Мысль

Меня всегда удивляла (в хорошем смысле) некоторая парадоксальность и нередко абсурдность рассказов Леонида Андреева. Но в этом произведении он превзошел сам себя.
Жил да был простой доктор Антон Игнатьевич Керженцев, каких много по всей стране. Но он совершил убийство. Не из ревности, не из самозащиты, не из нужны. Нет, это всё не про нашего героя. У Керженцева была мысль, он её думал, и реализовал. Рассказ представляет собой 8 листиков записей, которые сделал сам герой, находясь на испытании в Елисаветинской психиатрической больнице. Если в начале он вызывает хоть какое-то минимальное сочувствие (ещё бы, быть отвергнутым женщиной, которую искренно любил). Но чем дальше в лес, тем большее неприятие и даже омерзение вызывает Керженцев. Он сравнивает себя с Раскольниковым. Но у того была четкая идеология и моральные принципы, но у нашего героя только мысль - я лучше, чем он (Алексей Константинович Савелов - товарищ по университету и муж той женщины, что отвергла Антона). Она посмеялась надо мной - и теперь пусть мучается.
Но для меня было интересно проследить то, как герой пытается выгородить себя, доказать, что он всё сделал правильно. Как шаг за шагом в попытке стать нормальным человеком, он всё больше погружается в пучину безумия.
Рассказ красивый, но страшный. Вдруг какой Керженцев рядом ходит...

Повесть началась сразу же с очень УБИЙСТВЕННОГО коктейля, состоявшего из мести и зависти. Мести любимой девушке, которую он не в силах был добиться и влюбить в себя. Которая мало того отвергла, так ещё и посмела насмехаться над ним, небось рассказав ещё и всем своим знакомым об этом. Зависть к другу, который в его глазах был ничтожным, но всеми горячо любимым. А Танечка, та Танечка, которую он любил посмела ещё и выйти за Алексея замуж. Полюбить его всем сердцем, холить и лелеять. Конечно же Антон Керженцев не мог такого выдержать и случилось то, что случилось. А ирония в том, что если бы не его участие и намерение отравить им жизнь, то возможно они бы даже и не поженились. Всё-таки Антон был болен безумием, зря он пытался симулировать, он же был изначально болен, раз так долго вынашивал идею убийства, ещё целый год читал заметки по теме психических заболеваний, тщательно готовясь избежать наказание. Даже если бы у него получилось, то вечное пребывание среди психических больных людей стоило того? Убить из-за обиды, насмешки, а потом всю жизнь нести это бремя, отбывая наказание не в самых лучших местах. А ведь он до самого конца верил, что его сумасшествие - всего лишь актёрская игра. Не сводите себя с ума, уважаемые читатели.

Как любое произведение Леонида Андреева, это пробирает до мурашек. Тягучее повествование словно окутывает читателя, погружая во внутренний мир людей, которых приговорили к казни.

“Смертников” в повести восемь, но восьмому удалось избежать приготовленной ему участи. Это министр, на которого готовилось покушение. Его “перепрятали”. Но даже несмотря на то, что покушение предотвращено, он не может отделаться от мысли, что сейчас был бы мёртв. Если бы ему не сказали, что на него готовится покушение, то он спокойно пил бы кофе, а не представлял бы себя на месте тех разорванных кусочков, которые он видел на местах преступления.

Но как бы сильна не была тревога министра, с ней не могут сравниться ощущения людей, которым не суждено избежать смерти.

Семеро заключённых, пятерых из которых “слил” провокатор, ожидают своей участи в тюрьме. Андреев не скупится на описание их психологического состояния. Подробно, детально расписывает их трясущиеся руки и желание кричать от безысходности и страха. Распад личности Цыганка и полубезумное состояние Янсона. Для них страшнее не казнь, а её ожидание. Правосудие не торопится с приговором, словно специально стараются помучить.

Ещё сильнее и страшнее сцены свидания приговоренных с родителями. В одной — безусловная любовь и поддержка. Родители благословляют сына на смерть и неистово целуют. В другой — осуждение и непонимание при встрече. Однако в обоих случаях Андреев показывает, что какие бы эмоции или их отсутствие не показали родители, муки их едва ли не сильнее, чем у их приговорённых детей. И не важно, могут ли они разделить и понять поступки детей и их мотивы.

