Carus, или Тот, кто дорог своим друзьям

Прекрасна эпоха, когда радости, приносимые мазохизмом, назывались добродетелью!

Мы неустанно строим то, чего мы боимся, желая таким образом защитить себя от него. Неустанно готовим оружие, укрепляем стены и насыпи, роем хитроумные ходы, возводим башни. Совершенствуя эти оборонные сооружения, мы мало-помалу забываем, от чего обороняемся с таким усердием. Мы создаем тюрьму, которая является единственной причиной страха, от которого она укрывает

В депрессии нет отношения силы, и ошейник с шипами, как только его разжимают, становится обычным шейным кольцом.

Думать… все науки в этом мире… все книги, эти утешительные погремушки для всего света, присваивают себе одинаковые мелкие признаки, чтобы говорить

Так как же пожертвовать сущим ради чистой идеи? — воскликнул А., снова приходя в возбуждение. — Взять хоть древний мартиролог: все патрицианки предпочли смерть отречению от веры, например Бландина…

И он стал развивать постулат, согласно которому люди некогда были готовы умереть ради того, чтобы жить. Они, мол, скорее искали повод к смерти, нежели упускали повод к жизни.

А. возразил: увы, мы всегда ищем в дружбе какую-нибудь выгоду – к примеру, возможность избавиться от страха одиночества или от скуки.

одиночество, скука и нездоровый интерес к симптомам своей болезни (по словам Э., он просиживает ночи напролет в постели, вслушиваясь в себя)отдалили его от книг, которые прежде так часто восхищали его своей убедительностью и доставляли — по крайней мере, когда он читал их вечерами, — немало радостей.

Страсти не имеют иной цели, кроме состояния, в которое они повергают.

– Бывало… и еще хуже, чем у вас… А впрочем, нет более бессмысленного занятия, чем мериться несчастьями…
– Все равно, что измерять бездонность бездонной пустоты, – сказал А.

И так же, внезапно – страх, беспощадно нахлынувший страх. Он охватывает все твое существо. Заполоняет. Заглушает голос того, кто сдается ему без боя.