Сашка. Повести и рассказы

- Я думала, любовь - счастье, а она еще и мука.

Да, но это была сладкая мука, потому что каждое прикосновение друг к другу, не говоря уже о прощальных поцелуях в прихожей, доставляло им ни с чем не сравнимое, не изъяснимое никакими словами блаженство, горькая острота которого усугублялась неотвратимым приближением конца Володькиного отпуска.

Разлили по граненым стаканам и махнули по половине. За победу, конечно. А за что могли пить бывшие бойцы в июне сорок второго? Разумеется, только за нее - за победу, до которой еще неизвестно сколько годков, но которая придет беспременно.

Вторую половину хлопнули за тех, кто там...

А дни шли... Шли быстро, потому что были однообразны и похожи один на другой.

- Ты знаешь, как на живых смотрят те, у кого убитые?

- Представляю.

- Ты представляешь, а я знаю. Ходил я, как в Москву вернулся, к жене дружка своего убитого. Обменялись адресочками перед боем. Ну что? Лучше не вспоминать! Не знал, как от нее выбраться поскорей. Три ночи потом не спал.

- Ты небось надеешься живым из этой войны выйти?

• Не очень-то.
• Врешь, надеешься! Без этого ни жить, ни воевать нельзя.

- Зачем вы на войну, девчата? Не надо бы...

• Что вы! Разве можно в тылу усидеть, когда все наши мальчики воюют? Стыдно же...

Потому и дороги встречи с хорошими людьми, потому и горьки так расставания - навсегда же! Если и живыми останутся, то все равно вряд ли сведет их опять судьба, а жаль...

Немец прочел и буркнул:

• Пропаганден.
• Какая тебе пропаганда! - возмутился Сашка. - Правда это! - Немец еле заметно пожал плечами, а Сашка, не успокоившись, продолжал: - Это у вас пропаганда! А у нас правда! Понял? Мог я тебя прихлопнуть? Мог! Гранату под ноги - и хана! Валялся бы сейчас без ног и кровью исходил. А я не стал! А почему? Потому как люди мы! А вы фашисты!

Много пришлось видеть на передовой помирающих от ран ребят, и всегда поражали Сашку их глаза - посветлевшие какие-то, отрешенные, уже с того света будто бы... Умирали глаза раньше тела. Ещё билось сердце, дышала грудь, а глаза... глаза уже помертвевшие.

... делал своё солдатское дело как умел, хотя особых геройств вроде не совершал. И совсем не думал, что одно нахождение тут, в холоде и голоде, без укрытий и окопов, под каждочасным обстрелом, является уже подвигом.