Золотой жук. Рассказы

Аноним16 февраля 2019 г.

Хочу высказать мнение об одном рассказе. Он называется "Овальный портрет". На мой взгляд, это самый страшный рассказ у По. Художник так увлёкся написанием шедевра, что не заметил состояния своей любимой натурщицы и это страх божий!
Допускаю, что картина может хранить в себе мистическую историю. Это именно тот случай.
Хотелось бы мне попасть в такой старинный замок и ходить-ходить, разглядывать картины, изучать историю создания. По - отличный мастер мистического рассказа. Этот жанр удаётся ему как следует. Иногда перечитываю его относительно небольшие произведения и получаю своего рода удовольствие от жути. описанных в рассказах. Вот такой я странный человек!

Читать далее

33

193

Аноним1 октября 2025 г.

Вечная любовь (рецензия andante)

Экранизация стихотворений — удивительное и редчайшее явление, сродни встрече с единорогом в лесу (трезвым), или с прекрасной смуглой красавицей, с которой вы расстались так давно, словно бы в прошлой жизни, и вот, встретили её в лифте, в богом забытом городе, в который вы попали случайно (пьяным).
Лигейя — сверхромантика. Это не ужастик. Та диковатая орда читателей, которая топает в этот рассказ за ужастиком — пускай топает дальше и мимо — в лес (можно не трезвыми).

Более романтического произведения, трудно представить, тут какое-то инфракрасное качество — любви, вечной, причём, до того вечной, что ей равно тесно и невыносимо и в этой жизни, в теле человека, и на Том свете, в теле ангела: что рай и жизнь без любимого человека? Скучный и страшный ад..
Да, это рассказ не только о бессмертной любви, но о ещё более редком явлении, которое почти не встречается в литературе и совсем удивительно в своей невероятности — в жизни: это бессмертная верность.

По сути, Лигейя — это экранизация гениального стихотворения По — Ворон.
Точнее — горнее предчувствие его. Декорации те же — разбитый горем, мужчина: у него умерла любимая. Он ищет связи с Тем светом, чтобы узнать, встретится ли он с ней опять.
Но вместо таинственного ворона, влетевшего в комнату одинокого мужчины, в стихе — женщина. Т.е. образ ворона и женщины сливается в одно: у женщины, волосы — как вороново крыло.
Никогда… грозное Невермор, на вопросы мужчины из стиха, заменены оптимистичным — может быть. Всё возможно… если любишь по настоящему.

И снова меня преследует мистика, как и положено с Эдгаром По.
Перед тем как прочитать рассказ, я посмотрел пронзительный корейский фильм о любви: Опьянённые (2002).
Сюжет там, до жути напоминает рассказ По, но совсем в другой тональности.
Жили два брата. Один брат был вечным непоседой, а другой был… ну, кем бывает старший брат? Примером. Он любил одну девушку, и она безумно его любила.
Но так вышло.. что произошла авария, в разных частях города, с братьями.

Один брат, изувеченный, впал в кому, а другой, израненный.. пришёл в себя. Но в его тело словно бы вселилась душа брата в коме.
Мистика? Невероятное? Не меньшая трагическая мистика.. когда ты любишь самую прекрасную в мире женщину, с которой по всем законам вселенной ты должен был встретиться… но её встретил раньше, другой мужчина, и теперь она с ним. А ты словно.. живёшь в пустоту и умер: для себя. Судьба словно в коме...

Это же трагедия для девушки, принять тот факт.. что теперь, её любимый — в теле брата её молодого человека?
Хорошо.. что хоть не в теле кошки, или свекрови, прости господи.
О мой смуглый ангел.. если бы твоя милая душа переселилась в тело… огромного негра, или в мороженое (хоть бы, хоть бы!) или в тело травки апрельской, да даже.. в тело кошки или старушки одинокой, в парке, я бы любил тебя не меньше, потому что душа в настоящей любви — обнимает тело, потому что душа в любви — высшая реальность.
А ты.. моя высшая реальность, о мой смуглый ангел. Где ты — там реальность, рай и бог. Там я.. Без тебя меня нет.

