Овод. Оливия Лэтам

Темнота, казалось, отваливалась от него, с шумом распадаясь на куски.

Казалось, между юношей и горами существовало тайное родство. Он готов был часами лежать неподвижно среди темных, гулко шумевших сосен, лежать и смотреть меж прямых высоких стволов на залитый солнцем мир сверкающих горных пиков и нагих утесов.

А люди смеялись и весело болтали на улицах. Ничто не изменилось в мире с того дня, когда он был ещё жив. Ни одна из повседневных мелочей, его окружавших, не стала иной оттого, что человеческая душа, живая человеческая душа была искалечена насмерть. Всё оставалось тем же, каким было и раньше. В фонтанах сверкали струи воды, воробьи щебетали под навесами крыш, как они делали это вчера и будут делать завтра... А он... он был мёртв.

Артур только ниже опустил голову. Слепая ярость, точно живое существо, шевелилась в нём. Его пугали не столько угрозы полковника, сколько то, что сам он начал терять самообладание. Он впервые увидел, что таится под внешней оболочкой с виду культурного человека и смиренного христианина, и содрогнулся от ужаса.

Вот что значит д-девятнадцать лет! Взять молоток и сокрушить им идола кажется таким легким делом. Это легко и теперь, но только я сам попал под молот. Ну а вы еще найдете немало людей, которым можно лгать, не боясь, что они изобличат вас.

— То розповідати далі?
— Якщо... якщо хочете... Але спогади мучать вас.
— А ви думаєте, я забуваю про це, коли мовчу?

Я вірив у вас, як у Бога. Але Бог — це глиняний кумир, якого можна розбити молотком. А ви брехали мені все життя.

• Это похоже на преисподнюю!
  - Нет, сын мой, это похоже на человеческую душу.
  
  
  Самое смертоносное оружие, какое я знаю, - это смех.
  
  
  Я боюсь не Ада! ад - это детская игрушка. Меня страшит темнота внутренняя… там нет ни плача, ни ни скрежета зубного, а только тишина… мёртвая тишина.
  
  
  - Даже и  2 минуты не хочу быть серьезным, друг мой. не жизнь, ни смерть не стоят того.