
Женские мемуары
biljary
- 911 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
У читателя есть две возможности проявить себя, читая Берггольц. Как полного дурака, если принять все ею понаписанное за чистую монету, а не за качественную агитацию, эксплуатацию человеческих ценностей. Читаю рассказ Берггольц "Блокадная баня", трепетный и красивый, возмущающий и шокирующий. Датированный весной 1942 года. Знаковое время для блокадников. От первого лица писано, она, якобы, вместе с другими блокадницами в бане, все утратили женский облик. Буквально здесь же в ее дневнике
Что это? Теперь по логике я должен переквалифицировать "Блокадную баню" в литературное произведение и восхищаться красотами языка, проникновенностью и всякой другой чепухой. То есть, передо мной вторая возможность - проявить себя как полного урода. Вот что - к подобному нельзя относиться как к литературе. А писать подобные "бани" исключительно по заданию партии, искать в этом нездоровый интерес - вот оно уродство во всей его красе.
Есть только одна возможность - НЕ ЧИТАТЬ подобную хрень.

Наверное, можно усмотреть некий символизм в том, что я закончила читать эту книгу незадолго после празднования годовщины полного снятия блокады Ленинграда. Эта книга дышит историей. Это - живое свидетельство, голос уже ушедшей из нашего мира, но навсегда оставшейся в памяти потомков женщины, поэтессы и журналистки, чей голос звучал на радио блокадного Ленинграда. Это - память и живое слово женщины, судьба которой распята на страницах ее собственного дневника, так или иначе отражена в ее стихах и кровью сочится в сухих фактах, обобщенных в предисловии к этой книге. Здесь вы найдете даже страницы бездушного протокола того дела, которое фабриковали на нее как на "врага народа" в довоенные тридцатые годы. Эта женщина, несомненно, заслуживает памяти, уважения и почтения. Имя ее - Ольга Берггольц.
У меня отношение к этой книге неоднозначное. Как и к самой поэтессе. Читая все, что было до ее записок 49-го года я очень ей сопереживала, разделяя ее боль от потери близких и любимых (хоть мне и непонятна вся эта ее неземная любовь к ее еще живому второму мужу, но при этом отчаянный флирт с будущим третьим уже имел место быть. Как это могло сочетаться, а? Впрочем, не мне ее судить), праведный гнев о том, как патриотов превращают во врагов, а подхалимов и приписочников, клеветников и подпевал возносят на Олимп славы...
Шла книга по-разному. Какие-то страницы проносились за минуты, какие-то, казалось, растягивались в вечность. В целом, чтение этой книги заняло у меня гораздо больше времени, чем я изначально предполагала. Жалею ли я, что прочла ее? Нет. Могу ли я однозначно сказать, что она мне понравилась? Тоже нет. Слова о продолжающейся жизни блокадного города, когда кто-то сидит в ресторане, а кто-то умирает на передовой, были очень близки мне сейчас. Ольга Берггольц казалась мне искренней. И порой, клеймя систему, тоже. Но в чем-то все же ощущалась фальшь, перегибы и казалось, что она именно что рассчитывала, что это будут читать! А поскольку искренность здесь не абсолютна, то и высшую оценку, как планировала, я поставить не могу.
До глубины души и до боли в сердце поражена я тем, что никому из детей Ольги Берггольц не было суждено стать взрослыми и оставить этой семье потомков. Но хоть стихи ее никуда не делись, обеспечив ей память. Тронуло, как она заставляла себя жить и работать, как тяжело у нее это на самом деле шло и как удивляла ее обрушившаяся народная слава. Воистину, те кто не ищет любви, снискает ее, кто не стремится к власти - получит ее, а кто верит сам - убедит других.
Думаю, книга эта стоит прочтения.

