и объявить, что в принципе все люди зачастую ведут себя как куртизанки, променивая какую-то часть себя (не важно, материально или духовно) на некие блага, недоступные нам без другого человека. И вообще, если этот персонаж, как мужчина способен предложить только секс, то кто ему откроет свою душу? Его не то, что не интересуют мысли и чувства жены, мне кажется, что он просто считает, что у нее их не может быть. В нем не чувствуется ни малейшего тепла, заинтересованности ни к кому из близких, ни к супруге, ни к детям, а, наоборот нарастающая жалость к себе и замкнутый эгоизм. Его жена, конечно, тоже весьма зацикленная на своей личности особа, но читатель не знает ее мыслей, ее мнения на происходящие события, не слышит ее оправданий самой себе, отчего, лично для меня, все-таки выглядит не настолько отталкивающей в отличии от ее супруга. И в итоге, этот благодетельный муж решает, что имеет право наказать ее, убив за неверность, и этим самым берет на себя роль карающего судьи, это он-то со своими грехами и мелкими страстишками.

Из вышеизложенных рассуждений очевидно, что я нахожусь в довольно раздраженном состоянии, и хотя само произведение мне понравилось (какой язык!!! какая мелодичность!!!), но с рассуждениями Льва Николаевича о браке и верности я не могу согласиться, вероятно из-за различий эпох.

«Кавказский пленник» — небольшой рассказ из шести глав, читая который перед глазами встают эпизоды Кавказской войны. Центральные персонажи произведения — русские офицеры, попавшие в татарский плен. Зовут их Жилин и Костылин, первый человек глубоко порядочный, стойкий и храбрый, второй — грузный (и в этом слове, право, весь он!).
Манера написания, как верно подмечено рецензентом Константином Ломуновым, напоминает язык русских сказок и былей. Великолепен Толстой в своих описаниях природы и в рисовании портретов героев (вспомнить только Дину с её чёрными поблескивающими в темноте глазами)...
Очень стоит прочесть, если есть желание поближе познакомиться с уже ушедшим столетием, царской Россией, всегда непримиримыми горцами, а также с человеческой добротой и сочувствием, которые всегда имеют место быть.

Очень долго откладывала рецензию на эту книгу. Почему? Писать о смерти страшнее всего. Думать о смерти часто невозможно: мозг просто блокирует все, что движется в этом направлении. "Все умрут, а я останусь..." Не может быть, что меня не будет. Я здесь. Я есмь, и это навсегда...
Цезарь говорил, что лучшая смерть наступает внезапно, когда оглянуться не успеешь, не успеешь понять, осознать и... все. Цезарю повезло: примерно так он и умер, а вот Иван Ильич шел к этому долго, выстрадав каждую ступень, каждую стадию умирания. Его болезнь, которую так и не смогли с точностью определить врачи, можно толковать по-разному. Может, она и вовсе не была смертельной, может, ее и вовсе не было. Зато с точностью можно сказать, что была боль. Боль еще более страшная тем, что о ней нельзя рассказать окружающим, нельзя описать, объяснить. Ты один с этой болью. Ты один пред безразличием окружающих. Они будут украшать свое тело, выставлять напоказ голые плечи, танцевать на балах. А в тебе уже сидит смерть. Она оставляет железный привкус во рту, не дает тебе спать по ночам. Всем наплевать.
Это книга не о смерти. Она об одиночестве.
Боже храни Вас и Ваших близких от этого.

Когда начинаешь читать, то первое, о чем думаешь: до чего же красиво написано! Сплошное удовольствие читать. А ближе к середине все больше думаешь, что Иван Ильич — это сам читатель.

Иван Ильич жил так, чтобы все было "приятно и прилично" — карьера, недвижимость, знакомства, комфорт. Именно погоня за внешним благополучием и банальное желание повесить гардины "как у людей" и приводит его к болезни. Толстой считает такую жизнь ужасной: якобы она пуста, полна лицемерия, бессмысленна, "не та".

Толстой говорит: жить нужно так, чтобы умирать не было стыдно, чтобы близкие искренне горевали, чтобы можно было сказать себе, что жизнь была "той", была хороша и прожита не зря.

Толстой показывает, что осознание собственной смертности может стать проводником к полной и осмысленной жизни. Мне кажется, ему бы понравились японские трактаты на эту тему (Хагакурэ, Бусидо), там она хорошо раскрывается.

Вроде как нужно осуждать коллег Ильича, которых больше заботит карьера и "что умерли не они". Но мне, наоборот, такая обыденная человеческая реакция понравилась — не нужно строить из себя высокодуховных идеалов. Навязывание морали меня оттолкнуло. Толстой словно абсолютизирует духовность и обесценивает нормальные человеческие желания. Но сама тема важна для размышлений, так что читать стоит.

Еще одна малышка в котомку моего сентября. На этот раз Лев наш Николаевич Толстой. И снова я мимо глубокого посыла, который вкладывал автор. Точнее, посыл мне как раз максимально понятен, а вот эмоции от поступка героя у меня свои собственные.

Сколько уж наши классики писали (чуть не сказала, и будут писать) о дьявольских происках во всем, что касается страсти или, если хотите, похоти. От того, на сколько эта тема избита в литературе, становится несколько скучно сразу, как этот мотив начинает слышаться со страниц произведения. Это не стало исключением.

Лев Николаевич, конечно, тоже знатно пострадал в рамках этой небольшой повести. Особенно, если знать, что а) история местами автобиографична; б) в том числе имеет в своей основе вполне реальный случай (уже не связанный с Толстым). Что лишний раз доказывает, что все эти ***дастрадания были, есть и будут. И никогда не закончатся. Можно обличать это до хрипоты, до седых… волос, грозить гиеной огненной и карой небесной, но если кровь отливает от головы в другие места, мало кто в состоянии взять себя в руки (во всех смыслах этого слова) и противиться страсти. Впрочем, поехать кукушкой на фоне мук совести тоже дано не каждому. 

В общем, с одной стороны, да, классика есть классика, с другой, - положа руку на сердце, я не увидела ничего нового для себя. Но проблема не в Льве Николаевиче, как мы понимаем, а в том, что он не стал для меня первым… в теме обличения человеческих пороков. Ну и в моем личном отношении к этой теме. Согласитесь, странно было бы, если бы я смотрела на историю в книге с чужой колокольни, а не с собственной.