Фиеста (И восходит солнце). Рассказы

Я давно уже не ужинал с «курочкой» и забыл, как это нестерпимо скучно.

Никто из однокурсников не помнил его. Они даже не помнили, что он был чемпионом бокса в среднем весе.

У нее был безукоризненный овал лица, такой безукоризненный, что ее можно было заподозрить в глупости.

Нельзя уйти от самого себя, переезжая с места на место.

Он не имел склонности к боксу, напротив — бокс претил ему, но он усердно и не щадя себя учился боксировать, чтобы избавиться от робости и чувства собственной неполноценности, которое он испытывал в Принстоне, где к нему, как к еврею, относились свысока.

Мне все равно, что такое мир. Все, что я хочу знать, – это как в нем жить. Пожалуй, если додуматься, как в нем жить, тем самым поймёшь, каков он.

Была в нем эта черта — несокрушимое еврейское упрямство.

Я никогда не подшучиваю над людьми. Шутить над людьми — значит наживать себе врагов.

В газетном деле, этика которого требует, чтобы никто никогда не видел тебя за работой, очень важно изобретать такие непринужденные уходы со сцены.

Когда делаешь всё слишком долго и слишком поздно, нечего ждать, что около тебя кто-то останется.