Between the Assassinations

— Вы знакомы с человеком, который ходит из дома в дом, предлагая по двадцать рупий за старые картонные коробки из-под красного «Джонни Уокера»? – спросил Аббаси. – Как по-вашему, кому он их потом продает?
Все захохотали.
— Для муслима, Аббаси, ты на редкость наивен, – сказал, отсмеявшись, Падивал, продававший также и подержанные автомобили. – Разумеется, он продает их тем, кто гонит поддельное виски. И потому красный «Джонни Уокер», покупаемый тобой в магазине, это подделка, даже если продается в настоящей бутылке, которую достают из настоящей коробки.
Аббаси медленно заговорил, пальцем описывая в воздухе круги:
— Стало быть, я продаю коробку человеку… который продает ее другому человеку, который гонит эту отраву и продает ее мне? Получается, я сам же себя и надуваю?

В шесть вечера, через полчаса после того, как белошвейки покинули цех, Аббаси запер фабрику, уселся в свой «Амбассадор» и покатил из Гавани в Киттур; думать сейчас он мог лишь об одном.
О коррупции. В этой стране ей не было видно ни конца ни края. За последние четыре месяца – с тех самых пор, как он решил снова открыть фабрику, – ему пришлось заплатить: служащему Управления электроснабжения; служащему Управления водоснабжения; половине служащих киттурской Службы сбора подоходных налогов; шести разным чиновникам Телефонного управления; служащему Комиссии по земельному налогу киттурского городского совета; санитарному инспектору Комитета здравоохранения штата Карнатака; делегации Всеиндийского профсоюза работников малых предприятий; делегациям киттурской партии Конгресса, киттурской партии «Бхаратия Джаната», киттурской Коммунистической партии и киттурской Мусульманской лиги.

— Ты лжешь мне. Могу я спросить – почему?
Палец Зии прошелся по обесцвеченным витилиго губам:
— Я муслим. И сын муслима.
— В этом городе пятьдесят тысяч муслимов, – надтреснутым от раздражения голосом произнес чужеземец. – И каждый бурлит от гнева. Каждый готов к действию. Я предложил тебе эту работу из одной только жалости. Потому что понял, как поступили с тобой индусы. Если б не это, я предложил бы ее одному из тех пятидесяти тысяч.
Зияуддин встал и отбросил ногой стул.
— Ну так и предложи ее одному из тех пятидесяти тысяч.
Выйдя с территории отеля, он обернулся. Патан, смотревший ему в спину, негромко спросил:
— Вот, значит, как платишь ты мне за доброту, маленький патан?
Зияуддин не ответил. Он смотрел в землю. Большой палец его ступни медленно нарисовал кружок. Зияуддин набрал в легкие воздуху и испустил хриплое, бессловесное шипение.

Полчаса спустя миссис Гомец собралась в клуб, на собрание женщин из «Общества Львиц», но Мэттью из своего сарая так и не вышел – даже после того, как она позвала его, повернувшись лицом к заднему двору, шесть раз.
— Позвольте мне отвезти вас, мадам, – сказал Джордж.
Она неуверенно взглянула на него:
— А водить-то вы умеете?
— Когда человек растет в бедности, мадам, ему приходится научиться всему, от работы на земле до вождения автомобиля. Почему бы вам не сесть в машину и не посмотреть, хорошо ли я вожу?
— У вас и права есть? Вы не разобьете машину?
— Мадам, – ответил он, – я никогда не сделал бы ничего, что могло бы подвергнуть вас хотя бы малейшей опасности.
И, помолчав, добавил:
— Я готов отдать за вас жизнь.

— Какие книги читает мадам?
— Романы. – Библиотекарь-мотоциклист прервал работу и подмигнул Джорджу: – Неприличные романы. Я каждый день вижу десятки таких, как она, – женщин, у которых мужья уехали за границу.
Он согнул средний палец и повертел им в воздухе.
— У них все еще чешется, сам понимаешь… Вот им и приходится читать английские романы, чтобы полегчало.
Джордж ухмыльнулся. Впрочем, когда «Ямаха» сделала, подняв пыль, круг по двору и выехала на улицу, он подбежал к калитке и крикнул:
— Не смей так говорить о мадам, негодяй!