Extremely Loud and Incredibly Close

-Красота и правда несовместимы.
-Нам нужны громаднейшие карманы — такие, чтобы в них умещались наши семьи, и наши друзья, и даже люди, которых нет в наших списках, незнакомые, которых мы все равно хотим защитить. Нам нужны карманы для муниципальных округов и целых городов, карманы, способные вместить всю Вселенную.
<…>
Но я знал, что карманы не бывают такими большими. В конце концов все потеряют всех.
-Сколько людей проходит через твою жизнь! Сотни тысяч людей! Надо держать дверь открытой, чтобы они могли войти! Но это значит, что они могут в любую минуту выйти!
-Только тот, кто сам никогда не был зверем, мог придумать таблички, запрещающие их кормить.
-Я подумала про птиц. Смогли бы они летать, если бы никто нигде не смеялся?

Мне снились места, в которых нет возврата.
В моём сне обрушившиеся потолки заново ложились над нами. Пламя вернулось в бомбы, которые падали вверх, исчезая в чреве самолётов, чьи винты вращались справа налево, как минутные стрелки часов во всём Дрездене, только быстрее.
В моём сне весна пришла после лета, лето – после осени, осень – после зимы, зима – после весны.
В моём сне слезы катились по его щекам вверх и растворялись в глазах.
В моём сне художники вымешали из зелёного жёлтое и синее.
Из коричневого – радугу.
Дети выбелили книжки-раскраски цветными карандашами, а матери, потерявшие детей, расштопали свои траурные одежды ножницами.
В моём сне люди извинялись за предстоящие ссоры, и свечи зажигались от вдохов.
Алфавит шёл так: я, ю, э, ь...
Часы шли так: так-тик, так-тик...
Влюбленные помогли друг другу надеть трусы, застегнули друг на друге рубашки, и одевались, одевались, одевались.
В конце моего сна Ева повесила яблоко на ветку. Древо сложилось в землю. Стало проростком, ставшим зерном.
Бог соединил сушу и воду, небо и воду, воду и воду, вечер и утро, нечто и ничто.
Он сказал: Да будет свет.
И стала тьма.