Конечно, бесконечно грустно и жестоко было бы, если бы я, приняв тебя, в образе огромного негра, или старушки, спал с тобой.. (с вами??), и в этот момент.. ты тихо открыла бы ключиком дверь в нашей квартире и вошла бы на цыпочках, как призрак-лунатик, в спальню. А там я.. в обнимку с негром. Бледный и чуточку перепуганный, как обычно (всё же спать с огромным негром мужчиной.. пусть это и ты, не совсем привычно, пойми!!).
И что я скажу тебе? В объятиях старушки, или негра?

• Любимая! Какое счастье! Ты.. жива? А я думал, что этот мужчина, Мигель — ты.

Или: а я думал, что эта милая старушка, Венера Кирилловна — ты!! Как я р

• Вижу, что рад. Подлец (звук пощёчины. Правда, я ещё не придумал, кто кого бьёт: Венера Кирилловна, меня, или ты, меня. Про Мигеля вообще не хочется думать...).

  Так вот, девушка смирилась с этой мистикой, что душа её любимого — в теле брата.

ата.

А если переложить это на рассказ По… если бы я был театральным режиссёром, я бы попытался углубить и развить такую линию: смогли бы вы после смерти, вселиться в тело.. другой женщины, которая при жизни была вашей соперницей, которую вы ревновали к любимому, которая причинила вам много боли и слёз?
Готовы ли вы ради любви.. отречься от себя, принимая то, что ваш любимый, обнимая вас.. одновременно будет обнимать и чудесное тело.. вашей соперницы, что её страстные стоны в ночи, будут срываться с ваших… нежных уст!
Это же ад. И рай… ибо вы будете обнимать любимого.
У Эдгара По, совершенно нет даже намёка на это, но зёрнышко возможности данного сюжета — есть.
Моё сердце, всё, состоит из таких возможностей. Правда, мой смуглый ангел?

Адекватной иллюстрации к рассказу Лигейя, я не нашёл, и как всегда выручил Гюстав Доре, со своим безупречным вкусом. Правда, иллюстрация - к Ворону.

Начинается рассказ… с нежнейшего бреда памяти сердца.
С самого страшного спойлера жизни: я её потерял.. потерял навсегда.
О мой смуглый ангел, надо ли говорить, что уже первая строчка рассказа, довела меня до слёз, и мне пришлось выйти на балкончик перекурить? А я ведь бросил курить..
И на той же, первой странице, гг описывает неземной красоты глаза таинственной Лигейи, вспоминая изречение Бэкона: «Нет утончённой красоты, без некой необычности в пропорциях».

О мой смуглый ангел.. надо ли повторять, что моё сердце сразу же вспомнило тебя, и твои невероятно красивые и неземные глаза, как по форме, так и по цвету? Они чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки: а ласточка, не менее таинственная, чем ворон: Цветаева это подтвердит. Помнишь её стих? Любить.. распластаннейшей в мире, ласточкой!

Это ведь о нас.. и о твоих неземных глазах. Такие чудесные глаза как у тебя, точнее, их нежный отблеск, я видел недавно на картине испанского художника 12 века, ученика Августо Липпи — Алехандро Непосьедоса: Таинственный ангел.
Разумеется, снова слёзы подкрались к глазам, как партизаны (весьма упитанные. Монгольские партизаны? Пуэрто-риканские?). Я снова вышел на балкон покурить. Выпил бокальчик вина..

Курю и думаю: в рассказе 16 страниц. Меня не хватит на весь рассказ. Я ещё на первой странице, а уже чуточку пьян и.. вдребезги. Переверну последнюю страницу и умру. Вот как надо читать По! Романтика..
На этой оптимистичной мысли, я вернулся к рассказу.
И тут По пишет… снова о тебе!! О тебе неземной, о мой смуглый, московский ангел!
Он пишет об ошеломляющей красоте лица Лигейи, которому нет равных у других женщин.
О мой смуглый ангел.. просто По не видел твоего прекрасного лица. Прости ему это..
Какой женщине не было бы приятно, что над тайной её удивительных глаз, мужчина сидит целую ночь без сна и разгадывает их неземную красоту и загадку?

