Волшебник

Не моё это, ох, не моё! И чего я взялась его читать?! Впрочем, негативный опыт - тоже опыт.

Достаточно специфическая повесть Набокова далась мне нелегко. Но написано так, что атмосферу ожидания чего-то пакостного так и ощущаешь, словно чужой липкий взгляд. И манера слов и оборотов весьма интересна.

Так при чем тут волшебник? Я вот тоже гадала... А волшебник то злой оказался.

Угу, мечты извращенца про девочку, жесть.
И я бы совсем опечалилась, если бы не концовка.

В послесловии, так сказать, Дмитрий Набоков даёт пояснения по этой повести.

Что сказать могу в итоге, перечитывать явно не возьмусь и дальнейшее знакомство с автором пока отложу, потому как мысленно всё ещё возвращаюсь в жуткий сюжет.

Владимир Набоков
«Волшебник»

Ну не знаю. Противоречивые чувства одолевают моё нутро после ознакомления с этой повестью. Весьма противоречивые. Уходящие в негатив. Как ни привычно, но каждый раз странно, когда дисгармония души находит выплеск в гармонии текста. История о влечении здорового физически мужчины сорока лет к двенадцатилетней девочке — ну такое, знаете ли. Она не имеет начала, но имеет конец. Справедливый, на мой взгляд. Тот самый, который нужно. Этот Волшебник — так автор называет безымянного главного героя (почему?) — возникает словно из ниоткуда, без малейшей предыстории. Есть только пояснение про его рабочую деятельность. Появляется странной, мрачной фигурой, наблюдателем за девочками, ищущим ту самую. С мыслями и желаниями, полными похоти, которой богато его воображение. Даже не хочется ни то что перечислять — думать о них, вспоминать их тошно. Разврат и совращение. Куда это годится? Хотя они — наравне с его страхами — являются главной движущей силой произведения. То, как он воплощает своё желание обладать невинной девчушкой, тоже займёт немаловажное место, ведь ему придётся жениться на умирающей вдове и после её смерти стать отчимом ребёнку. Брезгливость его к ней понятна, но она — лишь способ достижения главного. Унылый, бесцветный персонаж. Да, измученная физической болью от болезни и операций, вдова. По человечески её жаль. Но в то же время то, как она обращается с дочерью, вызывает некоторые опасения за будущее отпрыска. Полностью поглощённая страданиями и мучениями, она думает только о себе; ей, по большому счёту, плевать на свою кровушку. Зачем она вышла замуж? Чтобы её малолетняя дочь не была одна? Ха! Оставить дочь в руках незнакомого мужчины — ну такое, знаете ли. До такого додуматься надо. Если бы она знала, что он за чудовище… И даже почти при смерти ей хочется потрахушек. Или она настолько правильно воспитана, что долг первой брачной ночи должен быть исполнен при любых обстоятельствах? Отвратительная особа с бородавкой. О-о, а что Волшебник о ней думает, что он замысливает? Ох, лицемер.

Так вот, увидев однажды объект (фу, как противно это писать) своего вожделения, который в платьице катался на роликах, он знакомится с её нянькой. И при посредничестве смотрительницы сводит знакомство со своей будущей женой. Мебель ему, видите ли, нужна. А через описываемое действо его последующей семейной жизни красной нитью проходят его влажные мечты о том, как он коснётся девчушки, погладит её, ветер вспорхнёт платьице несмышлёныша, как она ему улыбнётся. И постоянная, снедающая досада оттого, что объект живёт не с ним. Он лишён привилегии лицезреть юную особу. А плоть, а плоть-то горит! О Боже, как он мучается, как томится! Надо отдать должное Набокову — мастер, что уж тут говорить, — так как описываемые им мечты Волшебника могут при определённых раскладах возбудить у читателя полёт фантазии, но только при условии, что он заменит в своих мыслях девочку на девушку или женщину. В противном же случае, у меня для него не очень приятные новости. И страхи, постоянное опасение быть пойманным, уличённым, раскрытым — этого он боится до безумия. Чувствует гад, что это не очень-то нормально — мечтать о ласках юного тела и желать воткнуть свой жезл туда, куда не следует. Здесь теперь его чуть-чуть жаль, ведь жить в таком постоянном напряжении и опасении — врагу не пожелаешь. Оно нарушает и так пошатнувшееся психическое состояние душевного равновесия. Думаю, что сильно ломает и добивает его личность, его психику. Хотеть, желать и знать, что его «хочу» запрещено не только нормами человеческой морали, но и религией, что последует наказание не только за действия, но и за мысли (если они кому-то станут известны) — это разрывает. Ужасно видеть чуть ли не в каждом человеке шпиона и существовать в постоянном сомнении и подозрении. Страшно жить с неувядающей душевной тоской по тому, что ты «не такой, как все», что стоит перейти от мечтаний к действию — и всё. Всеобщее порицание. Бегство…

