
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
Ваша оценкаРецензии
Аноним3 марта 2012 г.Читать далее''Все хорошо — несмотря ни на что''.
(Борис Зайцев ''Валаам'')Борис Зайцев в литературе ‘’Серебряного века – фигура значительная, чьё имя на долгие годы было забыто на родине, как и множество других имен, кого сейчас в институтах и университетах проходят в разделе ‘’Литература русского зарубежья’’, а имена Ремизова, Газданова, Зайцева, Осоргина Россия вновь открывает для себя. О значительности фигуры Зайцева у литераторов русского зарубежья говорит тот факт, что с 1947 года он был избран председателем Союза русских писателей во Франции. Русское Зарубежье…Странное словосочетание для меня и совсем не могу его отнести к Зайцеву, чья любовь к Руси, России не претерпела злобных изломов в творчестве, после вынужденной эмиграции, а наоборот, приобрела оттенок тихой грусти, ответственности и любви, укоренила в нем ещё больше культуру русского православия. В каждой строчке, невероятно прекрасной строчке: его слог – это поэзия в прозе, – в каждой строчке любовь к России утерянной и боль за Россию новую, за войну и изгнание, но всё равно – любовь. Смирение. Надежда. Православие. А ещё биографии Тургенева, Чехова, Жуковского. И жизнеописание преподобного Сергия Радонежского. Православие для Зайцева – неотъемлемая часть России, её истории и культуры, её внутренняя составляющая, её дух. То, что самому Зайцеву помогло найти смирение и принять повороты жизни.
Этот сборник включает в себя два очерка о паломничестве Зайцева в два монастыря: ‘’Афон’’ (1927) и ‘’Валаам’’(1935). Для меня, человека живущего в современном, большом городе, в мире бетона, автомобильных выхлопов и каждодневной суеты мирской, очень сложно представить себе, что существует иная жизнь, полностью заполненная молитвами, послушанием, смирением; что можно добровольно уйти от суеты мира, оставшись наедине с собой, природой и Богом. Постигать жизнь духом, а не плотью.
Два православных монастыря: Афон и Валаам. Но вот удивительное дело: Афон - райское место: оливки, тепло, лазурь моря и в противоположность полная аскетизма жизнь монашеская, молитвы и послушание, молитвы и послушание. Отшельники, живущие в пещерах и питающиеся финиками. И никогда не ступит на эту землю нога женщины. Такой завет положила Богородица. Нельзя. Строгость и отстраненность, вызывающие уважение.
Валаам – суровый и дикий край: ‘’леса да скалы, слои гранита и луды, заросшие мхом’’, хвойные леса и суровое холодное море, но каким же теплом веет от его монастырей и скитов, от самоваров, от самих монахов, от отшельников, живущих в валаамских лесах, от паломников. Суровая, но сердечная жизнь, душевная. Туда хочется. Хочется просто там ходить, дышать этим воздухом и думать о Боге. Мне захотелось туда. Суровое и прекрасное место, где приходит понимание того, что всё можно преодолеть, научиться смиряться, полюбить эту непростую, полную горечи, жизнь, во всем находить радость бытия.И когда мы плыли к Воскресенскому скиту, солнце мирно золотило Ладогу. Погода окончательно установилась. Да и в душе, казалось, что-то наладилось. Не то, чтобы новые мысли или премудрость какая осенили. Ничего особенного нам о. Феодор не сказал. Но вот ощущение, что все в порядке (якобы наперекор всему, что в мире делается, даже многим скорбям в самом монастыре, ибо и монастырь не рай) ощущение прочности и благословенности осталось. Все хорошо — несмотря ни на что. Рыбки, радость, яблони, огород, знакомая чайка на столбу — все радость.
Остальные рассказы сборника: Церковь, Улица Святого Николая, Алексей - Божий человек, Легкое бремя, Сердце Авраамия, Правитель, Странник, Царь Давид, Вандейский эпилог, Река времени - о вере, о России, воспоминания о Москве, светлые и чуть горьковатые.
31722
Аноним22 января 2022 г.Читать далееНу, коли год начался со Шмелёва, то почему бы ему не продолжиться Зайцевым? Для начала — решил перечитать повесть «Аграфена». Истинно христианская история, причем не в плане какой-то внешней моралистики, формального целомудрия (вряд ли хотя бы одну из героинь этой повести можно назвать «целомудренной»), а внутренне — как осознания пути человека, на котором ему, естественно, случается совершать ошибки, как некоего набора испытаний, чаши, которую каждый из нас должен испить до дна (этот образ вводится автором напрямую). Причем в случае Аграфены (как и прочих героинь повести) это испытания любовью: чистой первой любовью, страстью к Петру, наваждения (братец), любовью материнской, и, наконец, любовью Божественной — «…все любви и муки понялись одинокими ручьями, сразу впавшими в безмерный и божественный океан любви и данными ей как таинственные прообразы Любви единой и вечной…».