Что мне По.. ты одна знаешь, мой смуглый ангел, что над тайной твоего носика неземного, я мог просидеть целую ночь (трезвым!). Над тайной твоих дивных глаз.. я мог раздумывать ночи напролёт.
Ты могла спать в своей легендарной сиреневой пижамке, а я мог проснуться среди ночи лишь ради того.. что бы с благоговением смотреть на тебя, спящую, неземную.
И так я часто просыпался лишь для этого. Я точно знаю, что так не делают мужчины. Потому что.. у них нет рядом такой, неземной женщины, как ты.
Вместе с Барсиком, ночью, при свете фонарика, мы любовались тобой. Как два странных лунатика (трезвых! иногда..).

А как тебе вот эта строчка По? — Чем я заслужил благодать её признаний?

Это же.. чистое вино, утончённое и дорогое вино. Такую строчку хочется отпить и задержать во рту и потом.. с блаженной улыбкой, прошептать твоё милое имя: трезвым? О нет! Ибо я пьян тобой, о, московская Лигейя моя!
Первые несколько страниц рассказа — это гимн женщине. Идеальной женщине. Гимн тебе.. о мой смуглый ангел.
Если откроешь рассказ.. то ты улыбнёшься, потому что увидишь словно бы отражение в зеркале.
А может даже.. поцелуешь эту строку, о благодати. Потому что и я её поцеловал. Может наши губы, в разных городах, встретятся мистически на этой строке?

Как? Как? Эдгар По, в 19 веке, предчувствовал тебя, о мой смуглый ангел, он описывал тебя, неземную!
Скажем прямо.. По описывает не совсем женщину. Он описывает… ангела, который случайно попал в наш мир.
Не случайно, гг не помнит, как встретился с ней. Он просто стал жить с ней, словно.. он с ней был вечно: в веках! В разных воплощениях!

Совсем как мы с тобой, мой смуглый ангел.. ты была милой японочкой, а я был сакурой.
Ты была травкой в Вероне, а я был росой. Ты бала ласточкой.. а я  — ветром в твоих милых, карих крыльях.
По говорит, что Лигейя обладала нечеловеческими знаниями, она словно была путеводной звездой для гг, в его увлечениях метафизикой и тайными знаниями.
Без неё он был никто.. и он понял это, когда её не стало: все мудрые книги, которые, он думал, он понимает — сам, превратились для него — в нелепые иероглифы.
Как и этот глупый мир, о мой смуглый ангел, без тебя..

Интересно, как описывает гг неземную красоту своей возлюбленной.
Так.. женщину не описывают. Живую, по крайней мере. Из плоти и крови.
Например, он сравнивает прикосновение её милой руки к своему плечу — с чудесным мрамором.
Если бы вы были живой женщиной, и ваш любимый сравнил бы ваше лицо… с мрамором, а ваше тело… с дорогим кефарским деревом, вы бы радовались? Маловероятно.
Милый Розанов, в своих Опавших листьях, гениально подметил, что Гоголь, описывая в повести Рим, прекрасную девушку, описывает её лицо, тоже, как мрамор.
И тонко замечает: так описывать женщину может лишь тот мужчина.. у которого ни разу не было женщины, кто ни разу не соприкоснулся с тёплой тайной женского тела, сердца.

