Грозовой перевал. Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Она бросила (свой красивый дом, покойную жизнь, друзей) в самообольщении, вообразив, будто я романтический герой, и ожила безграничной снисходительности от моей рыцарской преданности. Едва ли я могу считать ее человеком в здравом уме - так упрямо верит она в своё фантастическое представление обо мне и всем поведением старается угодить этому вымышленному герою, столь ей любезному. Но теперь, мне думается, она начинает понимать, что я такое: я больше не виду глупых улыбок и ужимок, раздражавших меня вначале, и безмозглой неспособности понять, что я не шучу, когда высказываю ей в лицо своё мнение о ней и о ее глупой влюблённости. Потребовалось огромное напряжение всех её умственных способностей, чтобы сообразить наконец, что я её не люблю. Я думал одно время, что, сколько её ни учи, этого ей не вдолбишь... Первое, что я сделал на её глазах, когда мы расстались с Мызой, - я повесил её болонку; и когда она стала молить за собачонку, первые мои слова были о том, что я с радостью повесил бы всех и каждого, кто принадлежит к её дому, за исключением одного существа, - возможно, она приняла оговорку на свой счёт... Так разве это не верх нелепости, не чистейший идиотизм, если такая жалкая рабыня, скудоумная самка, легавая сука возмечтала, что я могу ее полюбить?.. Я проделывал всякие опыты, проверяя, какое ещё унижение она способна вынести и снова потом приползти к моим ногам, - и случалось, я должен был пойти на послабления только потому, что у меня не хватало изобретательности.