Нетерпение сердца. Новеллы

Весь этот мир — шахматы (если только, конечно, это можно назвать миром). Это одна большая-пребольшая партия. Ой, как интересно!
Льюис Кэрролл

Необычная и интересная новелла небольшого объёма. Чтобы рассказать о ней, не пересказав при этом весь сюжет, надо постараться. Но я попробую.
На пароходе происходит случайная встреча между чемпионом мира по шахматам по фамилии Чентович и неким доктором Б. Как вскоре выясняется, этот доктор Б. (автор специально не называет его, возможно, делая из него собирательный образ) прекрасно умеет играть в шахматы. Так выходит, что ему предстоит сыграть с прославленным на весь мир шахматистом.
Вот в принципе и все. После этого следует финал этой короткой истории.

Первая мысль, которая приходит к большинству читателей, игра в шахматы в новелле служит метафорой фашизма, нацизма, тоталитаризма и прочих -измов, так же, как и метафорой борьбы с этими -измами. Запутанная мысль, но мне сложно объяснить её понятнее.
В шахматах всё (или почти всё) подчинено правилам, ходы можно и нужно просчитывать заранее, опытный гроссмейстер может распланировать партию от начала до конца.

Но это одна сторона. Для игры в шахматы полезно ещё иметь развитое воображение. Господин Б. разыгрывает целые партии в своей голове. Он научился играть при драматических обстоятельствах, находясь в неволе и не видя шахматную доску.
У мировой знаменитости Чентовича совсем другой подход. Он подходит к игре очень технически. Более того, он не знает ничего, что прямо не относится к сфере его деятельности.
Чем-то Чентович напоминает гениального сыщика Шерлока Холмса, который был профаном во многих вопросах, известных каждому школьнику. Он не ведает, что “на свете жили когда-то Рембрандт, Бетховен, Данте и Наполеон”. Для него в мире существуют единственные ценности, шахматы и деньги, которые он успешно зарабатывает, играя в шахматы.

Таким образом в лице двоих соперников, которых свёл случай, мы имеем два подхода к шахматам или, по-другому, два противоположных мировоззрения.
Только взгляд на шахматы и/или на мир у доктора Б. сформировался не по его воле. Ему пришлось побывать пленником в лапах у гестапо.
Почему чемпион стал таким узколобым или, как его называют, мономаном, Цвейг не рассказывает. Вполне допускаю, что на него повлияло то же собирательное “гестапо”, внушив ему определенные ценности.

Возможно, в новелле скрываются и другие смыслы, которые мог бы разглядеть более проницательный и/или разбирающийся в шахматах читатель. Главное, что читать ее интересно.

Какой нож в спину - самый ранящий? Мне кажется, даже уверена, что тот, который всадили родные и близкие люди. Быть может, это глупо слепо верить им, но так уж происходит, что именно от любимых - не ждешь подвоха, даже не представляешь себе и не задумываешься о возможности, что они предадут, заберут самое важное и ценное, солгут и продолжат обманывать. Они же не должны так поступать! И так весь мир способен коварно и вероломно подвергнуть мукам, но не семья, не они!

"Незримая коллекция" - очень грустная новелла и, как всегда у Цвейга, заставляющая задуматься... Ослепший старик, чьим смыслом жизни было собирательство, утратив зрение, не потерял внутреннее любование своей коллекцией. Но он не знает, что его семья превратила смысл существования отца и мужа в иллюзию - на месте бесценных гравюр в папках жена с дочерью оставили пустые листы и картинки, похожие на ощупь на то, чем дорожил старик. И, казалось бы, их можно оправдать - проигравшая войну Германия, невозможность оплатить еду, когда больше некому их прокормить - сестра осталась с малышами без мужа, старик ослеп, а его пенсия превратилась в гроши. Но ведь это - "мелко стелешь", если взглянуть с позиции морали - семья предала своего главу, они обманули, не раз обманули, и продолжили это делать каждый вечер, когда ослепший доставал свою единственную радость, благодаря которой оживал и становился вновь собой, из шкафа...

