100 беларускіх кніг ХХ стагоддзя
mbazulko
- 60 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Чудесный рассказ! Очень чеховский.
Дело происходит в январе-марте 1910 года, рассказ полностью в письмах - как главных героев, то есть парня и девушки, так и его родных и знакомых. Молодой человек, уроженец деревни, учащийся в данный момент в городском каком-то училище, пишет письмо своей любимой девушке.
Звучит вроде вполне нормально, кажется, очередная любовная тягомотина, аха, охи, любовь до гроба). Но дело осложняется социально-бытовыми реалиями Беларуси начала ХХ века, когда социальный лифт в виде учебы работал только для парней. Они могли учиться, постепенно одолевая ступеньку за ступенькой, перебираясь из деревенской школы в городскую, затем в училище, а там и в университет в столичный город - и уже они становятся городскими, "учеными". А деревенских девушек в этот лифт не пускали - практически невозможно припомнить случаи их учебы в городе, считалось, что с них за глаза хватит побегать пару зим в местную школку. Так и оставались они на всю жизнь практически неграмотными, об образовании тут и речи быть не могло.
А сердцу ведь не прикажешь - и приехавший домой на рождественские каникулы Костик Заремба безоглядно влюбился в Ганну, дочку соседа Левона. Вернувшись в пансион, он слоняется там как неприкаянный, не может ни читать, ни учиться, всё только о ней думает. И написал ей огромное письмо, наполненное нежными излияниями - и по письму этому видно, какой он хороший, светлый человечек. И сам по себе умница, с правильными человеческими установками в жизни - так еще и книжный человек, нацеленный на учебу, намеренный многого достичь.
Но тут приходит время "но" - к сожалению, этот крупный, высокосортный жемчуг своей души он мечет перед полнейшей свиньей! Потому что по-другому назвать эту Ганну я не могу - она просто не заслуживает этого, чтобы как-то пытаться обелить ее. Единственное оправдание для нее - это тот уклад жизни, о чем я и писала выше - но этим можно оправдать только отсутствие образования. Но никакое образование, никакая учеба ни в одном учебном заведении не даст того, чего у нее нет от рождения - душевной чуткости, деликатности, эмпатии.
Она раззвонила о письме Костика по всей деревне, типа стыдясь и жеманясь, краснея - всем давала почитать его, и любовные излияния юноши читали решительно все - а деревня это деревня, он стал предметом жесточайшего высмеивания. Костя смог перенести этот позор, но у него хватило ума понять, что за такое сокровище цепляться не нужно. Жестокий урок преподнесла ему жизнь...

Як мне здаецца, аўтар выбраў ідэальную назву для гэтага зборніка. Рунь - алегорыя, сінонім маладой Беларусі. Гэта маладыя парасткі новай Беларусі, народжаныя для жыцьця эпохай рэвалюцыйнага ўздыму. Яны павінны здабыць вызваленьне беларускаму народу, прарасьці там, дзе стагодзьдзямі панаваў прыгнёт.
Адкрывае зборнік аднайменнае апавяданьне Рунь. Сам аўтар казаў, што пісаў гэты твор, як уступ.
У многіх творах (У лазьні, Роднае карэньне, У чым яго крыўда) аўтар уздымае праблему ўзаемаадносінаў простага народу й інтэлігенцыі. Аўтар закранае думку пра тое, што адрыў маладых людзей ад так называемага "роднага карэньня" носіць у сабе вялікую небясьпеку.

A дзед y гэты час маўчаў, думаючы важную думу. Абразы мінулага луналі прад памаладзеўшым старыком. Ён, падумаўшы, загаманіў:
— Дык вось, Архіп, любы ты мой! Бачу я, крэпка ў табе роднае карэнне наша. A мне, старому, уміраць трэба. Едзеш ты ў свет далёкі. Смерць мая з-за кургана ўжо смяецца: мо і не пабачымся болей, дык вось, будзь ласкаў, звярні ты ўвагу на маю старыкоўскую гутарку. Першае, што скажу я табе, гэта — чытай, галубец, y кніжках і ў разумных людзей пытайся, як жылі даўней нашы тутэйшыя людзі... Споўніш гэты загад — y жыцці не ашукаешся, будзеш ведаць, што рабіць трэба. I ніякая, братка, чартаўня, ніякія думы чорныя не змогуць цябе. A другое: часцей y роднае гняздзечка залятай, дык не будзе яно здавацца табе страшным, і не пабяжыш ты, спужаўшыся, уцякаць ад яго, калі, часам, пачуеш ад каго дурнога або цёмнага і скрыўджанага нараканні няправедныя, нахабшчыну на справу і працу тваю. A яшчэ дадам: не забывай ты ў горадзе, дайжа ў добрай таварыскай бяседзе за салодкімі напіткамі ды смачнымі дарагімі стравамі, не забывайся ты запытаць y сябе: «А можа, цяпер y каго скарынкі хлеба няма?» I ведай тады, што адным енкам ды стагнаннем бядзе людской не паможаш... Помні, што каб другога вызваляць, трэба самому крэпкім быць, на сілы не ўпадаць, a то і самаго затопчуць...

Страшна! Як людзі самі могуць закуваць сябе і дух свой, і цела сваё у страшныя зялезы-путы.

Помні, што каб другога вызваляць, трэба самому крэпкім быць, на сілы не ўпадаць, a то і самаго затопчуць...