А он, такие, как он, ничего не может с этим поделать. К сожалению, естество не обманешь. Если природа над тобой надругалась, то стоит ли делать то же самое с ни в чём не повинным дитём? И как бы таких мужчин не было жалко — до тех пор, пока они не совершили преступление, — их следует изолировать от общества. Как бы не гуманно это ни звучало. Как? Куда? Я не знаю. Сколько они могут поломать жизней девочек или мальчиков? Ну или лучше пусть завершается жизненный путь так, как закончилась данная повесть. Резко, молниеносно, стремительно. В состоянии аффекта. Конец, конечно, феерический от быстроты происходящего. И как внезапно моё настроение сменило полюс на противоположный. Появилась даже злобная усмешка. Все под Роком ходим. Слог у повести красивый, витиеватый, ажурный-абажурный. Претензий по этой части нет и быть не может. Это же Набоков! Хотя ближе к концу читать становится утомительно. Но красота слога не спасает эту повесть с той точки зрения, что абсолютно никакой такой красотой не перекроешь то, о чём она. Сюжет последователен, ладно скроен. Ещё хотелось бы побольше узнать об этом низменном существе, т.н. Волшебнике. Но даже в этой недосказанности можно усмотреть правильность решения автора и узреть своеобразный шарм. Интриги никакой (для меня, так как я чувствовал ответ на дилемму из следующего предложения). Разве что, удастся или нет. Ну и атмосфера жути, неизбежного происшествия и чего-то нехорошего присутствует, нависает дамокловым мечом. Саспенс. Знаете, что-то из области голливудских триллеров девяностых годов прошлого века. В этой области творец не опростоволосился. И образы, какими изящными мазками создаёт Владимир Владимирович (прости, Господи) объём персонажам! Любо-дорого читать. Принимая во внимание факт, что у Набокова творческих изысканий на эту тему не одна штука, у меня к нему встаёт вопрос (кто смотрел «Южный парк», тот понял). Не покидает ощущение, что надо бы познакомиться с высказываниями мсье писателя о его интересах. Ведь не просто же так он уделяет теме отношений между людьми разных возрастных категорий немалое внимание. Просветите, набоковеды. Простите, пожалуйста, за сумбур. Я не нарочно. Берегите своих детей, младшеньких братьев и сестёр, племянников и племянниц.

Опечатка желания искажала смысл любви.

В письме издателю автор представляет эту повесть как «прекрасный образчик русской прозы, точной и прозрачной, который при некотором старании может быть переведён на английский Набоковыми». Авторская невинная самовлюблённость обезоруживает, но «Волшебник» и правда кристален, строен и целен, как огранённый диамант. По сравнению с ним «Лолита» — громоздкое одышливое чудовище, запутавшееся в бесконечных кольцах ненужных обоснований и бряцающее чешуёй разнокалиберных деталей. В повести всё не просто более лаконично и взвешенно, но и более абстрактно и образно, и ярче проступает бодрящий контраст лирики и иронии. Поэтому, и ещё потому, что нас не заставляют выслушивать прямой монолог главного героя, этот психопат здесь более трогателен. Легче вообразить его усталым пожилым драконом (неслучайно он работает с драгоценными камнями, да и образ башни с подъёмным мостом здесь к месту), который в порыве нечеловеческой тоски вызволяет юную принцессу из плена кошмарной матери-мачехи и, поверженный, повисает на колючей проволоке у подножия своей башни слоновой кости. Финал тоже более стремительный, эффектный и справедливый: «забирай под себя, рвякай хрупь», — так и слышишь, как прокатываются тяжёлые колёса реальности по черепкам разбитой мечты.
Иногда случается, что эскиз гораздо удачнее полотна — может, именно своей незавершённостью. «Это по-хорошему, это бывает».