Обмануть, не оставить выбора, а оставить с иллюзией, воспользовавшись неполноценностью человека - разве должны так поступать родные люди, от которых меньше всего ожидаешь предательства? А потом бояться, что правда раскроется и, кажется мне, больше переживать о себе, чем о старике - что с ними будет, когда тот узнает, что его лишили, буквально, жизни... Ведь, если бы боялись за него, не решились бы украдкой из-под носа у слепого забирать то, благодаря чему он еще держался в этом мире...

Наконец-то я нашла новеллу автора, которая пришлась мне под душе, ура! А то до этого 3 или 4 читала и они меня не впечатлили, так что уже думала, что с автором нам совсем не по пути, но тут рандом удачно подкинул и я решила ещё попробовать. Теперь я с Цвейгом не прощаюсь.
С самых первых строк, при описании такого своеобразного моноодаренного шахматного чемпиона мне стало очень интересно, а уж когда рассказчик стал слушать исповедь доктора Б., и вовсе оторваться было невозможно. Описание шахматных партий тоже получилось увлекательным, при всем моём незнакомстве с предметом. Я даже на третьесортного игрока никак не тяну)
Описание получилось занимательным, а язык автора я и ранее оценила, мне просто было не слишком интересно в других новеллах, даже когда эмоционально рассказ задевал, продолжать чтение желания не возникало. Но не здесь, в этой оде шахматам пополам с психоневрологией. Очень увлекательное произведение. И финал полностью устроил, прямо чудо.

Удивительно, насколько же разные новеллы Цвейга мне советуют. Объединяет их, пожалуй, только одно – неизменно прекрасное впечатление, которое они оставляют. Впрочем, есть ещё одна черта, о которой я уже говорил когда-то, но которой только сейчас нашёл идеальное определение – надрыв. В каждой новелле Стефана Цвейга есть хотя бы один персонаж, который до крайности, с гиперболизированной чувствительностью переживает какую-либо эмоцию, обнажая перед читателем самое сокровенное в своей душе.

Я прочитал не так много произведений автора, чтобы говорить о закономерности, но на данном этапе моего знакомства с писателем создаётся впечатление, что каждая его новелла – это ода одной из граней человеческого сердца, показанная им так близко, точно смотришь в микроскоп. «Шахматная новелла» – это первое моё произведение Цвейга не о любви. Или, по крайней мере, не о любви человека к человеку. Грань человеческого существа, раскрываемая в данной новелле, гораздо более необычна и насыщенна. Цвейг говорит о мономании, маниакальной одержимости одной-единственной идеей, захватывающей человека полностью и вызывающей у него помешательство.

В следующем абзаце будут спойлеры.

На пароходе, плывущем из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес, у рассказчика происходят две знаменательные встречи. Первая – с чемпионом мира по шахматам, Мирко Чентовичем. Одарённый в шахматах, Чентович до смешного глуп в остальных сферах, слывёт личностью мелочной и неприятной. Дав согласие сыграть с азартными пассажирами парохода, не пожалевшими денег ради возможности попробовать свои силы в игре с чемпионом, он, безусловно, разносит их в пух и прах, делая это с показной лёгкостью и скукой. Но игроки не сдаются, уязвлённые пренебрежительным отношением знаменитости, и здесь-то происходит вторая встреча, гораздо более интересная, чем первая. Неизвестный присоединяется к уже практически проигранной партии и выводит её в ничью, вызывая бурное оживление и всеобщий восторг. Однако, лишь только заходит разговор об игре один на один с Чентовичем, неизвестный спаситель ретируется, отказываясь играть. В попытке уговорить таинственного пассажира изменить решение, рассказчик слышит одну из самых необычных и откровенных историй в своей жизни.

