Л. Н. Толстой. Повести и рассказы

Повесть была опубликована только после беседы графини Александры Толстой с императором Александром III. Произведение вызвало общественный резонанс, вместо “здравствуйте” люди спрашивали “Сонату читали?”
Запретили повесть и в США. Позднее президент США Рузвельт охарактеризовал Толстого как «человека с извращенной половой моралью».
Мне было интересно узнать как менялось со временем мнение Чехова о повести.

Согласитесь, после такой информации невозможно пройти мимо произведения. Читается быстро, легко. Аннотация поверхностно передает содержание повести. Цензура сработала совсем за другое. Многое у Толстого мне откликнулось. Именно со схожими мыслями (автора) я категорически отказывалась выходить замуж много лет. Выдержала огромное общественное давление. И только когда все от меня отстали и махнули рукой, я решила вопрос семейного обустройства как сама этого хочу. В 18 веке такое, конечно, было невозможно. И при всем этом не во всем согласна с Толстым. Мне ближе мнение Чехова.

Заинтриговала? Если вам интересно воспитание женщины, положение женщины в семье, рекомендую прочитать повесть. Больше ста лет прошло. На мой взгляд мало что изменилось.

Долго выбирала издание. Остановилась на издательстве Аркадия. Справедливо вынесено на титульный лист имя художника. Иллюстрации черно-белые на каждой странице. Обложка изящно оформлена. Художник Мария Бржезинская внесла свое видение героев в это издание. Бумага плотная, нежно кремового цвета, приятная на ощупь. Прекрасное подарочное издание.

Рецензия будет краткой.
Ставлю 5 из 5.

Если хотите окунуться с головою в разврат, в подлость и гадость, гаже которой трудно что-либо вообразить — непременно прочтите.
(Говорю это как человек с опытом чтения «Шатунов»). Ужаснее всего банальность, обыденность этой гадости.

Во время чтения — стойкое отвращение, ощущение густой и липкой мерзости, сочащейся сквозь страницы.
Жгучее презрение вперемешку с оттенками робкой жалости к главному герою — трусу и подлецу.

После — долгое послевкусие, мучительный катарсис. Привычная жизнь, быт, семья и, конечно, любовные отношения — все это воспринимается иначе. Гораздо острее и тоньше начинаешь все это чувствовать. И начинаешь ценить то, что имеешь.

Эта повесть в двух частях была написана в последние годы жизни автора и была опубликована в сборнике малой прозы уже после его смерти, в 1911 году. История начинается спокойно да размеренно с простой и вполне житейской проблемы: гимназист Митя совершает необдуманное финансовое решение: берёт долг не по силам, однако, отец отказывает ему в дополнительной финансовой помощи. Оба решают поступить наиглупейшим, но и наипростейшим способом: назвать друг друга дураком за спиной и решить проблему своими руками. Далее Мите не везет тем, что его друг, Махин, подает идею милой шалости - подделки ценности купона с 2.5 рублей на 12.5 рублей. И вот этот легкий взмах крыла бабочки запускает ужасную цепочку событий, которая повлияет на десятки жизней и приведет читателя к ужасным и кровавым преступлениям.

Все события повести связаны между собой, каждое решение по реакции домино затрагивает всех героев. Это и есть основа духовности - мы все едины, любой наш поступок влечёт последствия. Даже мелкая провинность может вызвать страдания невинных.

Вторая важная тема, затронутая автором - лицемерие религиозных организаций и псевдобожие. Борьба “сектантов” и православных/церкви, уверенность в своей абсолютной вере и власти над другими людьми. Истинная духовность заключается в другом: в любви к ближнему, в прощении,в взаимопомощи. Эти вопросы особенно волновали Льва Толстого под конец его жизни.

Вера в человека завершает эту повесть, и должна вселить в читателя надежду. К сожалению, именно эта часть произведения показалась мне нереальной и невероятной. И именно за несколько сумбурное завершение истории я сбавляю полбалла, но повесть попадает в список моих любимых.

