Нарния

And now a very curious thing happened. None of the children knew who Aslan was any more than you do; but the moment the Beaver had spoken these words everyone felt quite different. Perhaps it has sometimes happened to you in a dream that someone says something which you don't understand but in the dream it feels as if it had some enormous meaning - either a terrifying one which turns the whole dream into a nightmare or else a lovely meaning too lovely to put into words, which makes the dream so beautiful that you remember it all your life and are always wishing you could get into that dream again. It was like now.

… дерево не забыло, откуда оно взялось.иногда оно трепетало без ветра, потому что ветер дул в Нарнии; английское дерево вторило нарнийскому.А может быть, в нем всё еще осталась волшебная сила.Когда Дигори вырос и стал знаменитым учёным, путешественником, профессором и лондонский дом принадлежал ему, дерево сломала буря.Сжечь его как дрова он не мог и заказал из него шкаф, который перевез в поместье.Сам он не знал, что шкаф волшебный, но другие это открыли, и так начались те путешествия в Нарнию, о которых вы можете прочитать в других книжках...

Они стояли на краю узкой, круто уходящей вниз лощины, по дну которой протекала – вернее, протекла бы, если бы ее не сковал лёд, – довольно широкая река, а прямо под ногами реку перерезала плотина. Взглянув на неё, ребята сразу вспомнили, что бобры всегда строят плотины, и подумали, что эта плотина наверняка построена мистером Бобром. Они заметили также, что на его физиономии появилось подчеркнуто скромное выражение: такое выражение бывает на лицах людей, когда читают вам написанную ими книгу. Простая вежливость требовала, чтобы Сьюзен произнесла: «Какая прекрасная плотина!» На этот раз мистер Бобр не сказал: «Ш-ш-ш». Он сказал: «Ну что вы, что вы, это такой пустяк. К тому же работа ещё не закончена».

“Silence, sir!” said Uncle Andrew, bringing his hand down on the table. “I will not be talked to like that by a little, dirty, schoolboy. You don’t understand. I am the great scholar, the magician, the adept, who is doing the experiment. Of course I need subjects to do it on. Bless my soul, you’ll be telling me next that I ought to have asked the guinea-pigs’ permission before I used them! No great wisdom can be reached without sacrifice. But the idea of my going myself is ridiculous. It’s like asking a general to fight as a common soldier. Supposing I got killed, what would become of my life’s work?”

“But the people?” gasped Digory.

“What people, boy?” asked the Queen.

“All the ordinary people,” said Polly, “who’d never done you any harm. And the women, and the children, and the animals.”

“Don’t you understand?” said the Queen (still speaking to Digory). “I was the Queen. They were all my people. What else were they there for but to do my will?”

“It was rather hard luck on them, all the same,” said he.

“I had forgotten that you are only a common boy. How should you understand reasons of State? You must learn, child, that what would be wrong for you or for any of the common people is not wrong in a great Queen such as I. The weight of the world is on our shoulders. We must be freed from all rules. Ours is a high and lonely destiny.”