На последних “шагах” особенно было жалко Таню. “Как во всю жизнь свою Таня Ковальчук думала только о других и никогда о себе, так и теперь только за других мучилась она и тосковала сильно”. И она же пошла в одиночестве.

Ещё двое — убийцы. Их образы получились не столь стойкими, как образы революционеров. Цыганка и Янсона страшила приближающаяся смерть куда сильнее, чем политических.

Повесть становится ещё страшнее, когда понимаешь, что написана она по реальному и громкому делу группы революционеров. У убийц тоже есть свои реальные прототипы.

Описание же самой казни проходит как нечто обыденное. Вот, не стало семерых человек. Таких разных по происхождению, по своим идеалам и духу. Но как ни в чём не бывало взошло солнце. И даже для этих семерых, кто встретил его с “с безумно вытаращенными глазами, с опухшим синим языком”, видевшим рассвет в последний раз.

Долго подбиралась к этой небольшой повести Леонида Андреева, знала, что будет тяжело читать. Но не ожидала, что настолько. Просто всю душу наизнанку выворачивает. Страх, слёзы... Не могла читать спокойно. Жутко невероятно от всей этой образной реалистичности. Страшно, что повторяется из века в век война, ломающая людские судьбы, измывающаяся над людьми.

Вроде бы повествование сюрреалистичное, и кому-то может показаться, что не способно оно вызвать такую реакцию. А нет, ещё как способно. Ужас, который поглощает тебя на каждой странице, безысходность, кажется, будто кровь сочится со страниц, чистая, невинная кровь несчастного человека, закрывшего глаза на страницах произведения, отдавшегося смертному сну.

Книга делится на две части, можно сказать, и первая более абстрактная, но всё равно ты понимаешь, что речь идёт о войне. О самом мерзком явлении в истории человечества, которое не может быть оправдано ничем. С горькой усмешкой вспоминаешь тех, кто привык романтизировать войну. Вот такие книги им нужно читать, чтобы октрыто посмотреть в глаза правде, понять, что война — это зло, без вариантов.

Не знаю, что сказать о сюжете. Его как такового здесь и нет. Поток мыслей, страшных, удручающих. И почти в каждом отрывке он — Красный Смех. Символ горя и смерти.

Я все никак не могу собраться с мыслями и ощущениями, все никак не могу построить их в предложения, придать им смысл и обличить их в форму текста или высказывания. Со мной явно что-то произошло, нечто обескураживающее, подавляющее, нечто головокружительное. Со мной произошли изменения, я – не я, не могу быть собой и не хочу. Ураганом ворвалась, перевернула мою душу, разбросала исписанные листы по углам и смяла их. Смяла мои черновики, разлила чернила и унеслась вихрем столь же стремительно, сколь появилась. Эта повесть оставила неизгладимый след в моем сердце. Я больше никогда не буду прежней. Все потому, что меня… «меня не надо вешать!»

Что же случается с человеком, вынужденным взглянуть в глаза самой смерти, провести с ней еще при жизни несколько дней, недели или всего одну ночь? Наедине со смертью. Она все стоит в углу, стоит и не уходит. Она ждет тебя. Ждет, что ты ей скажешь, в чем признаешься перед нею. И ждет, что ты промолчишь. Она сводит с ума, но именно она заставляет сердце биться, а кровь течь по венам. Именно она есть то, что окружает тебя еще при жизни, что шагает по твоим следам, что убаюкивает тебя бессонной ночью.

У каждого своя смерть. У каждого свое прощание с жизнью. Не все так страшно, если не думать, не пытаться осознать – живешь себе и живешь, никого не трогая, ни о чем не подозревая. И в один момент, минуту или секунду все растворяется на глазах – «В час дня, Ваше превосходительство». Этот час, который для тебя уже никогда не настанет. Самый главный час в твоей жизни никогда не настанет.

Все, чем ты жил на этом свете все девятнадцать ли, двадцать семь или сорок три года – все, чем ты жил, превратится в ничто. Может остаться только память. Останется ли? Надолго ли? В ней наше бессмертие, в ней сохранится то, что мы нажили, что мы вырастили, о чем заботились. Если останется, мы жили не зря. Мы умирали не зря.