История незнакомца – это не только мысли человека, страдающего от серьёзной болезни, это ещё и описание гораздо более сложного процесса – её зарождения, постепенного помутнения разума в результате изощрённой, пассивной пытки человеческого естества. Это один из тех случаев, когда у Цвейга хочется спросить: «Откуда Вы это знаете?» Если бы Стефан Цвейг родился без литературного таланта, он определённо занялся бы психологией, и, полагаю, правильно бы поступил.

Очень достойное и интересное произведение, подкупающее неожиданным поворотом сюжета, размышлениями и, безусловно, прекрасным стилем. Без колебаний советовал бы любителям малой прозы или творчества автора.

Цвейг - автор, чье творчество полно любовью к русской литературе. Кто-то, даже проникнувшись русскими классиками-титанами, пытается это завуалировать. А он - нет. Вполне открыто в его произведениях (в том числе и в "Нетерпении") демонстрируются сюжеты русских авторов-классиков, и получается некий сборник-ассорти: тут тебе и Достоевского, и Куприна преподнесут, а если хочешь - Чехова даже. Словом, любил Цвейг русскую литературу, и не скрывал этого.

Плохо ли, хорошо ли - не нам судить, но уж больно часто испытываешь при прочтении ощущение дежавю.

Если начать раскладывать сюжет, проблематику и стилистику романа по полочкам, рискую оказаться дублером цвейговских критиков, потому как на данный момент в современном литературоведении существует уже немало работ. Так что есть смысл расставить лишь основные акценты - особенно для тех, кто считает Цвейга самостоятельным автором, не склонным к подражанию стилю, копированию эпизодов и списыванию сюжетов.

В мире - что век или два назад, что сейчас - как нельзя более остро существует проблема человеческой бесхарактерности. Именно эта бесхарактерность, мягкотелость, неспособность отстаивать свою позицию, полное избегание ответственности, поминутное изменение принятых "раз и навсегда решений" - отличительная черта главного героя романа. Каждый мало-мальски значимый момент собственной биографии рисуется в сознании Гоффмиллера как "самый важный поворот в моей жизни", "самая решающая минута" и прочее.

Однако Цвейг не создает оригинального героя, не создает оригинальной поэтики. Вдохновленный Достоевским, он из сюжета, который сошел бы для нормальной новеллы или небольшого рассказа, раздувает целый роман душевных скитаний-метаний-переживаний. Вроде бы как автор и стремится к "небывалой человечности и <...> глубине чувств", которые влекли его у русских классиков (смотрим «Переписку А. М. Горького с зарубежными литераторами»), но не дотягивает, ибо топчется на одном месте и никак не двигается с мертвой точки - с описания одноликих и однотипных, как две капли воды друг на друга похожих волнительных случаев, каверзных ситуаций, моментов принятия окончательных решений, вспышек гнева и раскаяния (Эдит), подобострастного преклонения в одних и тех же проявлениях, формах и выражениях и влекущих за собой одни и те же ответные реакции, одни и те же вереницы мыслей.

Опираясь на Куприна, Цвейг очень точно и красочно передает быт офицерской жизни. Поверить в описываемое нетрудно, читатель быстро проникается чувствами, которыми наполнено сердце офицера, скачущего галопом во главе своего маленького войска, ощущениями, которые испытывает рядовой под зорким взглядом полковника, пониманием, что есть дисциплина и повиновение для того, кто 15 лет своей жизни (из 25 прожитых) отдал постижению военных премудростей... Живо, ярко, но постоянно с навязчивой мыслью: "Хм... где-то я это уже видел..."

Хотя и новеллы Цвейга имеют очень много общего с поэтикой Достоевского, - тут в помощь прекрасные исследования и диссертации литературных умов прошлого и нынешнего века, - однако сам по себе жанр новеллы удается автору куда более успешно. И если бы это была новелла и читатель не жевал столько раз "особенности характеров" двух-трех главных героев, то симпатия к наивному и сострадающему юноше не успела бы угаснуть, переживания за болезненную девочку не притупились бы ее постоянными истериками, ну и, соответственно, ощущение горечи случившегося было бы куда более ярким и острым...