А у Гоголя и правда никогда не было женщины…
И Розанов далее замечает: это удивительно, но Гоголь описывает красоту мёртвых женщин, более живо и гениально, чем красоту живых: он просто не умеет описывать живых женщин.
Мёртвые женщины у него, более прекрасны и живы, чем живые..
Но По! У него то были женщины! Он потерял свою юную жену — Вирджинию!
Тогда в чём тайна По? Почему он и живых женщин и мёртвых.. описывал одинаково… гениально, инфернально?
Может он увидел некую тайную суть женщин? Большая часть очарования которых.. лежит по ту сторону жизни? Словно Там, их соки, истоки красоты и метаний сердца.

Ну и какая же романтика без трагедии?
Лигейя заболевает. Почему? Бог его знает. В одном из стихов По, говорится о том, что влюблённые были так райски счастливы, что ангелы.. позавидовали их счастью, и отняли любимую.
Это вообще сквозной мотив По в его творчестве: рай любви — выше рая, настоящая любовь, чуточку демонична, ибо бросает вызов бессмертию, затмевая его луной бессмертной любви, она бросает вызов и небу, которое.. так нелепо, скучно и безумно, убого даже, если там.. нет любимого человека.
Вы бы готовы были убежать из рая, ради любимого человека?
Лигейя именно так и сделала. Что ей рай, бог, вечная тайна звёзд и мира, по сравнению с любовью и любимым?

О мой смуглый ангел.. когда я совершил неудачную попытку суицида позапрошлой зимой, у меня был гениальный план: попасть на часик, в рай, нарвать там флоксов и лилий для тебя, в саду крылатого Тургенева (он бы погнался за мной), и прийти к тебе, милой, у твоих милых ножек, в постели, постелив цветы… и крылья мои.
Ты бы их не увидела, но проснулась бы от удивительно-нежного запаха в спальней своей, и улыбнулась бы и губы, сами собой, словно лунатики, прошептали бы моё имя.

Но это в идеале..  а так, я был готов умолить в раю Будду, и Христа, чтобы я в следующей жизни стал не известным поэтом, не богатым музыкантом, а… простой травкой, под твоими милыми ножками, возле твоего не менее милого подъезда.
Я точно знаю, что за всю историю Земли, ни один влюблённый не просил об этом Будду и Христа.
Наверно.. в этом моя беда и проклятие: в такую любовь трудно поверить. Потому что вокруг — люди бросают слова люби на ветер и отрекаются от любви и мужчины, в массе своей — простые кобели.
Я их ненавижу… по сути, мужчины сломали мою жизнь. Если бы мы были с тобой одни на земле.. ты бы думала, что только так и можно любить, как я тебя люблю.

Так почему Лигейя умерла? Заболела? Из-за ревности ангелов? Неба?
Или.. есть некая закономерность в любви? И если ты посмел любить больше, чем положено любить человеку, любить женщине и мужчине, любить — неземно, то свет такой любви разрывает плоть, как крылья мотылька — кокон?
Может в этом мой грех, любимая, мой единственный грех? Я посмел любить тебя, неземную, так, как боятся любить мужчины, до самозабвения, на 1000 процентов, а не на сто, любить внахлёст, как бы сужая зрачок будущих перерождений и райских блаженств и скитаний, до одной сверкающей и дышащей точки в целой вселенной: до тебя, о неземная моя…
Расставание, это всё та же смерть. И для тех, кто любит больше жизни, она больше, чем простая и банальная смерть — тела.
Утратив тебя, о смуглый ангел, я лишился большего, чем лермонтовский Демон: я лишился рая, бога, тебя, неземной, себя, жизни.. крыльев.

На одре смерти, Лигейя попросила прочитать любимого, стих, который она написала.
Стих назывался — Червь-победитель.
Удивительный стих.. в котором, весь мир представляется трагичным и нелепым театром, где мимы несчастные похожи на бога, а трагедией правят — демонические силы.
И в конце, не змий, но червь — смерть, пожирает женщину и ангелы рыдают на небесах.
На самом деле, в этом стихе сокрыта древняя космогония, которая была близка и По и Платонову и некоторым общинам первых веков христианства: миром правит не красота, справедливость и бог, но — дьявол. Смерть и ложь.

