От города W. до города D

Ирландский католик Джеймс Джойс  использовал библейские аллюзии с завидной регулярностью. Я часто разбираю на семинарах его прекрасный и ёмкий рассказ "Аравия" (1914) — он весь об утрате невинности. Синоним утраты невинности конечно же грехопадение. Адам и Ева, сад, Змей-искуситель, запретный плод... Каждая такая история — чья-то сугубо личная реконструкция первородного греха, ведь мы переживаем потерю целомудрия не коллективно, а поодиночке. Завязка очень проста: мальчик-подросток, чья мирная, безоблачная жизнь до поры сводилась к школьным урокам да играм в ковбоев и индейцев с друзьями на дублинских улицах, вдруг открывает для себя девушек. Особенно одну девушку, сестру его приятеля Мэнгана. У сестры и у самого юного героя в рассказе нет имён, что придаёт ситуации некую обобщенность — конечно неслучайно. Мальчик, едва вступивший в переходный возраст, не представляет, как подойти к объекту своих желаний; впрочем, он пока и не сознаёт, что испытывает именно желание. В обществе, где он вырос, принято держать юношей и девушек порознь и всеми силами оберегать их чистоту. В книгах отношения между полами описаны весьма туманно и целомудренно. Рассказчик обещает девушке, что постарается купить для неё какую-нибудь вещицу на благотворительной ярмарке (которая и называется "Аравия"). Сама девушка туда пойти не может: она учится в монастырской школе, где во время поста запрещены все мирские забавы — тоже, конечно, знаковая деталь. После множества помех и проволочек мальчик наконец добирается до ярмарки перед самым закрытием. Большинство киосков уже свернулось, но он всё же находит один открытый. Продавщица кокетничает в двумя молодыми людьми, причём довольно пошло, что коробит юного влюблённого. Она неохотно отрывается от флирта и спрашивает мальчика, что ему надо. Тот в растерянности отвечает: "Благодарю вас, ничего". Затем отворачивается и уходит, плача от гнева и унижения. Он вдруг понимает, что его влюблённость ничуть не выше тех грубых заигрываний, что он вёл себя глупо и был на побегушках у самой обычной девчонки, которая вряд ли помнит, как его зовут.
Стойте-стойте. Невинность тут, конечно, налицо. Но где же падение?
Как где? Невинное простодушие и чистота в начале, их утрата в конце. Чего вам не хватает?
Чего-нибудь библейского. Змеи, яблока, ну, или хотя бы сада.
Извините, садов и яблок нет. Ярмарка крытая. Правда, перед тем злополучным киоском на земле стоят два огромных кувшина, "точно два восточных стража", как пишет Джойс. Вот они-то совершенно библейские: "И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни". Книга Бытия, глава 3, стих 24, если нужно точное указание. Любому ясно: пламенный меч отсекает раз и навсегда. В данном случае отсекает человека от былой невинности хоть райской, хоть детской. Почему истории об утраченной чистоте задевают нас так сильно? Да потому, что они бесповоротны. Пути назад нет. Вот у мальчика на глазах и выступают слезы: он увидел перед собой огненный меч.
— Томас Фостер "Как читать художественную литературу как профессор".

Должно быть, я ещё не такой опытный читатель, а потому не смогла самостоятельно разглядеть отсылки на Библию. Однако, эта лекция Томаса Фостера открыла мне глаза, поэтому мне захотелось поделиться ей с другими и переписать в рецензию. Надеюсь, кто-то найдёт её такой же полезной и интересной.

Повесть “Мёртвые” из цикла рассказов “Дублинцы” — моё первое соприкосновение с Джойсом. Прочитав пару рецензий, я поняла, что не могу получить даже самого общего представления о произведении. Познакомившись затем с “Мёртвыми”, пробую разобраться сама. Здесь будут спойлеры, но для этой повести сюжет явно второстепенен. Итак, о чём это?