Повесть хоть и достаточно короткая, но очень плотная: с множеством событий и большим количеством персонажей. Почему-то я ее долго читал, заходило туговато, хоть и было вполне интересно.
Толстой на примере событийных цепочек показывает как те или иные поступки одних людей, влияют на дальнейшую судьбу других, а от этих других и еще на других и т.д. Немного гиперболизированно, где-то слишком линейно (в жизни все же не так явно такие вещи отрабатываются), но конечно же понятно, что эти натянутости есть литературный прием автора и сама идея ясна: Толстой как-бы призывает людей тщательнее обдумывать свои поступки, ведь все мы влияем друг на друга и, что более важно, указывает на необходимость выбора правильного вектора своих действий, ведь поступив по отношению к кому-то плохо, мы можем запустить целый каскад зла и наоборот. Такие произведения однозначно являются высоким искусством, делают читателя хоть чутка, но лучше, что свойственно для русской классики и за что мы ее любим.
На мой взгляд особенно сильно все это отрабатывается на межполовых отношениях, по-этому необходимо с второй половинкой бережно, по человечески.
Немного смущают у позднего Толстого некорректности в плане понимания христианской идеи, но прискибливаться не хочется.

Не самый популярный рассказ Льва Николаевича представляет собой дневниковую запись (в заглавии указано "Из записок князя Д. Нехлюдова") от 8 июля 1857 года и повествует о драматичном событии, свидетелем и участником которого стал главный герой (альтер эго писателя). Толстой написал его по живым следам: 7 июля 1857 года с ним это случилось, а буквально через два дня он написал рассказ (потом, правда, перерабатывал перед опубликованием, и даже хотел представить его как письмо к доктору Боткину).

В "Люцерне" со всей иронией, на какую способен, Толстой описал пагубное влияние цивилизации вообще и британцев в частности (последних он невзлюбил, так как Англия была врагом России в Крымской войне, а писатель участвовал в обороне Севастополя). Так, великолепная швейцарская природа: озёра, горы - испорчены нелепой пристанью, по которой с удовольствием ходят многочисленные англичане с англичанками. В своих колониях, в частности в Китае, англичане уничтожают местное население ради собственной экономической выгоды, и это считается в порядке вещей, и т.д. При всём при том они неимоверно гордятся собственной цивилизованностью, тогда как по сути богатые отдыхающие фешенебельного люцернского отеля "Швейцергоф" - неблагодарные и скупые люди: не заплатили ни одной мелкой монеты исполнителю тирольских песен, хотя пел он чудесно и его пение им понравилось, - более того, его просто осмеяли, когда он трижды обратился с просьбой о вознаграждении.

Нехлюдов/Толстой, в отличие от неблагодарных иностранцев, обошёлся с певцом по-человечески: дал денег, угостил в ресторане, посадив с собой за один стол в аристократическом салоне, - чем завоевал мои симпатии как читателя. Он был возмущён поведением британцев, думая про себя: "Отчего эти развитые, гуманные люди, способные, в общем, на всякое честное, гуманное дело, не имеют человеческого сердечного чувства на личное доброе дело? Отчего эти люди, в своих палатах, митингах и обществах горячо заботящиеся... о составлении обществ исправления всего человечества, не находят в душе своей простого первобытного чувства человека к человеку?"

Однако затем он пустился в рассуждения и в итоге пришёл к выводу, что человек не в состоянии определить, что хорошо, а что плохо:
"...кто определит мне, что свобода, что деспотизм, что цивилизация, что варварство? И где границы одного и другого? У кого в душе так непоколебимо это мерило добра и зла, чтобы он мог мерить им бегущие запутанные факты? У кого так велик ум, чтоб хотя в неподвижном прошедшем обнять все факты и свесить их? И кто видел такое состояние, в котором бы не было добра и зла вместе?
"Нет, - сказалось мне невольно, - ты не имеешь права жалеть о нём (певце) и негодовать на благосостояние лорда. Кто свесил внутреннее счастье, которое лежит в душе каждого из этих людей? Вон он сидит теперь где-нибудь на грязном пороге... и радостно поёт... и в душе его нет ни упрёка, ни злобы... А кто знает, что делается теперь в душе всех этих людей, за этими богатыми, высокими стенами?"