Ослепший циферблат луны. Птичий клин повис над миром стрелками часов. Не стало времени, и словно в жутковатом сне, ветер хлопает дверями страниц в коридоре сказочной книги ( Красная шапочка, Алиса, Крысолов ?), но нужная дверь потерялась в этом лиственном пасьянсе открываний и закрываний : впусти, впусти, впусти!
Этот "шедеврик" от Набокова, помог мне по новому понять "Лолиту".
У меня и раньше то было подозрение, что "Лолита" похожа на творческий, бесконечно податливый сон Гумберта. "Волшебник" же, похож на инфернальную импровизацию сна Свидригайлова из ПиН.
Набоков не случайно обмолвился о том, что "Волшебник", это "первая пульсация" "Лолиты", зародившийся у него в то время, когда он был пригвождён к постели, мучимый межрёберной невралгией.
Этот эдемический мотив рождения Евы из ребра Адама, женщины, как лучшего сна одинокой земли ( фактически, мужчина вынашивал под сердцем женщину, был беременен вечно-женственным), перекликается с другой символикой "ребра", когда Христу на кресте пронзили змеевидной головкой копья подреберье, и жизнь, словно сон, ушла из него. Круг замкнулся.
Этот мотив искупления и распятия обыграется и в "Волшебнике", когда юная жертва, словно мотылёк в объятьях паука, будет лежать на постели в беспамятстве сна, и лишь крестик будет сиять у неё на груди, и золотою змейкой будет дрожать, изгибаться цепочка, и его поцелуй будет тлеть у неё под ребром...
Примечательно, что в "Волшебнике" у главных героев, словно в тёмном и немом сне, нет имён : они одно целое. И самое сокровенное ( как впрочем и в Лолите), свершается под сенью сна.
О, ничто не обнимает так полнокровно, порочно, как сон и смерть!
Так кого же хотел искусить, обнять, пленить этот Дон Жуан утраченного и юного времени?
И если в "Лолите" Гумберт (имя охотника из гриммовской "Красной шапочки") занимался литературой, то в "Волшебнике", "охотник" близок к геометрии, к тем непересекающимся прямым ( тела и души, добра и зла, настоящего и прошлого), которые крестом пересекаются вблизи звёзд и в творческой душе.
В нашем безумном мире есть нечто тоскующее по поруганному детству и заре жизни, словно преступник в ночи, возвращается оно на место преступления, тихо дёргая за медный звоночек сердца.
Вот "преступник" оплетает свою жертву звёздной паутинкой души, оберегая её от внешнего мира, творя декоративную вечность. Вот он мечтает о том, как для неё в дальнейшем "сольются в одно, её развитие, и развитие любви, воспоминание детства, и воспоминание мужской нежности, прошлое, настоящее и будущее сольются в нечто сияющее, источником которого будет он". За этой радугой времени, за этим искажённым намёком на новозаветное " и времени больше не станет", следуют дивной красоты строки в библейской тональности : незаспойлерный пример из стиха Бунина : " И цветы, и шмели, и трава, и колосья".
В этом есть некая синестезия чувства времени а-ля Пруст и Рембо : душа -женского рода, и она всегда юна.
Вслед за Фаустом, волшебник жаждет заколдовать, остановить уже не мгновение, но время и юность - в их зеркале видя нежный блик своего подлинного лика -, ощущая свою жертву как произрастающее из него древо жизни, с темно и мучительно шевелящимися в нём корнями сна.
Но даже в своём аду одиночества, изъятости из мира и любви, волшебник ощущает смутную пульсацию настоящего мира, и его декорации рая рассыпаются в последних строчках повести, вместе со стилем и главным героем соскальзывая обратно в ад.
Словно сквозь воды сна, доносятся матовые звуки мира.
Вот раздвигаются бледные колени... нет, это расправляются крылья поруганного ангела. Вот солнце дугой промелькнуло по небу, и чёрный паук засеменил по потолку... нет, это тень от люстры. Вот чёрное, помятое крыло машины, в кинематографической вспышке обожгло ладонь, ласкающей бедро своей жертвы... нет, это чёрное крыло ангела смерти, занесённое над его жизнью...