⠀
Весь текст построен вокруг ежегодного бала у трёх мисс Моркан, старых дев, и последующего званого ужина в честь дня Богоявления. Если продраться через вереницу бесконечных имён, излишних, казалось бы, подробностей и многочисленных диалогов о всякой всячине, начинаешь понимать и ценить усилия Джойса для того, чтобы окунуть нас в атмосферу Ирландии и рождественских праздников. Мы оказываемся прямо в “здесь и сейчас”, приглашённые славными старушками Моркан. призванные увидеть родину писателя такой, какой он её знал и любил: музыка, песни, шутки, истинно ирландское гостеприимство, открытость и радушие.

⠀
Но это лишь одна сторона столицы. Покопавшись немного в интернете, я обнаружила, что главной целью повести и всего цикла было показать ирландцам, отразить, как в зеркале, их «паралич» — духовную смерть, застой, косность, отсталость своей страны в разных сферах жизни: моральной, интеллектуальной, общественной. Именно “паралич” становится определяющей темой “Дублинцев”.

⠀
Главный герой — Габриэль Конрой — во многом альтер эго самого автора. Как и сам Джойс, он учитель, журналист, пишущий обозрения в «Daily Express».
Конрою, чей внутренний голос в начале бала нашёптывал: ты выдающийся, выше их по развитию, интеллектуальнее, — Конрою предстоит обнаружить, что он ничуть не лучше остальных и занимает в мире столь же скромное место.

⠀
Именно его глазами подмечаем мы свидетельства того самого “паралича” в социально-нравственной сфере. Весь вечер, пока герои танцуют и едят, мы видим, как сталкиваются разнообразные мнения, воли, интересы — никто по-настоящему не слышит другого, отсутствуют полноценные, гармоничные отношения между людьми. Одиночество в толпе. Тотальная неспособность понять другого и, главное, отсутствие попыток. По мнению самого Джойса (опять погуглила), это объясняется самой обстановкой дублинской жизни, гражданской и нравственной неразвитостью нации.

⠀
Но вся эта разношёрстная гвардия объединяется за праздничным обедом, который становится для героев своего рода актом причастия: с головой окунаясь в воспоминания о былых днях, перемежая их шутками и разговорами об опере, они все становятся частью чего-то большего, чем они. А за окном, по всей Ирландии, неустанно и безучастно сыплет снег, покрывая всю страну белым погребальным саваном. Отворачиваешься от окна, снова смотришь на гостей — и медленно начинаешь понимать, что все их непохожести объединяются перед лицом смерти: сначала духовного умирания, того самого “паралича”, невозможности разглядеть и понять другого, смерти при жизни, за чем следует вполне реальная тень дня, который неизбежно остановит наше время на земле.

⠀
Это чувство достигает кульминации, когда, уже после обеда, Габриэль Конрой вместе с женой возвращается в гостиницу. Его память охвачена светлыми нежными грёзами о совместных минутах, он любуется Гретой, жаждет заняться любовью. Но Конроя, живого, во плоти и крови, побеждает призрак — застарелое воспоминание его жены о мальчишке Майкле Фюрее, друге детства. Фюрей работал на газовом заводе, болел чахоткой и так сильно любил Грету, что накануне её отъезда всю ночь стоял под дождём у её дома, отказываясь уходить. Через неделю Фюрей умер. Сила его чувства, что так напоминает душевные порывы шекспировских героев, выжгла до основания страх смерти, наполнила сердце жаром и сделала Майкла единственно живым в веренице «духовно мертвых» дублинцев.

⠀
Более реальным становится то, что было с мертвыми; призрачной и иллюзорной — жизнь живых. Рассказ жены помог и Конрою осознать своё единение со смертью, напоследок лучом прожектора осветив нечто настоящее — силу любви, украв её у тьмы.

⠀
Так, тема «паралича», поднятая ещё в первом рассказе цикла завершается образом смерти. Герой смиренно преклоняет голову, готовый к своему закату, ощущая вдруг присутствие мёртвых намного ближе, явственне, чем спящую рядом жену.

⠀
И снова, как и во время обеда, всех его знакомых, всех дублинцев, всю Ирландию объединил снег, что “легко ложился по всему миру, приближая последний час, ложился легко на живых и мёртвых”.