Трагик поневоле

Я написал уже семь сотен рецензий, но до сих пор боялся приближаться к чеховским пьесам по причине их необыкновенной сложности и неоднозначности, наличию многих смыслов и разнообразию акцентов. Но вот, час настал и я решил перейти Рубикон, жертвой моей попытки разобраться в чеховской драматургии стал "Дядя Ваня".

Сам Чехов определял пьесу, родившуюся из переделанного "Лешего", как комедию, снабдив её подзаголовком "Сцены из деревенской жизни", сегодня же принято считать её трагикомедией. На трагедию она, конечно же не тянет, нет необходимой для трагедии остроты конфликта, но зато на первый план выходит беспощадный трагизм повседневности.

Трагизм повседневности пронизывает практически каждое произведение позднего Чехова. Если рискнуть и попробовать определить основную идею, которая в той или иной степени присутствует в большинстве этих произведений, я бы назвал кризис интеллигенции. Именно неспособность русской интеллигенции рождать и генерировать новые идеи, её неумение обрести своего места в жизни, и ползучее и неумолимое перерождение в мещанство, становится предметом чеховского исследования.

Для меня "Дядя Ваня" тесно связан с другой чеховской пьесой - "Вишневым садом". В обоих этих произведениях мы видим переживающую кризис интеллигенцию, уходящее с исторической сцены дворянство. В обоих случаях речь идет о продаже имения, просто в "Дяде Ване" представлен первый акт назревающей исторической драмы, а в "Вишневом саде" - заключительный. В "Дяде Ване" имение только попытаются продать, в "Вишневом саде" доведут дело до логической развязки. Так что пока вишни в саду у дяди Вани только зреют...

Часто мне приходилось читать, что, дескать, Чехов хотел противопоставить бесцельности и паразитарности жизни одних героев - Серебряковых в частности, стремление к труду других - Астрова, Войницкого, Сони. Читателей, находящих в пьесе такую тему, видимо, сбивают с толку некоторые красивые фразы, произносимые доктором Астровым, но дело в том, что и Астров, и Войницкий, и та же самая Соня - такие же представители невнятно существующей интеллигенции, как и другие. Их идеалы обманчивы, их цели - миражи, их труд и служение - по большому счету бесплодно, они вовлечены в процесс существования и не могут вырваться из того заколдованного круга, в который ввергли их жизненные обстоятельства.

Всё возвращается на круги своя, потому что просто не может сбиться с заданной траектории. Даже осознание ложности служения и крушения идеалов, которое в качестве кризиса переживает добрый дядя Ваня, ни к чему не приводит, превращаясь в сумбурный фарс - два выстрела в профессора оказываются неудачными, а иначе и быть не могло, герои пьесы бесплодны - они не могут чего-то создать, они не могут и кого-то убить. Дядя Ваня и себя убить не сможет, вернув Астрову украденный у него морфий.

Поэтому снова возражу тем, кто видит в пьесе призыв к труду, Чехов, как мне кажется, крайне негативно относится к тяжелому труду, результаты которого уходят втуне, а сами "трудяги" не в состоянии вкусить плодов своих усилий - просто это их способ ходить по своей траектории замкнутого круга; профессор и Елена Андреевна прожигают добытые другими средства, это их стезя, а дядя Ваня и Соня создают эти средства, но не пользуются ими - это их стезя. И даже Астров, бывший Леший, ощущает бесплодность своих усилий, направленных на сохранение лесов, и все чаще прикладывается к бутылке, тоже скатываясь в лузу нищих духом мещан.

Могучим лейтмотивом звучит бесцельность и запрограммированность жизни, а вместе с ней и красоты. Той самой красоты, которая по замыслу другого нашего классика должна была спасти мир, но в чеховской пьесе и она оказывается бессильной, она увядает и чахнет. Две доминанты - физическая красота Елены Андреевны и духовная красота Сони - обе обречены; первая служит смущению мужской части действующих лиц, рождая в них слабые в энергетике своей проявления псевдолюбви, вторая, никем по сути не оцененная, обречена на истощение в пошлости повседневного равнодушия. Никто не оценит её самоотверженности ради других, так же, как не оценили самоотверженности дяди Вани, и её тоже ждет в будущем только опустошение и разочарование.

И Соня в заключительном своем монологе демонстрирует, что сама отлично понимает, что ничего хорошего ни её, ни дядю в этой жизни уже не ждёт, а "небо в алмазах" будет наградой только по ту сторону бытия. Проявление такого, по сути своей религиозного принятия жизненной доли ставит окончательный крест на творческом потенциале этих людей, они не способны привнести в этот мир какие-то изменения, они могут только бежать по заданному кругу.