А я затем хочу и буду жить,
Чтоб всю ее, как дань людскому братству,
На жертвенник всемирный положить. (с) Ольга Берггольц
Едва ли найдётся хоть кто-то, кто не слышал имени великой поэтессы из блокадного Ленинграда - Ольги Берггольц.
"Запретный дневник" как наваждение, как заклинание, как оголённая сталь Ольги. То, что ей удалось пережить при жизни, хватит на троих с головой, но это всё будет не то, не так.. Ольга Берггольц - русская советская писательница, поэтесса, женщина с необычайно сложной судьбой. Однако тяготы, горе, потеря троих детей и любимых мужчин, наветы коллег по цеху и нахождение в застенках, война не сломали эту хрупкую женщину. После всех горестей Берггольц напишет: "Что может враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить..." А ведь любить она правда умела. Как никто другой. Любить свой город, вдов, матерей и сирот, живших и воевавших в блокадные годы. Счастье приходит, когда хочешь сделать счастливым другого. Ольга настолько любила Ленинград, что жила и дышала этим городом! И была надеждой для многих, опорой, оплотом, ведь иногда именно её эфирное время на радио давало людям надежду, чтобы не сдаваться и только лишь продолжать жить. Ольгу Берггольц называли "Ленинградской Мадонной", она была "голосом Города" почти все девятьсот блокадных дней.
Именно ее строки “Никто не забыт и ничто не забыто” стали символом памяти о тех, кто отдал свои жизни за жизни будущих поколений. Это сейчас в связи с переоценкой ценностей, морали и нравственности, эти слова удерживаются на плаву, чтобы не опопсеть, исходя из уст тех, кому в общём-то всё равно.. Но за этими словами скрывается куда более глубокая и пронзительная история - история блокады Ленинграда.
Берггольц - поэт большой лирической и гражданской силы. Своей судьбой она дает невероятный пример патриотизма - понятия, так дискредитированного в наше время. Эти "Дневники" - монументальный труд о тяжёлой судьбе, это история прижизненной силы и веры.
...А я лишь теперь понимаю, как надо
любить, и жалеть, и прощать, и прощаться..
«Запретный дневник» раскрывает нам Ольгу и с другой стороны. Оказывается, что жизнь этой хрупкой, красивой, талантливой женщины-поэта полна трагедий. Поражаешься, сколько пришлось ей вынести: смерть детей, тюрьму, разочарования, развеянные иллюзии, блокаду, смерть любимого мужа.. И понимаешь, что не только эфирным временем была и должна быть известна Ольга Берггольц. Не знаю, как у вас в школах, а мы практически не проходили её стихотворений, и только я сама раскрыла её для себя, когда готовилась поехать на "Конкурс Чтецов" в 14 лет. Что и как я рассказывала? Неуёмно, тонко и пронзительно.
"Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем:
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням,
Никто не забыт, и ничто не забыто!"
"Как трудно, как невозможно жили мы..", – писала О. Берггольц в одном из своих стихотворений. Понимаешь эти строки и соглашаешься с ними, лишь тогда, когда начинаешь читать ее дневниковые записи. Подкупает искренность и немного смущает откровенность ее дневников.
18 января 1943г ленинградская блокада была прервана. Люди услышали, наконец, по радио: “Ленинградцы! Милые друзья! Товарищи по оружию и всем тяготам фронтовой жизни! Блокада прорвана. Поздравляем вас, дорогие! Это еще не окончательная победа, но радостное ее предвестие. Мы соединились со всей страной. Мы вздохнем теперь полной грудью и, как никогда, уверены, что недалека теперь окончательная победа над фашизмом”. В эфире звучит голос Ольги Берггольц: "Что может враг? Разрушить и убить. И только-то?
А я могу любить.." После снятия блокады она была награждена медалями "За оборону Ленинграда" и "За доблестный труд в Великой Отечественной войне". Потом были премии, другие награды. Еще много лет жизни в любимом городе. На Пискаревском кладбище выбиты ее стихи, которые заканчиваются словами "Никто не забыт и ничто не забыто".
Мне кажется, что стихи, которые писала Ольга Федоровна Берггольц в Ленинграде, во время блокады, - это действительно уникальные в значительной степени образцы русской лирики, для меня вполне сопоставимые с крупнейшими фигурами русской поэзии XX века и даже иногда, может быть, превосходящими какие-то произведения Ахматовой, Пастернака и других поэтов первого ряда. Почему так мало отдаётся роли и почёту творчества замечательной Ольги Берггольц? Ведь она работала с ценнейшим материалом.. с душами людей. И на этом нечеловеческом материале Берггольц смогла создать замечательную лирику. Особенную.
Я помню и люблю, ведь и она любила всей душой!

Нет, не должен человек бояться никакой своей мысли. Только тут абсолютная свобода. Если же и там ее нет - значит, ничего нет.

Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорит: "Живи".

Забвение истории своей Родины, страданий своей Родины, своих лучших болей и радостей, - связанных с ней испытаний души - тягчайший грех. Недаром в древности говорили: - Если забуду тебя, Иерусалиме...














Другие издания