Сила духа, страх тела. Голубые глаза, серые стены. Любовь к жизни, закрытые двери. Оставаясь наедине с собой, каждый принимает свою обреченность по-своему. Кто-то забывает о себе в заботе о других, кто-то укрепляет здоровье упражнениями. Кто-то начинает любить человечество, а кто-то гордится своей казнью. Кто-то счастлив, но все безумны. Человек не может объять необъятное. Он не может вместить в свою маленькую голову все величие и грязь, и благородие смерти. Она остается за его приделами, не имея возможности вместиться, быть понятой. Она разрушает границы разума, она раздвигает их. Она сводит с ума.

Конец повести был очень сильным. Сильным в своем спокойствии, обреченности. Покаянии. Не было слышно ни скрипа веревки, ни вздоха, ни шагов в направлении виселицы. Не было слышно ни единого движения ветра. Все произошло в оглушающей тишине. И эта тишина ужасает больше всякого звука.

Хотелось еще так много написать об этой книге, так много рассказать. Но после прочтения я потеряла дар речи. После прочтения у меня остался будто бы глубокий шрам на сердце, о котором никому нельзя рассказывать: как он там оказался, что со мной случилось, было ли больно. В ту ночь я думала, что никогда больше не смогу заснуть, что я открыла великую тайну, что я посвящена в некое таинство, что эта книга – священна. Я думала об Андрееве, о том, каким нужно быть человеком и какую нужно прожить жизнь, чтобы писать такие вещи, чтобы так творить, чтобы стать певцом самого безумия. До такой сильной дрожи, до первых слез, до помешательства довела меня книга. Я думала, что повесят не их, а вешают меня, и думала, что все на свете останутся живы, а умру только я, только я перестану существовать. Но книга кончилась. Я вышла на балкон с открытыми окнами. Ветер дул. Было уже светло. Жизнь продолжалась.

С историей про Иуду я был ознакомлен очень поверхностно. Знал только про предательство, и что в итоге Иуда сам и повесился от мук совести(?). Да и эту историю знают абсолютно все и будут вспоминать её веками, я уверен. Нет в истории предательства страшней. Интерпретация Андреева шикарна, я сразу проникся и не мог оторваться до самого конца этой повести. Иуда конечно тот ещё предатель, но не было ли это испытанием для всего народа? Для ближайших учеников Иисуса, что клялись в вечной любви и хотели занимать подле него место до самого конца, хотя к тому же Петру вопросов у меня сначала не было, хоть как и предсказывал Иисус:

В итоге так и получилось.
Да и в принципе если бы не Иуда, то и не произошло бы Воскресение Христа, и не уверовали бы люди окончательно, хотя они его до этого и погубили. Иуду я не хочу конечно оправдывать, но уж как-то пренебрежительно отнеслись к нему ученики Иисуса, даже не узнав человека, веря всяким слухам насмехались над ним, говорили как он безобразен. В этом рассказе как-то уж глупы они и трусливы, хотя может я уж слишком предвзято отношусь. Всё-таки они ученики. А самое смешное, что во время спора Петра и Иоанна Иуда не соврал, говоря, что будет возле Иисуса до самого его конца. Пока ученики спали, ели, тряслись за свою шкуру, боясь прихода стражей, пока тем временем Иуда почти не спал, не ел, не пил. Он всё время находился недалеко от Иисуса. Предав Иисуса он предал и себя, предал вечному позору своё имя. Позор итак ходил за ним по пятам, но теперь тянется он за ним из века в век. А ведь если бы он не предал, то возможно стал бы одним из лучших учеников Иисуса. Хорошая тема для размышлений, определенно 5 и рекомендую к прочтению.

Первый напрашивающийся сам собой вопрос: является ли доктор Керженцев душевнобольным? По моему мнению, только безумный человек не испытывает сомнений и угрызений совести. Он на это просто не способен. Керженцев решил примерить на себя привилегии Высшего Разума и Абсолюта. Это явный признак отсутствия психического здоровья. Извините, но если каждый начнёт убивать людей только за то, что жертва раздражает или выигрывает в соперническом поединке, то Земля превратится в безлюдную пустыню.
Главы рассказа представляют собой так называемые «листы», из которых мы узнаём мотивы преступления, его описание и мысли убийцы, у которого нет чувства вины за содеянное. Доктор Керженцев пишет их из психиатрической больницы и отправляет судьям.
Психика человека — очень хрупкая вещь, грань между нормой и безумием порой расплывчата… Любителям психологических рассуждений и интеллектуальной прозы должно понравиться.