Удивительным образом, Чехов завершает пьесу на библейской ноте, потому что Сонины надежды обрести счастье и отдых "за гробом", где Бог сжалится над ними, очень неоднозначно перекликается с сакраментальным: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное".

Чеховская "Чайка" стала символом рождения нового русского театра, став любимым детищем мхатовских сподвижников - Станиславского и Немировича-Данченко - и воспарив на легендарную эмблему театра. Чайка была воплощением мечты, большой светлой мечты - создать великое и правдивое искусство. Но всем мечтам, как и показал Чехов в своей пьесе, суждено сталкиваться с правдой жизни, не избежала этого и чайка с эмблемы - великий театр погряз в склоках и скандалах, и в конце концов развалился - и чеховская чайка улетела на Тверской бульвар к Горькому, а в Камергерском осталось имя Чехова.

Пьесы Чехова настолько многоплановы, что что бы ни написал я или другой рецензент о той же "Чайке", это коснется только части поднятых проблем и будет страдать некой однобокостью освещения, потому что в поставленных автором вопросах нет однозначного решения. Его пьесы, да и все остальные произведения позднего периода, не столько рассказывают о чем-то, сколько заставляют думать, превращая читателя или зрителя в полноценного соавтора. Поэтому, всё что я скажу о "Чайке" - это то, что увидел я, без всяких претензий на обобщение. Чехова вообще не стоит читать, если вы знаете за собой такой грех, как категоричность, наблюдения за рецензентами сайта позволили мне сделать вывод: чем категоричнее в своих суждениях рецензент, пишущий отзыв на произведение Чехова, тем глупее и пошлее получается его "детище". Вообще-то этот принцип касается всех авторов, но с Чеховым получается нагляднее всего.

Так вот, "Чайка" в моем восприятии - это сказание о хрупкости мечты, о её неизбежном столкновении с реальной жизнью, о несоответствии желаемого действительности. Мечта, подобно чайке, парит в небесной вышине, пока она там - кажется, что жизнь прекрасна, что все трудности преодолимы, если захотеть и работать как следует. Но чайка не может парить вечно, наступает время спуститься на землю - воплотить волнующие мечты, а тут уже ждут охотники с ружьями, и чаще всего в свою чайку стреляет сам мечтатель.

В "Чайке" Чехов подходит к этой проблеме на примере творческой интеллигенции, среде, которая была ему не просто хорошо знакома, это была его истинная среда, в которой он сам запускал и сбивал собственных чаек. К вопросу крушения планов и мечтаний, подчинения холодной прозе жизни, Чехов еще вернется, расширив тему, в "Трёх сёстрах", которые уже и автором будут определены как драма. "Чайка" же - комедия.

Правда, сегодняшние театроведы, вопреки автору, упорно называют пьесу трагикомедией. Что же, определенный смысл в этом есть, ведь комическое в пьесе подается строго в ироническом ключе, а ирония - это "смех с горчинкой", а горечь - это уже по-настоящему трагическое качество.

Да и как можно смеяться над разбившимися надеждами, над несложившимися жизнями. Можно иронично улыбнуться, но улыбка быстро исчезнет с лица, как только ты задумаешься над прочитанным или увиденным. Чеховское же определение было целиком, как мне кажется, продиктовано мотивами самоиронии. И главный объект высмеивания в трагичной комедии - он сам. Многократно писано, что автор предстает в "Чайке" в трёх образах - Треплева, Тригорина и Дорна. Первые двое представляют его творческое - писательское - начало, последний - альтернативную судьбу врача. Треплев - молодой писатель, преодолевающий сопротивление социума, собственную писательскую неуклюжесть, давление неизбежных амбиций. Тригорин - состоявшийся писатель, обласканный славой и вниманием, но уставший от них, ценящий совсем иные радости, видящий отчетливо своё ремесленное умение, и осознающий свою вторичность.

Можно сказать, что здесь представлено столкновение двух авторских Я - начинающего, еще верящего в свою Чайку, и пожившего, заматеревшего, сменившего чайку в небе на пескаря в пруду. Конечно, нельзя воспринимать это разделение ролей слишком буквально, оба этих персонажа имеют не только авторские черты, это вполне самостоятельные личности. Треплев несчастлив в своем настоящем, но еще ждет чего-то от будущего, Тригорин тоже по-своему несчастлив и о счастье уже не мечтает, в его жизни чайка уже убита, но он готов написать об этом красивый рассказ. Это и отличает его от Константина, для которого смерть мечты равна физической смерти, ведь он совершил самоубийство не на последних минутах пьесы, а тогда, когда подстрелил "свою" чайку, дальше всё было предопределено. Хотя, выбор, наверное, все же был - при пробуждении таланта и последующем признании избрать путь Тригорина, при отсутствии того и другого - путь дяди Петра Николаевича.