И тот кто присягает нормам и истинам Этого мира, будь то мораль, «естественность», норма — тот, фактически, в свите Дьявола и адских, лживых сил, убивающих на земле, и в мире — бога, любовь..
Только любовь может победить смерть и Дьявола, ложь.
Точнее — бессмертная воля любви, которая есть — бог, тайно пронизывающий своей волей, всю вселенную.
На одре смерти, Лигейя, бледными устами повторяет таинственное и древнее изречение-завещание, похожее на ариаднову-нить: человек не предаётся смерти и ангелам, богу, до тех пор, пока не ослабнет воля его.
Изречение таинственное и витиеватое, тёмное. В рассказе оно более туманное.

Как я понял его, воля — это фактически, бог, то блаженное напряжение любви, которое пронизывает и удерживает всю вселенную в цельности.
И это по сути напоминает пантеизм Джордано Бруно: для него не было разницы между душой и телом, напротив, для Бруно, не душа была — в теле, но тело — было в душе.
И именно эта концепция проливает свет на таинственное и неоднозначное окончание рассказа (в юности, все читали Купера, Дюма, Лондона, По..  а я зачитывался трактатами Джордано Бруно, Якобом Бёме — немецкий мистик 16 века. Причём читал его на дореволюционном алфавите, с ятями, что придавало флёр некой смутной и древней тайны).

Если сохранить в своём сердце это напряжение вечной любви — то высшая реальность любви, которая намного выше уродливой реальности жизни, морали, науки… обнимет и пронзит реальность жизни и проступит сквозь неё, как ангелы при проявке фотографии, и любовь победит — смерть.
Т.е. воля вселенной — бог, красота, любовь, восполнив исконное и равномерное напряжение (натяжение?) в мире, сделают смерть — несущественной: словно в сердце подлинно любящих, свершается последняя христианская битва Бога и дьявола, и всё что мешает любви — будь то смерть, мораль, жизнь — сокрушаются, и царствует-сияет одна любовь, которой нет края, предела.

После смерти Лигейи, гг словно бы внутренне меркнет, умирает.
Ищет утешения в опиуме. Покупает где-то в захолустье, старинное, полуразрушенное аббатство и поселяется в нём.
А ещё.. женится. На некой леди Равенне. Белокурой красавице. Как мы понимаем даже по внешности, полной противоположности Лигейи.
И что интересно, гг точно знает и фамилию Равенны и кто её родители и когда он встретился с ней.
Лигейя же — сама загадка. Лишь имя и красота. Всё. Ни начала, ни конца.
Родители Равенны, весьма алчные, как замечает с улыбкой гг, не смутились тем.. что выдают дочку, за странного безумца (богатого), чей дом похож на какой-то.. жуткий и демонический храм.

По, словно бы проводит две параллельные линии жизни-любви. На ком мы женимся или выходим замуж? На жизни, или на любви? На уюте, достатке, ради которого готовы пожертвовать.. любовью, высшей любовью, собой?
Но тогда высшая любовь — сознательно предаётся. Она опускается до простой эстетической мастурбации, когда мы просто мечтаем о ней, читая о Той самой любви, в книгах, смотря фильмы о ней.. или робко мечтая о ней по ночам.
А если мы отдаёмся любви… то жизнь и её нормы, и сытое счастье — становятся несущественны. Но ведь на это, мало кто готов, не так ли? И в этом плане большинство людей преданы не Богу, а тому — кто правит этим глупым миром.

Почему дом гг похож на демонический храм?
Он обставил его древними реликвиями из Египта, иранскими коврами, индейской кроватью из красного дерева.
Не дом, а музей. А точнее.. мистическая свалка. ГГ возводил её в бреду опиумного опьянения. А значит — нечто вне разума, создавало её.
В этом смысле, мимолётное упоминание спальни, о пяти углах, напоминает ни что иное, как.. пентаграмму.
Т.е. гг, бессознательно, в муке тоски по умершей любимой, возводит как бы.. антену-портал, для связи с Тем миром.
Кто то быть может скажет: знаем мы… вечная любовь, верность, ага. Как только любимая за угол, пусть и метафизический  —  смерти, мужик сразу же, шасть — к «бабе». К Равенне.

