Дитя волн

По одному сборнику сложно судить об авторе. Изначально сомневалась брать эту книгу или нет.
Читала что у автора есть пьесы, вот их бы с удовольствием прочла, потому что язык автора не вызвал не приязни.
В сборник вошли несколько очень грустных притч, от которых веет тоской и не поправимостью.
Незнакомка из Сены, рассказ об утопленице, которая попадает в подводный мир со своими законами и правилами, и для того чтобы от него освободиться нужно полностью умереть. То есть нигде человеческая душа не сможет обрести покой, если не подчинится толпе.
Дитя волн, рассказ о девочке, которая живет одна в деревушке, она видит проплывающие корабли, а они ее нет. Она одна поддерживает жизнь деревушки, зажигая очаги, открывая окна и развешивая флаги. Еще один пример тоски и беспросветности.
Третий рассказ об осле и воле, присутствующих при рождении Христа. Во-первых, не люблю библейские темы. А во-вторых, не попробовав мы никогда не узнаем что было бы лучше для другого.

Море волнуется раз...
Что это? Что за маленький синий томик нестандартного формата у меня в руках - переливается, протекает и зовет еле слышным шумом морской воды? "Сборник фантастических притч" - говорит аннотация. Такое определение заставляет, тихо погладив пальцем голубизну обложки, улыбнуться, открыть первую страницу и безмятежно уплыть из окружающего дня - ненадолго, зато глубоко.

Море волнуется два...
Истории уходят в бесконечность, в ту же бесконечность уходит и все, что у этих историй внутри. Сюпервьель ненавязчиво учит простым вещам

и заставляет улыбаться красоте, он много говорит о смерти, но редко называет ее по имени, показывает то, что может быть сильнее смерти. И вода, кругом вода, в каждой истории и в каждом преложении, протекающем внутрь читателя.
Этот сборник не имеет ни сюжета, ни четких персонажей, ни канонических завязок-развязок, но про него хочется говорить "настоящая литература". Говорят, что "Дитя волн" напоминает японскую короткую прозу дзуйхицу - пожалуй, да. Но что-то откровенно французское, негромко журчащее, просвечивает сквозь каждую фразу.

Море волнуется три...
Маэстро Жюль, месье Сюпервьель, вы прекрасны, воздушны и удивительны - во всей своей неподдельной легкости полета и умении быть грустновато-правдивым, но наивно-фантастичным. Откуда вы узнали о той двенадцатилетней девочке с плавучей улицы, о том, что подчас волы не жуют жвачку, а поют в глубине души? Может вы умеете правильно видеть? Или это морские волны нашептали вам сказочные истории - о девушке с голосом скрипки или о любящих тенях в небе, а вы запомнили их и записали так, что получилась правда?
Может, вы - преемник Оле Лукойе и верите в детские души во взрослых организмах, рассказывая свои ювелирные истории каждому, кто пожелает открыть тоненькую книжку с морем на обложке?

Пусть вас не издают, пусть тихие флейтовые переливы вашего рассказа заглушаются громогласными барабанами актуальности-современности, пусть кто-то не верит в искренность и фантазию, но...
вокруг тысячекратно одиноких людей все так же продолжает сворачиваться Змейка-дней-которые-нам-остается-прожить.

Чтобы представить мои ощущения от этого сборника, нужно закрыть глаза и вообразить себя на берегу моря, вслушаться в шум волн и тишину, следующую за ним. Нужно вспомнить свое детство, самые счастливые моменты и осознать, что такое больше никогда-никогда не повторится.
Каждая история этой небольшой книги - окошко в фантазию, в сон, где все такое непрочное, туманное, но от того не менее реальное. Здесь все до единой притчи печальны и при этом - без надрыва, после прочтения остается лишь мягкое послевкусие, светлая тихая грусть и нежность.
Темы для своих рассказов Жюль Сюпервьель выбирает сложные, в чем-то спорные и волнующие, многое связано со смертью - где-то она существует фоном, где-то ступенью вверх, где-то завязкой сюжета, а где-то мимолетным видением и невозможной мечтой. Еще больше в них личности, человека, зачастую другого, непонятного и непонятого. Детям вряд ли будет легко объяснить всю внутреннюю глубину этих почти что сказок, хотя определенные детали будут понятны и им. Все-таки книга больше для взрослых. И да, очень красиво написано, без витиеватости, но каждое предложение пронизано поэтичностью. Цитировать нет смысла, притчи именно что цельные и от этого такие впечатляющие.

Впервые в своей жизни обратила пристальное внимание на перевод книги. Я всегда думала, что это прерогатива филологов - так "мучиться". Во-первых, многие выражения переведены в исключительно минорной гамме: "его отчаяние возрастало с каждой минутой" (нет-нет, ничего такого страшного не надвигалось, просто всякие мысли...), затем бесконечное "уныние". Вообще, в христианском понимании такие чувства не приветствуются. Но может быть, ради контрастов как раз и нужен такой минор?

Другие выражения тоже не отличаются стройностью, выверенностью. Например, Иосиф (названный муж Девы): "говорит командным голосом". Ой-ой, сколько можно было синонимов привести. А ведь это Иоо-осиф, которого почитают и на Западе и на Востоке, и такой портрет простоватый. А может, потому что это взгляд на Иосифа главного"героя" книги - вола? Может быть... Вол ведь грубоватый, он же животное...

... А КНИГА-то ЧУДЕСНАЯ, но об этом хочется отдельно написать.

В России этот автор почему-то недооценен, на родине же им гордятся. И мне кажется, что знакомство с его текстами должно быть обязательным. Не для галочки и кругозора, а потому, что его произведения помогают посмотреть на все другими глазами, помогают переоценить то, к чему мы привыкли относиться как к должному. Тексты Сюпервьеля - сюрреалистические притчи. За маленькими историями раскрывается вселенский масштаб. Автор преодолевает время, именно оно становится для него главным противником. Он лишает смерть тотальности, абсолютности. Ни смерть , ни время не могут повлиять на любовь, одиночество или человечность. Язык прост, это не тот текст, который разбирается на цитаты, но чудесным образом он запоминается как важный сон. Грань между реальностью и фантастикой стерта во всех рассказах, и заглавный только ярче расставляет акценты на зыбких образах, заставляющих усомниться в том, где явь, а где миражи. Человеческая тоска порождает особый мир, похожий на наш, но неподвластный ни законам физики, ни времени, эта тоска страшнее смерти. Таков мир Сюпервьеля.