На мой взгляд, такая концовка резко снижает эмоциональный накал произведения (поэтому, собственно, я и понизила оценку). К тому же певец, даже если и был весел в момент рассуждений героя, то потому, что ему всё-таки заплатил русский турист.

Прежде чем читать, нужно «Крейцерову сонату» слушать. И после этого вопрос отпадёт сам по себе. Но...

В поисках связи с «Крецером» повесть Толстого исследовали со всех сторон, изучили каждое слово, каждый звук. И нашли «явное сходство» повести и опуса композитора:

• М. Л. Семанова увидела композиционное родство прозаического и мелодического. Есть многоголосное вступление (разговор пассажиров в вагоне). Есть трёхчастное построение с переходом третьей части в финал. Характер Позднышева, как и тем в бетховенской сонате, контрастен (ускорения, замедления, скачки разработки с возвращениями назад, параллельное звучание «партий»). Увидеть некое финальное «единство партий» всего произведения (которые бы доказывали конечное слияние мнения Толстого и его героя) мне не удалось. А потом я узнал, что третья часть (финал) сонаты написана Бетховеном совсем для другого произведения, композитор физически не успевал дописать опус к объявленному заранее концерту, и получилось то, что получилось. Всё становится на свои места: единства не было изначально. Что касается остального... Да любое произведение Бетховена контрастно, некоторые имеют многоголосное вступление. Т.е. изложенная М.Л. Семановой связь между двумя произведениями, мягко говоря, не очевидна.
• Оуги Яппинен предпринимает попытку анализа первой части «Крейцеровой сонаты» Бетховена с точки зрения теории аффектов Л. Ратнера (стиль марша, «буря и натиск», блестящий стиль и фантазия). Известно, что именно до аффектов «первого престо» и доискивался Толстой, назвавший музыку «стенограммой чувств». Замечу, что музыку вообще, а не эту конкретную.
• Н. А. Переверзева обнаруживает преобладание в толстовском тексте звуковых образов над зрительными («странные звуки», издаваемые Позднышевым, звуковые «самохарактеристики» Позднышева (я завопил, закричал, заревел); эмоционально-звуковое «раскрашивание» Позднышевым Лизы (она рыдала, смеялась, вскрикивала), «звучащий» фон движущегося поезда (свистит, дребезжит, погромыхивает, слышатся звонки, шум, треск стёкол). Т.е. исследователь не проводит какие-то параллели сонаты с повестью, а отыскивает некую «музыкальность» текста вообще.

  Это очень интересно, но выглядит довольно-таки умозрительно. И на главный вопрос не отвечает: почему всё-таки «Крейцерова»? Может, дело в изначальной идее, которая и привела к созданию повести?

  Биограф Л.Н.Толстого П.И.Бирюков писал, что однажды скрипач Ю.И.Лясотта и С.Л.Толстой исполнили Крейцерову сонату, и она произвела особенное впечатление на писателя. Среди слушателей были И.Е. Репин (художник) и В.Н. Андреев-Бурлак (чтец), которым Толстой предложил средствами своего искусства выразить чувства, вызываемые сонатой. Об этом случае рассказывает в «Моей жизни» С.А.Толстая: «Впечатление было бы потрясающее от этого соединения трёх искусств», – говорил Лев Николаевич».

А вот мнение критиков другого

• «Замысел Крейцеровой сонаты не связан ни с музыкой вообще, ни с бетховенской сонатой в частности» (В. А. Жданов).
• «Выкиньте сонату – ничего не изменится. Толстой ошибочно смешал два волновавших его вопроса: развращающую силу музыки и силу любви. Демон музыки заслуживал отдельного произведения; место, которое отведено ему здесь, недостаточно для того, чтобы доказать существование опасности, о которой говорит Толстой» (Р. Роллан).
• « … в настоящее время, когда... связь произведений Бетховена и Толстого стала уже постоянной и прочной в образованном обществе, музыкантам, исполнителям «Крейцеровой сонаты» надлежит озаботиться о том, чтобы публика совершенно забыла о рассказе Толстого под тем же названием и слушала сонату Бетховена, посвящённую Крейцеру, совершенно так же, как все другие его сонаты, т.е. как чисто музыкальное произведение, полное чисто музыкальной красоты» (И. Эйгес).