Интересно заметить, кстати, что в повести нет буквально ни одного положительного мужского персонажа, даже священник и старый Мунька, и те оказываются с каким-то недостатком: священник смотрит неодобрительно (то есть судит, а не стремится простить), а Мунька мучает Аграфену и окружающих своими рассказами. Но это так, в контексте повестки нашего дня, а не вечности.10936
Аноним17 августа 2025 г.Давно я не наслаждалась таким прекрасным слогом автора.
Читать далее"Дальний край"
Действие романа происходит на фоне революции 1905г.
Но автору не интересны больше переживания героев, их мысли, чувства, увлечения.
Роман очень серьезный,глубокий, в то же время такой теплый, уютный и лиричный.В центре книги Петя Лапин - студент, у порога взрослой жизни и Степан - участник
революционных движений.
Такие разные жизни и судьбы автор намеренно противопоставляет. Очень интересно было за этим наблюдать.
Помогают раскрыться героям их любимые женщины, мы видим Петю и Степана с совершенно другой стороны.Очень жаль некоторых героев книги: погибли так нелепо и напрасно.
В романе поднято очень много тем: семейные ценности, общественная деятельность героев, дружба, любовь, тоска по Родине.
Повести и рассказы.
Все по-своему прекрасны, но мне больше понравились Аграфена и Авдотья-смерть.
Они, кстати, и критикам больше понравились.Знакомится с творчеством Зайцева мне хочется и дальше. Так красиво давно уже никто не пишет.
662
Цитаты
Аноним2 марта 2012 г.Читать далееИ когда мы плыли к Воскресенскому скиту, солнце мирно золотило Ладогу. Погода окончательно установилась. Да и в душе, казалось, что-то наладилось. Не то, чтобы новые мысли или премудрость какая осенили. Ничего особенного нам о. Феодор не сказал. Но вот ощущение, что все в порядке (якобы наперекор всему, что в мире делается, даже многим скорбям в самом монастыре, ибо и монастырь не рай) ощущение прочности и благословенности осталось. Все хорошо — несмотря ни на что. Рыбки, радость, яблони, огород, знакомая чайка на столбу — все радость.
''Валаам''
81K
Аноним3 марта 2012 г.Читать далееПоднимаемся на крылечко. Как всегда на Валааме, дверь не заперта. Часовня ветхая, средь многих, мною виденных, одна из наиболее намеленных, уютных. И поставлена-то будто так, что вот идет паломник, длинною стрелой дороги, притомится… — тут и зайдет к Сергию Радонежскому. Может посидеть на крыльце на лавочке, а потом — внутрь. Там же есть скамейки, и подобие иконостаса, разумеется, икона Преподобного. Вот он, святой Сергий! Более десяти лет назад, в глухом предместье парижском, дал он мне счастье нескольких месяцев погружения в его жизнь, в далекие века родины, страждавшей от татар, усобиц, унижений… — и над всей малой жизнью русского писателя вне родины, оплодотворяя, меняя ее, давая новые мотивы, стоял его облик . А теперь довелось и как бы «встретить» Преподобного… — в диком лесу, вроде того, где сам он жил, на земле русской. Ведь к такой, совсем к такой часовенке, где только что сидел, молился англичанин, вполне могли бы подходить медведи Радонежа, и сама эта часовенка мало чем отличается от первобытной «церквицы» на Маковице, которую собственноручно рубил св. Сергий. Да и весь крестьянский, «труднический» и лесной дух Валаама так близок духу Преподобного!
''Валаам''
6811
Аноним29 февраля 2012 г.Читать далееЕсть величие, строгость в монастырском служении. Церковь в миру окружена жизнью, ее столкновениями, драмами и печалями. Мирской храм наполняют участники жизни, приносят туда свои чувства, муки и радости, некое “волнуемое море житейское”. В монастыре также, конечно, есть паломники (“поклонники”, как их прелестно здесь называют), но основной тон задают монашествующие, то есть уже прошедшие известную душевную школу -самовоспитания, самоисправления и борьбы. Ни в монахах, внимающих службе, ни в самом монастырском служении нет или почти нет того человеческого трепета, который пробегает и в прихожанах и в священнослужащих мирской церкви. Здесь все ровнее, прохладнее, как бы и отрешеннее. Менее лирики, если так позволительно выразиться. Меньше пронзительности человеческой, никогда нет рыдательности. Нет и горя, жаждущего утоления.
''Афон''
6745





















