Мерзкая плоть. Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная. Рассказы

- Фанни, может быть, мы идем ко дну?

• Вполне возможно. Туда и дорога.

Художник в самой натуре своей сочетает разносторонность с пунктуальной точностью, угнетает его только работа однообразная и временная.

Ничто так не успокаивает, как споры. Стоит выразить свою мысль словами, и все становится просто.

“Мне хотелось говорить об идее бессмертия у этрусков, а ему — о популярных лекциях для рабочих, вот мы и пошли на компромисс и разговаривали о тебе.”

- Единственная беда - это газеты и родные. У вас тоже ужасная родня, Чарльз?

- Ты мог бы освободить меня.

• Да, но я не хочу.
• Даже если я совсем забыла тебя?
• Но ведь ты не забыла.
• Забыла. Когда я отворачиваюсь, я даже не могу вспомнить, какой ты. А когда тебя нет, я совсем о тебе не думаю.

Кроме смерти — быть может, из-за сходства с нею, — он больше всего боялся темноты и одиночества.

Я видела пьяниц и раньше. Худшее в них — это лживость. Любовь к правде утрачивается прежде всего остального.

Я не думаю, что людям когда-либо хотелось потерять веру – будь то религиозную или иную. Среди моих знакомых очень мало молодежи, но мне сдается, что все они одержимы прямо-таки роковой тягой к непреходящим ценностям. И участившиеся разводы это подтверждают…

Джонни написал в приглашении, что все должны нарядиться дикарями. Многие так и сделали. Сам Джонни, в маске и чёрных перчатках, изображал магараджу Поккапорского, к некоторой досаде самого магараджи, тоже оказавшегося в числе гостей.