Амоке - да-да.
Я не издеваюсь - честно. Просто я сама до прочтения не представляла, о чем здесь пишет автор. Мне просто очень захотелось заглянуть на огонек к герру Стефану. Но когда я схватила Стефан Цвейг - Вчерашний мир , который по тематике мне очень даже интересен - была поражена даже неприятно журналистской пусть и отточенностью, но - сухостью стиля. Особенно после начитанной в большом количестве напевной и образной классики. А вот "Амок" в плане стиля...
Даже ожидания слегка перевыполнил. Завязка вот прям предельно простая: рассказчик просто плывет на корабле и немного даже скучает. Люди щебечут и веселятся, проходят мимо - но ничего не может затронуть струн его души. Пока он не встречает...
Я уже начинаю понимать, что уважаемый автор - просто такое и таких любит. Его герои - даже не знаю... Что-то все у мне попадаются такие - человечные человеки. Со своими слабостями и недостатками, которые автор даже не выпячивает - так, слегка обращает внимание. Ну люди они, просто люди. Хотя сцена, где на рассказчика из темноты выползает нечто неведомое - слегка даже нереальная. Но в остальном...
Могу даже признаться, что основная "история в истории" меня не сильно-то и впечатлила. Кто читал рассказы русских писателей вроде Чехова и Бунина - того подобным не проймешь) Ну человеческие страсти, и добивание у автора вышло что ни есть классическое. Самая же интрига здесь - кто/что же такое "амок"! Очень хочется сбросить завесу тайны - но, думаю, милосердно спрячу под спойлер - вдруг кому-то хочется открыть эту "страшную тайну" самостоятельно;)

А так - рассказ и рассказ. Если он напомнил Бунина или Чехова - уже хорошо. Поэтому и советовать буду - любителям всех вышеперечисленных. Герр Стефан уж очень хорошо умеет освечивать и вскрывать самые потаенные уголки человеческих душ и мыслей. И ведь не передавливает особо... Я поняла, что хочу обратиться к его прозе пообъемнее и похудожественнее - интересно же!

Интересный роман о том как молодой человек перепутал жалость с помощью, не смог остановиться и повлек за собой смерть.
Антон Гофмиллер, молодой лейтенант австрийской армии знакомится с неходячей девушкой Эдит и ее немногочисленной семьей: господином фон Кекешфальва и его племянницей Илоной. Общение лейтенанта с калекой Эдит будет давить на него и он раздираемый между своими реальными чувствами и призрачным долгом будет "помогать" Эдит, проявляя как он думал помощь.
В первый раз он проявит нетерпение сердца когда после своих извинений он примет приглашение Эдит и в качестве исполнения долга, как он себе его представляет будет общаться с наивной молодой девушкой, которая никогда не испытывала к себе внимания. Он дарит ложную надежду на здоровье, а значит на брак. Итог известен.
Лейтенант это понимает и хочет больше никогда не видеть семью Кекешфальвы, но его престыдят и он в очередной раз исполняя долг будет общаться с Эдит. Он сделает еще одну попытку оставить ее, но опять столкнется с давлением, снова выполнит долг и пожалеет ее.
В одиночестве он придет в себя, выберет свою жизнь и все таки оставит семью Кекешфальва и Эдит. Итог девушки потерявшей единственную надежду на брак понятен.
С одной стороны Антон Гофмиллер был честен перед собой, но предрассудки общества тянули его выполнять долг, который был жалостью, а воспринят как дружественная помощь. Условности, требования общества, стремление жить по чести привели к печальному итогу. Он пытался быть добрым с Кекешфальвами, но не справился с общественным давлением. Клубок закрутился и распутаться уже не мог.
Стефан Цвейг четко показывает общество Австро-Венгрии, его нравы, требования и проблемы. Цвейг показывает как помощь может оказаться вредной, как правила загоняют человека в ситуацию из которой он не может выбраться без потерь. Это интересная история, но очень прямолинейная.