Эта удивительная повесть похожа на карманную вечность ( да-да, есть и такие книги). В ней жертва если и похожа на Еву и Лилит, то на каких-то других, почти целомудренных : всю ложь их порока и грехопадения вечно-женственного, мужчина впервые взял на себя.
У Набокова есть экзистенциально-эротический стих Лилит (18 +), многое проясняющий в "Волшебнике".

p.s. Прежде чем осуждать Набокова за излишнюю фокусировку на преступном сознании, на аде безумия ( а зло - одно из форм безумия), нужно помнить, что за это же осуждали и Достоевского. Но у обоих художников всегда есть свет, который и во тьме светит.

Claudia Giraudo

Да... Блестяще написанная вещь.
Разумеется, её герой, человек, которому Набоков не захотел даже дать имени, не может вызывать никакой симпатии, но то, как постепенно раскрывается его сущность, то, как лжет он самому себе, лицемерно прикрывая эвфемизмами и намеками свои пороки, то, как плетет паутину этот гнусный паук, затягивая в её середину несчастного ребенка, то, как обманом и хитростью он пытается добиться своей низменной цели - описано автором прекрасно. Как всегда, восхитителен язык, ярки образы... Намеками, обрывками возникают только люди, разделяющие волшебника и девочку. Конечно, они ведь для него не люди, всего лишь препятствия на пути... Гораздо важнее представляются ему ролики на ногах героини, её шерстяное коричневое платье, берет на мокрых кудрях...
Совершенно ясно, почему Набокову показалось невозможным остановиться на такой интерпретации этого сюжета... Здесь - ребенок выступает настоящей жертвой похотливого лжеца, Здесь - мы с ужасом ждем развязки... Здесь - волшебник не вызывает даже толики сочувствия, здесь он омерзителен и гадок... Здесь сходство с "Лолитой" - лишь в деталях сюжетной канвы... А это - слишком просто для Набокова. И он возьмется за сюжет снова - и оплетет его многими слоями и смыслами, размышлениями о Чаплине, полемикой с Достоевским и анализом тайников собственной души... Но для этого должно пройти еще 16 лет...

Очень сложно избавиться от двойственного отношения к этой повести: с одной стороны совершенство описания, выражения, изображения, язык как произведение искусства, тончайшая гармония слов, неуловимые оттенки смыслов, чувств, психологических состояний, и в то же время - неприятный сюжет, тема, в нашу эпоху вызывающая неизбежное порицание и ненависть, к которой даже равнодушное отношение чревато косыми взглядами, не говоря уже о каких-либо попытках ее оправдать...

Бытует утверждение, что художник якобы стоит над пороком и добродетелью, да и в самом тексте Набокова нет ни малейшей тени осуждения или одобрения, лишь безоценочное погружение в бездну паталогии, выраженной в форме запретного вожделения, раскрытие психологии человека, бессильного побороть чувство, в обществе определенное как предоссудительное и преступное. Поражение, гибель - закономерный итог, и Волшебнику не сочувствуешь ни капли, ибо он сам виновен в том, что его чары развеялись, стоило ему перейти от грез к действию...