Ну мы же не газету читаем? А произведение искусства. В этом плане меня безмерно печалит, когда школьники, да и не только школьники (просто за школьников обидно, как современность проела им душу), видят в Ромео, простого бабника-ветреника, который признавался в вечной любви — Розалине, а в этот же вечер — в вечной любви, к Джульетте.
Во первых, на метафизическом уровне, сердце Ромео предчувствовало Джульетту — ту самую мистическую Розу, своей жизни, и лучи любви и души, как лунатики, тянулись в мир, прощупывая его предметность и символы, отблески Любимой!
Боже, это наверно трагедия, когда люди, живут, любят и созерцают произведения искусства — лишь в трёх измерениях.

Я к тому, что гг не просто так выбрал — леди Равенну.
Это была не измена Лигейи, а напротив, всё тоже бессознательное и лунатическое возведение мистического портала, и Равенна, бала нужной «деталью» этого портала (я даже думаю.. что такой же деталью был и опиум. Но это можно взять и как символ: разве ревность, гнев, сны, тёмные сомнения, лунатические письма в ночи.. все эти опьянения и расшатывания нашего Разума, не есть частички портала, для связи с любимым, в расставании?)

Не знаю, много ли читателей обратили на это внимание, но имя Равенна, производное от Raven  — ворон.
Равенну даже жалко. Мы не знаем, любила она гг или нет. Это ведь ад.. спать с мужчиной в спальне, похожей на склеп, и слышать, как он по ночам выстанывает милое имя Лигейи.
ГГ дошёл до прямой ненависти к Равенне.
И… она заболела. Смертельно. А кто бы не заболел от этого бреда.. не-любви?
Тут тоже символично и мрачно: Лигейя, слегла от избытка любви, а Равенна — от недостатка любви.

И вот тут начинается самое таинственное.
Фактически, мы видим инфернальный апокриф.. повести Гоголя — Вий (любопытно, что произведения написаны почти в одно время).
Молодой человек, проводит ночи, в мрачном храме-склепе, с умирающей женщиной, которая бредит: ей мерещатся различные звуки, дуновения..
Дух Лигейи стучится в окошко… её тающего существования?

И гг мерещится многое. Вот ему кажется, что в бокал с вином, из воздуха, падают три алых капельки.
Равенна пьёт вино и.. умирает.
Что это? Наваждение под опиумом? Мистика? Или.. убийство? Дух ли это Лигейи, сделал, или.. сам гг? Сам того не ведая, под опиумом, движимый, как лунатик любви, к Лигейе: нужно было достроить «портал», и нужен был последний штрих — смерть. Ворон. Проводник-зеркало.

И вот тут уже чистейший Гоголь: гг сидит ночью у одра умершей, и ему уже мерещатся.. ужасы: как мёртвая, паночка Равенна, словно бы плачет..
Или это снова, опиум шалит, как барабашка? Кто принимал опиум, тот знает эти его проказы барабашки.
Щёчки на лице умершей — словно бы зацвели розовым румянцем.
Не чудо ли?
И.. наконец — Равенна, воскресает. Идёт по полу мраморному.. к мужчине, побледневшему от ужаса.

Толпа туристов чтения, пускай топает в лес или в кинотеатры: это вовсе не про ужас и щекотку нервов.
Это про ужас и боль любви.
Лицо у Равенны, словно лик невесты, завешано фатой.
Странно.. Равенна, словно бы стала выше. Руки гг тянутся к фате.. приподнимают её..
Как вы думаете, что он там увидел, вскрикнув?
Разумеется.. милое лицо — Лигейи!

