Мысль

Война — не развлечение и не средство для решения проблем перенаселённости Земли, война — это большое человеческое горе.
Отличная и достаточно оригинальная книга, которая раскрывает перед нами все ужасы Войны – не важно какой: будь то Первой либо Второй Мировой, Гражданской, либо Отечественной – по сути все они – соперничество в жестокости и количестве убитых с обеих сторон.

«Но к самому факту войны я не могу привыкнуть, мой ум отказывается понять и объяснить то, что в основе своей безумно. Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны – что же это такое, ведь это сумасшествие?
Брат обернулся и вопросительно уставился на меня своими близорукими, немного наивными глазами.
– Красный смех, – весело сказал я, плескаясь».

«Красный смех» - рассказывает о русско-японской, той самой, о которой мы и знаем-то далеко не много, поскольку она стала нашим полным разгромом – и поэтому о ней говорить не любят. Повествование ведётся в форме заметок сперва солдата русской армии, а затем его брата. Оба – разные, но их сближает война, её ужасы, о которых они узнают – один воочию, второй – по запискам.

«…обвивались, как змеи. Он видел, как проволока, обрубленная с одного конца, резнула воздух и обвила, трех солдат. Колючки рвали мундиры, вонзались в тело, и солдаты с криком бешено кружились, и двое волокли за собою третьего, который был уже мертв. Потом остался в живых один, и он отпихивал от себя двух мертвецов, а те волоклись, кружились, переваливались один через другого и через него, – и вдруг сразу все стали неподвижны.
Одни, точно сослепу, обрывались в глубокие воронкообразные ямы и повисали животами на острых кольях, дергаясь и танцуя, как игрушечные паяцы; их придавливали новые тела, и скоро вся яма до краев превращалась в копошащуюся груду окровавленных живых и мертвых тел. Отовсюду снизу тянулись руки, и пальцы на них судорожно сокращались, хватая все, и кто попадал в эту западню, тот уже не мог выбраться назад: сотни пальцев, крепких и слепых, как клешни, сжимали ноги, цеплялись за одежду, валили человека на себя, вонзались в глаза и душили. Многие, как пьяные, бежали прямо на проволоку, повисали на ней и начинали кричать, пока пуля не кончала с ними».

Здесь нет героического пафоса, зато показана вся реальность войны, усталость солдат от постоянной и бесполезной бойни, которая доводит их до безумия, зачастую – полного безразличия ко всему что происходит. Когда на твоих глазах погибают сотни, а назавтра всё повторится вновь — ты знаешь, что вся ценность жизни здесь пропадает.
Никто даже не стремиться выжить, потому что знает, что это бесполезно – Красный смех поглотит их всех. И от осознания полного бессилия, своей обречённости, того, что выбраться из этой кровавой мясорубки попросту невозможно, что никогда больше не постичь и простых радостей мирной жизни – все они сходят с ума:

"…безумие и ужас.
Рассказывают, что в нашей и неприятельской армии появилось много душевнобольных. У нас уже открыто четыре психиатрических покоя. Когда я был в штабе, адъютант показывал мне…
– Много раненых? – спросил я.
Он махнул рукой.
– Много сумасшедших. Больше, чем раненых".

Людям, как и всем живым существам не свойственно убивать друг друга, может быть поэтому все они чувствуют себя чужими в этой машине смерти, но Красный смех уже пришёл за ними. Может быть поэтому наш герой, даже очутившись в родной семье, уже чувствует себя здесь совсем чужим, забывает имя собственной жены и только всё время что-то строчит карандашом на бумаге… всё время – забыв про сон, будто боясь забыть всё то, что ему довелось пережить там, или тревожась, что не узнают про это другие…
Одни увидят в этом небольшом рассказе предзнаменование грядущей революции, другие – мирового хаоса – двух мировых войн, сравнимых в своей жестокости лишь друг с другом. Ведь Красный смех – и есть это несравнимое ни с чем человеческое Безумство:

Дальше ещё несколько цитат

«Я узнал его, этот красный смех. Я искал и нашел его, этот красный смех. Теперь я понял, что было во всех этих изуродованных, разорванных, странных телах. Это был красный смех. Он в небе, он в солнце, и скоро он разольется по всей земле, этот красный смех!»

Отличная книга, написанная ещё в ноябре 1904 года, но уже тогда автор понимал всю бессмысленность и обречённость… Жаль, что эта книга, как и сама война, как-то затерялись в водовороте более крупных и роковых событий, скорой революции, мировых интриг и распрей. Ведь из неё можно было сделать свои уроки, но ведь так мы устроены – делаем выводы лишь тогда, когда зачастую бывает уже поздно…

«…уже восьмой день продолжается сражение. Оно началось в прошлую пятницу, и прошли суббота, воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг, и вновь наступила пятница и прошла – а оно все продолжается. Обе армии, сотни тысяч людей стоят друг против друга, не отступая, непрерывно посылают разрывные грохочущие снаряды; и каждую минуту живые люди превращаются в трупы. От грохота, от непрерывного колебания воздуха дрогнуло само небо и собрало над головой их черные тучи и грозу а они стоят друг против друга, не отступая, и убивают. Если человек не поспит трое суток, он становится болен и плохо помнит, а они не спят уже неделю, и они все сумасшедшие. От этого им не больно, от этого они не отступают и будут драться, пока не перебьют всех. Сообщают, что у некоторых частей не хватило снарядов и там люди дрались камнями, руками, грызлись, как собаки. Если остатки этих людей вернутся домой, у них будут клыки, как у волков, – но они не вернутся: они сошли с ума и перебьют всех. Они сошли с ума. В голове их все перевернулось, и они ничего не понимают: если их резко и быстро повернуть, они начинают стрелять в своих, думая, что бьют неприятеля.
У одних знакомых, где я не был давно, быть может, несколько лет, я неожиданно встретил сумасшедшего офицера, возвращенного с войны. Он был мой товарищ по школе, но я не узнал его; но его не узнала и мать, которая его родила. Если бы он год провалялся в могиле, он вернулся бы более похожим на себя, чем теперь. Он поседел и совсем белый; черты лица его мало изменились, но он молчит и слушает что-то – и от этого на лице его лежит грозная печать такой отдаленности, такой чуждости всему, что с ним страшно заговорить. Как рассказали родным, он сошел с ума так: они стояли в резерве, когда соседний полк пошел в штыковую атаку. Люди бежали и кричали «ура» так громко, что почти заглушали выстрелы, – и вдруг прекратились выстрелы, – и вдруг прекратилось «ура», – и вдруг наступила могильная тишина: это они добежали, и начался штыковой бой. И этой тишины не выдержал его рассудок.
Сегодня утром, просматривая в газете бесконечный список убитых, я встретил знакомую фамилию: убит жених моей сестры, офицер, призванный на военную службу вместе с покойным братом. А через час почтальон отдал мне письмо, адресованное на имя брата, и на конверте я узнал почерк убитого: мертвый писал к мертвому. Но это все же лучше того случая, когда мертвый пишет к живому; мне показывали мать, которая целый месяц получала письма от сына после того, как в газетах прочла о его страшной смерти – он был разорван снарядом. Он был нежный сын, и каждое письмо его было полно ласковых слов, утешений, молодой и наивной надежды на какое-то счастье. Он был мертв и каждый день с сатанинской аккуратностью писал о жизни, и мать перестала верить в его смерть – и, когда прошел без письма один, другой и третий день и наступило бесконечное молчание смерти, она взяла обеими руками старый большой револьвер сына и выстрелила себе в грудь. Кажется, она осталась жива, – не знаю, не слыхал».