Язык Набокова - неизмеримо щедр и почти осязаем, кажется - для него не существует пределов, он способен преодолеть любой барьер, разрушить любую форму, воссоздать, создать впервые... И не отделаться от подспудной мысли: не оправданно ли сожалеть о том, что такое богатство тратится на тему, пускай любопытную и противоречивую, но вряд ли достойную средств ее выражения. "Первая маленькая пульсация "Лолиты", сказал Набоков. Пусть так, но сожаление все равно присутствует.

Отвратительная книга.
Мне стало страшно. За себя,за мою племяницу,за моих будущих детей,которые у меня непременно будут. Даже красивый слог не спасет нравственную распущенность всей темы. Да какой там слог,у меня было ощущение что я читаю "исповедь" осужденного за педофилию.Глупые отмазки "волшебника" для которого все происходящее томный сон,сказка. За всю книгу лишь одна здравая мысль ГГ

Почти тридцать лет разницы

и та промелькнула случайно.
Но это произведение лучше.намного лучше Лолиты. Оно честнее. Никаких Гумбертов не бывает. Все они рано или поздно начинают тыкать своим причиным местом в лицо девочки в придорожном отеле. Сказок нет. Это реальность.

Волшебник все расставил на свои места.

Если после прочтения Лолиты и Камеры обскура еще оставались какие-то сомнения, то Волшебник развеял последние. Чуть позже узнал о стихотворении «Лилит» – там вообще все предельно откровенно. Цените (только уберите от экрана впечатлительных детей и животных!):

Сосцы, у него, понимаешь, цвели.

Дальше...

скользил он, паимаишь…восторг в растущем зуде, паимаишь.

фу

Меееегзкий, меееееегзкий мьсё Набокоффь. Мсьё знал толк в извращениях – помимо педофилии в вышеприведенной фантазии во всей красе представлен эксгибиционизм:

Так что еще вопрос, отчего именно мсьё в стихотворении «пролил семя» – от скольжения «змея в змее» или от «мерзко блеющих детей» глядящих на его «булаву».

Ээх…Володька, Володька…

Дамы и господа, мы должны с вами со всей серьезностью признать, что подсудимый был педофилом. Да, да. Как это ни печально. И, возможно, эксгибиционистом (хотя сны разряда «все в одежде, а я без нижнего белья», по статистике, присущи достаточно большому количеству людей, в данном случае автор стихотворения говорит о фиксации взглядов присутствующих детей именно на его, автора, гениталиях. Шо, согласитесь, характерно!

Волшебник, по счету – третья работа о любви/страсти зрелого человека мужского пола к ребенку женского пола.

1928 г. Лилит (Начало сублимации (начало ли?) – «девочка», возраст не конкретизирован)
1932 г. Камера обскура (15-16 лет Магде)
1939 г. Волшебник (посмертная публикация – «девочка», возраст не конкретизирован(?))
1955г. Лолита (Ло – 12 лет)

При этом книга читается намного легче чем Камера и Лолита, во-первых, благодаря меньшему объему текста и большей лаконичности. Все то, что раздражало в Лолите – отсутствует. Атмосфера есть, но она скорее интуитивная. Нет имен, второстепенные персонажи прописаны лишь контурно, дабы не отвлекать внимания от главной темы. Тема развита до самого конца. Все предельно откровенно.

Во-вторых, книга намного более светлая, чем Лолита или Камера. Преступления не случилось, девочка цела, после смерти отчима получит его (плюс своей матери) деньги и, может быть, дальнейшая ее судьба сложиться удачно.

В-третьих, это лучшее, что написал Набоков по метафоричности (даже лучше, чем Приглашение на казнь).
Правда, ощущение, что это лучшее произведение Набокова приходит с послевкусием после последней сцены. Понимаешь, что вот так вот коротко, ясно и нужно было написать. Пояснить суть проблемы человека (ГГ), удалив ненужные сопли (как в Лолите) и закончить все хэппи-эндом.

Язык и интересные моменты

Магический жезл как эвфемизм эрегированного пениса. Это что-то новое. Нефритовый жезл где-то попадался на литературных просторах. Магический – еще нет.