Немного жутковато стало, знаете ли, от этой новеллы. Вот так живешь себе, никого не трогаешь, а потом вдруг узнаешь, что все эти годы с упорством, достойным лучшего применения, за тобой кто-то следил. Кто-то тобой был одержим, настолько, что это граничит с сумасшествием. Но нет, это не рассказ о маньяке. Это новелла о неразделенной любви, о наваждении, о тоске и страсти, разрушающей жизнь. О добровольном унижении, когда человек на что угодно готов, только бы получить от любимого хоть тень внимания, с радостью идет на любой самообман, отвергает все, что есть еще в жизни, ради одного – недостижимого.

Известный писатель однажды получает длинное письмо от неизвестной женщины. Впрочем, это для него она незнакомка, а она знает о нем все. Много лет она, оказывается, была в него влюблена. Попав в 13-летнем возрасте под обаяние ласковых глаз, которые на самом деле ее и не заметили даже, она так и не смогла выбраться. Следила за каждым вздохом, ловила каждый взгляд, стояла под окнами, всю жизнь прожила только одной мечтой. И теперь, спустя много лет, под влиянием произошедшей трагедии, решает излить душу. И пишет, пишет, пишет, высказывает все, что у нее накопилось за это время, раскрывает всю себя. Не берусь наверняка представить, какие чувства испытывал писатель, получивший такое послание, но вот я, на секунду вообразив себя на его месте, как-то очень ощутимо вздрогнула.

Ни тщеславия, ни сожаления об упущенном, ничего такого тут, мне кажется, с его стороны быть не могло. Возможно, равнодушие, но последние строки опровергают это. Но при этом и жалости героиня не вызывает. Она прожила ужасную, мучительную жизнь, но все это устроила себе она сама. Вряд ли она могла бы самостоятельно избавиться от зависимости, но она ведь и не хотела этого! Она всеми силами оберегала ее, выбрала свое страдание, купалась в нем, лелеяла его и взращивала. Одинокая девочка превратилась в не менее одинокую девушку и женщину, одержимую все той же, единственной, мыслью, застрявшую в ней и наслаждающуюся этим. Возможно, ей бы даже помогло, расскажи она кому-нибудь. Помогло хотя бы тем, что, произнесенная вслух, ее любовь перестала бы быть такой сокровенной и наверняка со временем утратила бы силу. Но этого-то она ни за что не допустила бы.

И это очень тоскливо – думать о том, куда ушли душевные силы человека и во что он превратил себя своей собственной волей.

Германия после проигрыша в Первой Мировой войне, жуткая инфляция, когда деньги обесцениваются раз за разом, и, как всегда, одни на этом наживаются, превращаясь в изгрязевых князей, а другие катастрофически нищают, распродавая все, что было нажито и ими, и их предками. В такой обстановке потомственный антиквар волею случая сталкивается с одним страстным коллекционером гравюр, который всю свою долгую жизнь каждый накопленный грош вкладывал в свою коллекцию. И даже сейчас восьмидесятилетний старик, уже ослепший, находит утешение в своем собрании, наизусть помня все свои приобретения, перебирая их руками, гладя их пальцами, теперь заменившими ему глаза...

Если честно, очень неприятное, и даже я бы сказала, мерзенькое у меня послевкусие от этой новеллы, я не спорю, что жизнь людей важнее вещей и предметов, пусть и являющимися произведениям искусства. Но имели ли они право так поступать? Для меня ответ однозначен... Вместе с рассказчиком я была в легком ужасе от представшей перед нами картины, слепой старик, счастливый в своем неведении, перебирающий свою незримую коллекцию...