
Ваша оценкаЦитаты
Аноним23 сентября 2021 г.Я ехал домой в такой эйфории, что чуть не попал в серьезную аварию – дважды. Подумал, какова ирония: умереть сразу после того, как узнал, что не умираешь. Подумал: для того чтобы умереть, рак не нужен. Хватит и одного мига беспечности. Садишься в машину. Ты смертельно болен, но даже не знаешь об этом – до последнего мгновенья, когда бьешь по тормозам.
170
Аноним23 сентября 2021 г.Читать далееИ тогда я рассказал ему о конфликте с другой теорией.
– Вы понимаете ту теорию? – спросил он.
– Я читал статью. Проследил за их расчетами.
– Проследили? Если вы за чем-то проследили, это еще не означает, что по верному пути. Вот если сами выведите, – сказал он, – тогда поймете. А может, и поверите в нее. – Он помолчал и добавил: – Конечно, может оказаться, что это херня. Подозреваю, так и есть, потому что мне кажется, вы все сделали верно.
– Но эта теория существует уже пятнадцать лет, – возразил я.
– Ладно, – отозвался он, – значит, это не просто херня, а старая херня.
Я рассмеялся.
Мы так никогда и не поговорили о наших надвигающихся смертях, но группа поддержки удалась все равно. На краткое время нашей беседы я успел удрать от постоянного беспокойства за рак. Обсуждение квантовой оптики сделало мир чудесным и воодушевляющим. Мне показалось, что Фейнман это тоже почувствовал.151
Аноним23 сентября 2021 г.Читать далееДобравшись домой, я уселся в свое кресло-мешок. Жар дня догорал, солнце висело низко и потому скорее завораживало, чем давило собой. Бассейн во дворе пустовал – если не считать соседского кота, присевшего на бетонной кромке. В духе моего новообретенного восхищения жизнью и природой я стал наблюдать за котом. Какой милый, думал я – таится и прыгает, тренирует давно забытое искусство охоты.
Но чуть погодя я осознал, что кот тренировался не в одиночку. Он играл с пойманной мышкой. Он замирал, мышь пыталась удрать, и тут кот прыгал и ловил ее. Миг спустя он отпускал мышь и повторял ту же игру. Не покоем я напитался от этой нежной игры Матери Природы, но получил удручающее напоминание, что в жизни случается всякая дрянь. Напоминание о Фейнмане и его многочисленных онкологических операциях. Но если, допустим, Бог игрался с Фейнманом, Фейнман, судя по всему, хотя бы получал удовольствие от финала своих дней. Чего я не мог сказать о несчастной мыши. Или о себе самом.165
Аноним23 сентября 2021 г.Читать далееПохоже, в Калтехе шел раковый год. Фейнман делал все целесообразное для борьбы с надвигающейся смертью, однако в целом жил со спокойным принятием. Марри дрался как ненормальный за спасение своей жены, с очевидной паникой и печалью. Как с этим буду жить я? И сколько протяну? Вспомнил, сколько раз жалел Фейнмана, но, кажется, все это время бедняжечкой был я сам.
Поначалу, узнав эти новости, я ходил ошалевший. И прежде-то на физике не мог сосредоточиться, а теперь – вообще ни на чем. Самые простые разговоры давались мне с трудом. Но я вел себя как обычно и никому ничего не говорил. Константин отвел меня в сторонку и поинтересовался, не обдолбан ли я. Думаю, Рей просто принял это по умолчанию. Оставаясь один, я жалел себя. Часто плакал – иногда, как мне казалось, часами. Через несколько дней, когда мозг снова заработал, и мгновенья не проходило без смерти на переднем плане – и без екающего чувства в животе. Смерть стала центром моей жизни.
Я смотрел на оливы академгородка. На их чудесные скрюченные контуры. Их приятную седину. Внезапно все вокруг стало казаться бесценным. Пейзаж, небо, изящная линия между беленой стеной и желтоватым потолком у меня в квартире. Я вспомнил, как Фейнман смотрел на радугу. Я стал таким же – жаждал ценить все до единого маленькие переживания жизни, даже те, что меня раздражали.
Через несколько дней перезвонил мой врач. Анализ крови оказался отрицательным. Гормоны в норме. Облегчение. Восторг. Зря.
– Так часто бывает – анализ отрицательный, – сказал врач. – Это вообще-то ничего не значит.
Я растерялся. Смешался. Никак не мог разобраться, что происходит.
– Зачем же тогда брать анализ, если он ничего не значит? – спросил я.
– Это самый простой способ подтвердить диагноз. Но есть и другие. Анализ на самом деле формальность.
– Будете брать биопсию?
– Нет, обычно удаляем все яичко.
– Но у меня же оба.
– Боюсь, такого рода уплотнения – всегда злокачественны, – сказал он. По-моему, я напугался больше, чем он. – Поговорим, приходите, – добавил он. На том и закончил. Господь бросил трубку.167
Аноним23 сентября 2021 г.Читать далееПриплыли. Моя жизнь изменилась в мгновение ока. Бабушка по материнской линии у меня умерла от рака в сорок лет. От опухоли где-то между мочевым пузырем и почкой. Денег в семье хватало, но то было в Польше в 1930-х годах, и мало что можно было сделать. Смерть, насколько я знаю, была медленной и невыносимо болезненной. Морфий, да, но и он не помогал. Мама часто вспоминала со слезами на глазах, как бабушка кричала по ночам. Рассказывала мне, как однажды она заночевала у подруги, а наутро отец отчитал ее за то, что она бросила умирающую мать и забыла боль семьи. С тех пор она больше не уходила с друзьями. А потом ее мать умерла. А еще через пару лет Гитлер уничтожил ее семью, друзей и потребность уравновешивать их невзгоды. И по сей день моя мать не забыла боль своей семьи. И я не забыл. Уже на третьем десятке лет рак стал моим жутчайшим страхом.
