Сто лет одиночества. Недобрый час. Диалог о романе в Латинской Америке

Большой, тучный, мохнатый, лукавый паук в тысячный раз берётся за дело своей жизни. Установив контроль за каждой лапкой, он начинает синхронно орудовать ими всеми, чтобы сплести самую прекрасную и обширную паутину из тех, которые ему когда-либо доводилось создавать. Величественное кружево отныне будет привлекать к себе каждую мушку, что волею судьбы окажется поблизости. И липкая субстанция нещадно опутает гостей, так что высвободиться они смогут, лишь истратив все свои силы.

Я остро почувствовала, что всего лишь маленькая несмышленая мушка, заплутав в лабиринтах ажурного литературного полотна Габриэля Гарсиа Маркеса. Он сам иронично напоминал о том, во что я ввязалась, как бы невзначай разбросав по страницам своего романа жилет, покрытый паутиной вековой плесени, лохмотья паутины по углам, дерзкую паутину, опутавшую мёртвые кусты роз и ещё целую коллекцию видов этой прозрачной цепкой ловушки.

Но я не билась в вязком текстовом веществе. Я безропотно предала себя ему и на протяжении трёхсот пятидесяти страниц мерно покачивалась на лёгком повествовательном ветру, не думая ни о времени, ни о местонахождении, ни о чём ином. И в этом безвременье предстали передо мной персонажи Маркеса – детища творческого отца, маленькие паучки, которых ткач заботливо разместил по периметру великой паутины. Каждый занял отведённое ему перекрестье. И все в унисон оказались поглощёнными наивной мыслью, будто именно их перекрестье – основное. И перестали подпускать к себе друг друга. И стали тяготиться своим отчуждённым существованием. И почувствовали едкое, разрушающее изнутри и томящее, горькое, гибельное одиночество.

Вы знаете, пауков я никогда не любила, чуралась их, испытывала к ним стойкое непоколебимое отвращение. Схожие чувства во мне вызывали обильные физиологические подробности, неприглядности и всяческие непотребства на страницах художественных произведений. Однако Маркес что-то перевернул во мне, словно вскрыв потаённое, словно показав нечто новое, чего мне видеть ещё не доводилось. И я с болезненным любопытством наблюдала за самыми интимными, странными, невероятными сценами жизни членов семьи Буэндиа. И восхищённо просила «ещё!», читая о «рае катастроф» и внимая даже описаниям тараканов.

По атмосферности произведение воистину непревзойдённо. И в этом свете любая тягота, каждое движение духа блуждающих впотьмах членов рода Буэндиа органично вплетается в повествовательную канву, позволяя читательскому взору проникнуть в самые глубины их мечущихся душ.

Габриэль Гарсиа Маркес силами художественных средств добивается фотографических эффектов фокусировки и расфокусировки. Я с восхищением наблюдала этакий приём "макросъёмки в литературе", когда обилие пёстрых деталей вдруг размывалось, предельно концентрируя читательское внимание на одной судьбе, одном событии, одном поступке.

Авторская кинематографичность также удивительна: вихрем проносятся перед читателем "кадры киноплёнки", чтобы вдруг остановиться, перемоткой вернуться назад и приблизить какой-нибудь хроникальный фрагмент. Приблизить до шероховатостей и трещинок, ошеломив читателя очевидностью повторения. Игра с рамками времени проходила по таким правилам: вы сломя голову мчитесь куда-то вперёд, чтобы засвидетельствовать события, которые произойдут через много-много лет, как вдруг ретроспектива Маркеса заставляет вашу голову вальсировать, так как в свет выходят многоплановые подробности событий давно минувших дней.

Существуя в пространстве этой липкой ловушки, я совершенно сбилась с какой бы то ни было осевой линии. Цикличные повторения закружили хороводом, и герои, словно маленькие песчинки, начали просачиваться сквозь пальцы. Попытки ухватиться за образ, за характер, за личность оканчивались провалом: едва привязавшие к себе магической привычкой, они умирали, расставались с рассудком, бесследно исчезали или преображались до неузнаваемости. Отчасти этот эффект объясняется связями между персонажами – сколь стремительно возникавшими, столь же стремительно и рвавшимися. Дети, рождённые в результате быстротечного союза-вспышки, изначально приходили в мир существами, лишёнными целостности – оторванными, надломанными и одинокими. И вступали в идентичные союзы. И производили на свет новых лишённых надежды одиночек. Столетний печальный хоровод.