И название книги – как откровенная и в то же время довольно тонкая ирония «волшебник – магический жезл».

Еще интересный момент. На всем протяжении книги, герой рассказывает о себе, как о мужчине молодом. Напрямую, конечно, об этом не говорится, но читается в интонациях и суждениях. И вдруг, перед финалом, подается взгляд на происходящее со стороны – описывается картинка, которая предстала перед женщиной, живущей в соседнем номере отеля, где остановились ГГ и падчерица. И здесь ГГ описан как старый лысый мужчина (тут, кстати, вспоминается сам Набоков, каким он предстает на многочисленных фотографиях). Хотя ГГ явно в районе 35-40 лет, судя по возрасту матери девочки. Такой интересный ракурс.

Конфликт

С одной стороны – назвать совсем выродком ГГ сложно – ГГ представляет себе жизнь с девочкой как некую семью, где девочка выполняет роль друга и жены. То есть, речь не идет о чистой сексуальной эксплуатации. С другой стороны – ГГ совершенно не берет во внимание мысли и чувства самой девочки. Как бы априори подразумевая, что она «за». Об украденном в таком случае детстве и том, что у девочки только что умерла мать, ГГ совсем не думает. Тем более странными выглядят идиллические фантазии ГГ о совместной жизни с девочкой. Для идиллии нужно стремление двустороннее, а как его можно достичь при принуждении? Ведь ГГ четко отдает себе отчет, что ему пришлось бы «оградить» девочку от внешнего мира. Чистой воды противоречие.

Набоков никогда не изучает природу сексуальности. И у него нет анализа восприятия сексуальности или любви с точки зрения полов. Разницы этого взгляда. Вообще проходит мимо его книг. Только собственное субъективное восприятие.

Удивительно, как можно описывать, в общем-то, отвратительные явления или предметы, обожествляя их или возводя в ранг искусства.

С точки зрения нашей животной части – да, это все притягивает непреодолимо. Но эстетически восхищаться фрикциями или хлюпаньем сопутствующих жидкостей – нонсенс. Странно, что такой «эстет» как Набоков, так этой темой восхищается и смакует.

Ну и конечно, было бы лучше, если бы все педофилы сублимировали желания написанием «лолит» и «волшебников» чем насиловали детей в реальности.

Пятиминутка ненависти

Набоков – грязный и мерзкий педофил. Радуюсь от того, что подтвердился мой тезис, выдвинутый при прочтении еще Камеры обскура. Только и всего. Тезис – подтверждение, не более. Набоков уже давно не существует. Ему уже все равно.

И рожа (это пятиминутка ненависти, напоминаю!) у него противная. Так и хочется в нее плюнуть. Все строил из себя эстета и с бабочками фотографировался. А сам мечтал о маленьких девочках, еще это и в своеобразный культ возводил. О ханжестве здесь речь не идет - встречаются "девочки" лет 15-ти уже с такими формами, что челюсть отпадает. И клеймо там ставить негде уже. А здесь - девочки как дети, хотя автор и пытается всеми правдами и неправдами приписать им "осознанное влечение".

Как тут не вспомнить бессмертного Никифора Ляписа-Трубецкого?

«Владимир сох по малолеткам.
Лолит Владимир обожал.»

Или Аверченко с его «Неизлечимые»?

II. Мухи и их привычки. Очерки из жизни насекомых
Небольшая стройная муха в белых носочках и упругими бёдрами ползла по откосу запыленного окна.
Звали её по-мушиному — Лолита.
Из-за угла вылетела большая чёрная муха, села против первой и с еле сдерживаемым порывом страсти стала потирать над головой стройными мускулистыми лапками. Вид мальчишеских бедер Лолиты ударил в голову чёрной мухи чем-то пьянящим… Простёрши лапки, она крепко прижала Лолиту к своей груди, и всё заверте…

Лоли есть? Тогда мы идем к вам!

Jahrbuch für psychoanalytische und psychopathologische Forschungen 1909