150
Аноним21 сентября 2021 г.Читать далееВообще-то, думаю, гораздо труднее дело ученого – выяснить или представить то, что есть, а не придумать сочинение, то, чего нет. Чтобы действительно понять, как все работает в малом масштабе или в большом, – а там все настолько не так, как ты думал, – требуется чертова туча воображения! Чтобы атом представить, нам нужно много воображения – чтобы представить атомы и как они могу действовать. Или вот Периодическую таблицу элементов.
Но воображение ученого всегда иное, чем у писателя: оно проверяемо. Ученый воображает себе что-нибудь, а потом Бог говорит ему: «Неверно», – или: «Пока годится». Бог – это эксперимент, конечно, и он может сказать: «О нет, не стыкуется». А вы ему: «Я представляю себе это вот так. И если оно так и есть, ты увидишь». Другие ребята смотрят и не видят. Плохо дело. Неправильная догадка. С писательством такое не выйдет.
Писатель или художник способен себе что-нибудь представить и, конечно, может не удовлетвориться художественно или эстетически, но это не та же степень точности и безусловности, с какой имеет дело ученый. Для ученого есть Бог Эксперимента, который может сказать: «Очень мило, друг мой, но не действительно». Вот в чем большая разница.
Представим, что существует великий Бог Эстетики. И вот написали вы картину – и не важно, нравится ли она вам, удовлетворены ли вы, вообще не важно, даже если она вас не удовлетворяет, – показываете ее великому Богу Эстетики, и он говорит: «Хорошо», – или: «Плохо». И со временем встает задача развить эстетическое чувство так, чтобы оно соответствовало ему, а не только вашему личному ощущению. Так оно больше похоже на ту разновидность творчества, которым мы занимаемся в науке.146
Аноним21 сентября 2021 г.Читать далееЯ сказал Константину, что зайду попозже. И пошел к Фейнману.
Когда я до него добрался, он созерцал радугу. Лицо его от сосредоточенности словно светилось. Будто он раньше никогда такого не видел. А может, будто в последний раз.
Я осторожно приблизился.
– Профессор Фейнман, здрасьте, – сказал я.
– Смотрите, радуга, – ответил он, не поворачивая головы. Я вздохнул с облегчением: в его голосе не слышалось и тени раздражения.
Я стал вместе с ним смотреть на радугу. Она производила довольно сильное впечатление, если остановиться и глядеть на нее. Я тогда ради этого обычно не останавливался.
– Интересно, что думали о радуге древние, – поразмыслил я вслух. Мифов о звездах множество, но мне показалось, что радуги должны были казаться не менее загадочными.
– С этим к Марри, – отозвался Фейнман. Позднее я проверил эту теорию Фейнмана – спросил Марри. Разумеется, я обнаружил, что Марри – энциклопедия туземных и древних культур. Он даже коллекционировал предметы древности. От него я узнал, что племя Навахо считало радугу знаком удачи, а вот другие индейцы полагали ее мостом между живыми и мертвыми. Названия всех этих племен я не то чтобы разобрал, поскольку Марри произносил их аутентично до нечленораздельности.
– Я знаю одно, – продолжил Фейнман, – что по одной легенде ангелы подкладывают золото под концы радуги, и только голый человек может до него добраться. Можно подумать, голому человеку больше нечем заняться, – добавил он с коварной улыбкой.
– А вы знаете, кто первые объяснил подлинную природу радуги? – спросил я.
– Декарт, – ответил он. Еще мгновение – и он смотрел мне прямо в глаза. – Как вы думаете, какая отличительная черта радуги вдохновила Декарта на создание математического анализа? – спросил он.
– Ну, радуга – это на самом деле сечение конуса, видимое как дуга цветов спектра, когда капли воды подсвечены солнечным светом из-за спины наблюдателя.
– И?
– Думаю, вдохновением послужило осознание, что задачу можно проанализировать, рассмотрев одну-единственную каплю и геометрию всего явления.
– Вы упускаете ключевую особенность этого явления, – сказал он.
– Ладно, сдаюсь. Что его вдохновило, по-вашему?
– Я бы сказал, его вдохновила мысль, что радуга – это красиво.
Я смотрел на него растерянно. Он взглянул на меня.
– Как ваша работа? – спросил он.
Я пожал плечами.
– В общем, никак. – Вот бы мне быть, как Константин. У него всего просто.
– Можно я спрошу кое о чем? Вспомните, как были ребенком. В вашем случае не придется напрягаться. Когда вы были ребенком, вам нравилась наука? Была она вашей страстью?
Я кивнул.
– Сколько себя помню.
– И мне, – сказал он. – Помните: это потеха. – С этим он ушел.153
Аноним21 сентября 2021 г.Читать далееЦель науки, может, и описывать реальность, но покуда науку делают люди, на описание влияют человеческие свойства. Фейнманы будут привержены данным, Марри будут следовать своим философиям, своей потребности классифицировать природу – чисто и аккуратно. В конце концов, оба могут добиться успеха – и если добьются оба, примиритель покажет, как их теории подходят друг другу: в точности как Фримен Дайсон сделал с диаграммами Фейнмана. Так же, как в квантовой механике энергию можно рассматривать и как частицу, и как волну, разные видения могут оказаться верными одновременно, они суть не что иное как разные взгляды на одно и то же многогранное чудо – природу.
144