Так просто и так красиво, так магически прекрасно и в то же время правдиво написана эта книга, что только ценой титанических усилий мне удалось отодрать себя от неё, перевернув последнюю страницу. Я уже почти осязала рассыпавшиеся вокруг жёлтые цветы, трепетание крыльев жёлтых бабочек, вековые потоки дождя и знойное солнце Макондо. Мне казалось, что вместе с членами огромной семьи Буэндиа я праздновала рождение и оплакивала утрату. Но всё закончилось. Познав муки одиночества литературных героев, я осталась наедине с собой. Думать. Осмысливать.

Так и получилось, что моя рецензия – лишь словесное отражение каких-то внутренних динамик, рождённых книгой "Сто лет одиночества". В ней мало информации, но много образов. Мало аналитического и много эмоционального. Потому как одиночество – одна из самых страшных человеческих западней, ловушка для наших крылатых сущностей, заботливо предоставленная высшим существом. И остаётся только выбрать – отбивать себе местечко в этой притягательной паутине или сорваться с неё в бездну счастливой, насыщенной жизни, научившись наконец не только брать, но и отдавать.

Впервые к этой книге меня подвел одноименный стих Егора Летова, в котором точна последняя фраза про добровольность этих ста лет... это одна из самых сильных и жутких книг, которые я когда либо читал, это действительно литература с большой буквы, и хоть мы и заелись русской классикой, которая отменна и вкусна, слог и сюжеты Маркеса меня покорили.

Это "библейские" истории Каина, Ноя, Иова смешанные с южноамериканским мистицизмом, темпераментом, усердием и чувственностью. Рай Макондо становится запустением мерзости, сто человеческих судеб и сто индивидуальных одиночеств во всей этой закольцованной истории существуют без любви, но даже последний, рожденный в любви, ребенок - обречен.

Маркес потратил почти все сбережения на написание романа. "...Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: „Не хватало только, чтобы роман оказался плохим" - и он оказался великим. Читать без продуху.

Может я не имею права писать рецензию , потому что бросил эту книгу не дочитав ( 150 стр ). Но скорее после этих страниц моё мнение ещё усугубится. Ждал чего-то особенного, близкого по духу и просто думал найти ответы на вопросы, ведь это такая популярная книга и столько у неё поклонников. Но на деле получил какую-то Санта-Барбару . Это - мыльная опера с непонятным нагромождением фактов, описанием безнравственных сцен, где порой аморально попахивает психушкой, и глубооким скрытым философским подтекстом, который я не уловил, но о котором все так много пишут . Видимо у всех разный вкус и каждому не угодишь, вот мне не угодили, господин Маркес )

Это сложная книга. Трудно писать по ней рецензию. Без сомнения, она полна философии, но я и близко не философ, поэтому должна была искать в этой книге нечто другое, чем можно было бы насладиться.
Сие произведение Маркеса - это нечто. Серьезно. Я никогда прежде не читала таких книг, да и сомневаюсь, что подобные есть. Это необыкновенная, чудная книга. Дивная, я бы даже сказала. Но от нее невозможно оторваться. Что-то особенное, неповторимое, захватывающее есть в ней, и это "что-то" заставляет читать ее все дальше и дальше. Что за особое, загадочное очарование Маркес сумел придать этой книге? Автор - воистину мастер слова. Все в его книгах - особенное, даже слог.

Итак, что же это? История "странной" семейки? Нет, это нечто гораздо большее. Это история целых семи (!) поколений одной семьи. Когда эта книга впервые попала мне в руки я подумала: "Замечательно, я люблю книги о семейках со своими причудами". Но это произведение для меня оказалось чем-то гораздо, гораздо большим. Летопись семьи Буэндиа, каждый член которой обладал одной главной чертой, которая роднила его с остальными Буэндиа - одиночеством.
Абсолютно все люди, в чьих жилах текла кровь Буэндиа, были одинокими. В книге описано семь поколений, и все эти семь поколений людей страдали от одиночества. Или прямо так явственно не страдали, но если присмотреться повнимательней, то это заметно. Отсюда и название книги.
Такие семьи, как семья Буэндиа, не часто встречаются.