Клуб "Белый кролик"

Больная книга. "Больная" - слово не из лексикона нынешней молодежи, и не из словаря одесского диалекта. Книга больная, нездоровая, стонущая от всепоглощающей боли, она пропитана этой болью насквозь.
Кажется, что все страдания человеческие, все слезы людские впитали эти страницы, каждое слово в ней корчится от испытываемых мук. С первых же строк подступает комок к горлу, и еще долго он не отступает, как закроешь книгу. Глаза болят от постоянного напряжения и чтения сквозь пелену слез, сердце болит от невозможности и нежелания осознать реальность всех этих ужасов, голова болит от одной лишь попытки вообразить себе Красный смех.

Я читала эту книгу, будто пила горькое лекарство. Через "нехочу", морщась, отворачиваясь, как капризный ребенок, но понимая, что это нужно. Пыталась проглотить это побыстрее, не чувствуя вкуса, но неизбежно возвращаясь, перечитывая абзац за абзацем, фразу за фразой, слово за словом, пропитываясь их соленой горечью и парализующим ужасом. Я выныривала книги, словно из страшного омута, боясь, что она накроет меня с головой, и уже не отпустит никогда. Я не давала ей завладеть моими мыслями, моей душой, но чувствовала, как меня пронизывает каждое прочитанное слово.

Весь сюрреализм, все безумие, танцы фантазии и воспаленного воображения, воспоминания и мысли героев, поначалу кажущиеся совершенно разрозненными, отрывочными, ближе к середине книги складываются в одну цельную, страшную картинку, ужасающую своей простотой. Но вновь она распадается на кусочки мозаики, словно ребенок в слезах разметал ее по столу, не желая видеть получившуюся картинку. Но поздно, читатель уже увидел, понял. Это война.

С творчеством Леонида Николаевича Андреева не был я знаком до прочтения "Рассказа о семи повешенных", о котором и пойдет речь. Попался он мне в процессе поиска к прочтению в одном из списков лучших рассказов.
Весь сюжет можно уместить в одно предложение. Пятеро террористов после неудачного покушения, убийца барина и закоренелый разбойник осуждены на смертную казнь. Все, большого сюжетного содержания данная повесть читателю не предложит. Почему? Все просто - Леонид Андреев является ярким представителем, даже родоначальником русского экспрессионизма. Что такое экспрессионизм может подсказать Википедия:
Экспрессионизм стремится не столько к воспроизведению действительности, сколько к выражению эмоционального состояния автора.
Теперь все ясно - главное в "Рассказе о семи повешенных" не сюжет а эмоции, чувства, мысли. Именно этим и наполнено повествование. Что чувствует человек, приговоренный к смерти? Что думает, что делает? На этот вопрос, пожалуй, можно получить ответ в книге. Все персонажи разные, даже у пятерки товарищей-террористов, у всех свой характер, проявляющийся и на суде и в ожидании смерти.
Главная тема произведения - смертная казнь. Все описанные муки и страдания осуждённых призваны отразить позицию автора по неприятию такой меры наказания как смерть. Но на дворе XXI век, в развитых странах мало где сохранилась смертная казнь. В России на нее уже несколько десятилетий действует мораторий. Но террористы, убийцы, насильники никуда не делись. Вследствие этого "Рассказ о семи повешенных" может не только не вызывать у читателей предполагаемых автором чувств сопереживания осуждённым но и действать прямо в противоположную сторону. Как можно сопереживать если сегодня преступники могут убивать людей десятками и даже сотнями, зная, что их не ждёт смертная кара? Если насильник и убийца-расчленитель пятелетней девочки из моего родного города даже спустя почти три года ещё даже не осужден а лежит себе без диагноза в психиатрической больнице, выводится из так называемого "реактивного" состояния? Я не выступаю яро за смертную казнь, но, видя подобные несправедливости, как и многие, задумываюсь...