Ах… я точно знаю, что есть читатели, с прибабахом (чуточку намекаю на себя), которые с улыбкой скажут: а интересно взглянуть на рассказ под другим углом! Дон-Кихотским!
Спала себе Равенна, просто спала, после бокальчика вина, а может и двух, даже чуточку похрапывала (ни под какими пытками женщина не сознается, что она храпит!), а мужчина, приняв опиум, думает, что женщина умерла.
Вы думаете, это мужчина испугался? А может, вставшая.. в туалет, леди Равенна, сладко зевая и почёсывая попочку, (или леди не почёсывают попочку? Кто их знает..), сама смертельно перепугалась, увидев любимого под «препаратами», бледного, на коленях?

Мне нравятся произведения, с неоднозначным толкованием. Это похоже на свободную любовь, когда… одинаково любишь и ласкаешь, двоих возлюбленных, и это не считается грехом или ошибкой: ведь каждый из них, без тебя умер бы, они живут тобой… словно два крыла за твоими плечами.
Правда, мой смуглый ангел?
Прелесть таких произведений в том, что можно очаровательно ошибиться, в толковании текста, и это будет, не менее прекрасно, чем «истина».
А что есть истина? В прекрасном правда, в правде — красота, вот что знать положено здесь, людям (из поэмы Китса — Эндимион).

Что это? Мистика? Необычная разновидность метампсихоза, перерождения души? Но тогда почему не душа Лигейи, вселилась в тело Равенны, но само тело Равенны, стало — Лигейей? Или лучше поискать истину в сиреническом значении имени — Лигейя?
А может всё дело.. в опиуме? А может.. никакой Лигейи и не было?
Может.. несчастный влюблённый, сошёл с ума от горя тоски по умершей? И не известно, по какой именно: Равенне (ибо не было никакой Лигейи!), Лигейи? (ибо не было никакой Равенны!).

Во всяком случае, потрясает и очаровывает сам факт, что сила Любви, может победить не только смерть, но и пластически изменить покровы Майи — телесность и судьбу, придав им свои формы, как бы поменяв местами душу и тело: сознание определяет бытие, а не наоборот!
Нотки Андрея Платонова, но с чёрного входа: нет разницы между жизнью и смертью, душой и телом, и тот кто любит, словно лунатик, по карнизу судьбы, может проходить из смерти — в жизнь, и обратно.

Но почему же начало рассказа начинается с того.. что любимая потеряна навсегда?
Может в этом и тайна? Бессмертная верность Лигейи была такова.. что она победила смерть и рок, вернувшись к любимому, а верность и воля мужчины.. дала трещинку: сомнение, и любимую он утратил вновь, ибо напряжение воли, бога, неба — пронизывающей вселенную — спало, оборвалось в сомнении мужчины, а значит и в теле Лигейи-Равенны.

Что есть сомнение.. как не наш главный враг в любви и жизни? Тот самый червь-победитель, который пожирает и бога и сердце наше и любовь?
Сможем ли мы победить сомнение?
Быть может, самым интересным ракурсом, с каким стоит глянуть на рассказ, является ракурс нашей жизни: быта, а не бытия.

Словно мы совершили в жизни какую-то ошибку и вот, наша невеста — быт, та самая Равенна, а может и сама наша жизнь.. заболевшая и гибнущая, а быть может.. умершая.
Мы словно не живём Той самой, небесной, предназначенной нам жизнью.
И вот.. сквозь меркнущую и зыбкую плоть этой жизни, проступают неземные черты Той.. Того.. кого мы любим.
Кто из нас хоть раз не слышал в звуках ночного дождя, милый голос любимого, с которым расстались?

О мой ангел.. на днях, я увидел отсвет твоих милых глаз, в бездомном карем котёнке на улице, и.. поцеловал его.
А до этого я ласково обнял клён, и тоже его поцеловал (не смейся, я был трезв. Правда, с котёнком я не был трезв..).
Ты.. твой неземной лик проступает сквозь просиявшую, облетающую, как листва, печаль и красоту этого мира.