Макондо... маленький поселок, созданный Буэндиа и еще другими людьми, которые пошли с ними. Также как и Буэндиа ровно через сто лет, Макондо был стерт с лица земли. Хочется представить а вдруг правда был такой город, где была радость, но больше всего там было одиночество. Наверное поэтому, так закончился род Буэндиа.
Все идёт по кругу, циклично, все возращается к исходному.
И ведь не зря что все Хосе Аркадио Буэндиа имели похожие судьбу, а все Аурелиано были одиноки, замкнуты. И если близнецы поменялись в детстве как думала Урсула, то и даже если от Аурелиан рождались дети, то они были обречены. И это тоже была закономерность.

Точно также, как восхищает, поражает и пугает меня наследие Сальвадора Дали, повлияла на меня книга Маркеса. Необузданная, глубокая, не укладывающаяся в голове, неповторимая, с мельчайшими деталями и подробностями, вплоть до самых нелицеприятных, правдивая и мистическая.

Самый большой след оставило окончание произведения про глубокое, непреодолимое одиночество, разрушение и гибель рода. Такие гнетущие последние страницы, такой контраст между веселой бурной жизнью в середине поколений, по сравнению с тишиной и отсутствием всяких надежд в финале романа. Я прямо чувствовала сама всю ту любовь, за которую пытались ухватиться Аурелиано со своей тетей Урсулой, любовь, которая должна была спасти род Буэндиа, но которой было не суждено этого сделать.

Одиночество.. Кто бы ты ни был по жизни, какой бы огромной ни был твой род, семья, все равно в твоей жизни будет одиночество - либо в детстве, либо в молодости, либо на закате твоих дней. Пережить его или прожить с ним всю жизнь суждено каждому.

Сколько же сил вложено в это произведение. Оно само по себе - мистическое. Ну неужели, припомните, вы не в состоянии были прочитать 450 страниц текста за неделю? Это сопоставимо с размером книги "Гордость и предубеждение". Книга сама не хотела, чтобы ее читали быстро, хотела, чтобы читатель проникся каждой фразой, прочувствовал каждый образ, испытал все чувства на себе. Особенно дождь, который "шел" 2-3 страницы, а по ощущениям и правда длился более 4 лет. Конечно, длиннющие, сложнейшие по структуре предложения тоже повлияли на скорость чтения, но, согласитесь, мистическая неторопливость чтения пронизывала каждую строчку!

Книга полезна тем, что уверяет тебя в том, что одиночество неизбежно. Но в тоже самое время дает надежду, что оно легко переживается.

И грустно, и смешно.

Нет, правда, у меня нет однозначного мнения об этой книге. Но..по порядку.
Во-первых, всю книгу я прочла как один большой анекдот (да простят мне это те, кто совершенно противоположного мнения). Это действительно было смешно, посмотреть со стороны на нашу жизнь (ну, пусть не совсем нашу, просто человеческую), наши отчаянные попытки что-то изменить, которые часто оказываются пустыми, наши стремления, стать богаче/образованнее/любимей, наши отношения в семье/дружеском кругу/с благоверными. А если добавить ко всему немного мистики и домовых, которые растаскивают по углам нужные вещи, так вообще ухахатываешься :) Хотя, наверное, это зависит от того, с каким настроением приступать к чтению.

• Скажем, что нашли его в корзине, которая плыла по реке, - улыбнулась она.
• Никто этому не поверит, - заметила монахиня.
• Если все этому верят в Священном Писании, - возразила Фернанда, - не вижу, почему бы им не поверить мне.

Лично до меня это одиночество достучалось лишь к концу книги, когда осталось лишь 30-20 страниц, и было грустно не только от того, что были наконец расшифрованы рукописи Мелькиадеса и вот-вот раскроется судьба рода Буэндиа, но и просто потому, что этот замечательный анекдот вдруг закончится... :(

Решила прочитать по чьему-то совету. Долго не могла втянуться, безуспешно пытаясь погрузиться в сонную трясину повествования. Потом не смогла из нее вырваться.

Чтение этого романа не привело меня к пониманию причин и следствий этого пресловутого состояния- одиночества. "Сто лет одиночества" будто констатирует тот факт, что человек одинок априори и что нет никакого способа это изменить. Любовь, дружба, война и все остальные варианты взаимоотношений - лишь иллюзии избавления от гнетущего кошмара неприкаянности.

Являясь стимулом для вступления человека во взаимодействие с другими, представляя собой неотъемлемую часть творчества и развития, одиночество довлеет как рок, проклятие, неизбежность; определяя одновременно и начало, и конец бытия.