Тема счастья тесно связана с мечтой, кто не мечтает быть счастливым. Счастье дарит творческая реализация и личная жизнь. Увы, в пьесе нет счастливых людей. Нина Заречная и Треплев так и не состоялись как творческие личности, им не хватило таланта и понимания окружающих; Аркадина и Тригорин разменяли свой талант на мелочи, променяв высоты творческого духа на уютность повседневности, покрывшись толстой накипью черствости и пошлости.

Несостоятельность мечтаний всех персонажей пьесы лучше всего просматривается в "географии чувств": Треплев любит Нину, но не замечает любящей его Маши, Нина любит Тригорина, Тригорин не любит никого, но зависим от Аркадиной, Аркадина тоже не любит никого, но держит Тригорина на коротком поводке, иногда отпуская его порезвиться на молодой заречной травке, чтобы не зачах. А Машу любит учитель Медведенко, с его объяснений в любви к ней и начинается пьеса, она выйдет за него, когда поймет тщетность надежд на чувство Треплева, но счастья это не принесет никому.

Но непонимание между героями пьесы не ограничивается только любовными переживаниями, родственные связи тоже не оправдывают себя, нет понимания между Аркадиной и Константином, между Ниной и её родителями, процветает самый настоящий семейный деспотизм, провоцируя младших членов на протест. Демарш Нины во многом объясняется не только её внутренним состоянием, но и внешними обстоятельствами тоже.

Просматривается и тема тщеславия, её главными выразителями, как я уже писал выше, являются Тригорин и Аркадина, но и "молодые" зависят от неё: Треплев завидует успеху бездарного по его мнению Тригорина, а Нина влюбляется в последнего во многом благодаря его популярности.

Вот так как-то связались в нерасторжимый для меня узел темы чеховской пьесы: творчество, любовь, отцы и дети. Говоря о "Чайке" нельзя не помянуть историю с Ликой Мизиновой и писателем Потапенко, первая была возлюбленной Чехова, второй - его другом. Принято считать, что Лика стала прообразом Заречной, а Потапенко - Тригорина. Да, в сюжетную схему они вписываются, но, думаю, Чехов создал на основе реальных личностей совершенно обособленных от них героев, отказавшись от портретного копирования.

..

Потрясающая пьеса! Лично мне она нравится больше знаменитой «Чайки», после написания которой Чехов и переделал отвергнутого им «Лешего» в «Дядю Ваню». И в названии акцент сместился с одного из двух героев-друзей на другого. А в результате борьбы Чехова с благополучными и успокаивающими развязками совершенно иными стали завершения многих сюжетных линий, перешедших из предыдущей пьесы. Отказ от счастливых финалов ("в конце дать зрителю по морде") уничтожает иллюзии, но сохраняет надежду и приводит к размышлениям, показывая сложность и иронию даже самой простой жизни. В произведении вообще нет счастливых персонажей, там все несчастны. Причём каждому герою некого, кроме себя, обвинять в своей печальной судьбе. И в этом заключается их скрытая общность.

Иван Петрович Войницкий (дядя Ваня) - слабый и безвольный человек, убегающий от свободы в идолопоклонничество: собственноручное сотворение кумира, а затем - добровольное служение и подчинение ему. Но присущая титульному персонажу потребность идеализировать кого-то и бросать свою жизнь к его ногам не может рано или поздно не привести к глубокому разочарованию и крушению иллюзий. Однако, вина за свои не оправдавшиеся ожидания, как правило, возлагается идолопоклонником на прежнего кумира (в данном случае на бывшую столичную знаменитость - отставного профессора Серебрякова), превратившегося в воспалённом воображении страдальца Войницкого в злейшего врага. Ведь если психология творца своей судьбы основывается на свободе и сопряжённой с ней ответственности, то психология жертвы предполагает поиск виноватых (людей или обстоятельств).

Всё, к чему человек привыкает, кажется ему нормальным и правильным, даже самые абсурдные ситуации. Конечно, далеко не всегда разрушение ложных представлений приводит к пониманию собственных ошибок, их исправлению и положительным изменениям в жизни. В сознании дяди Вани освободившееся место прежних иллюзий тут же занимает не истина, а другие иллюзии и заблуждения. А свой идолопоклоннический взгляд он переводит с профессора на его красавицу-жену.

Нелепое поведение Войницкого вызывает недоумение, а также жалость и сочувствие. Ведь даже мать героя поддерживает бывшего зятя - Серебрякова, а не собственного сына. После неудавшихся попыток застрелить своего мнимого врага, а также и несостоявшегося суицида - дядя Ваня окончательно сломлен. Ошарашенные городские родственники (профессор с молодой женой) навсегда расстаются с деревенскими, будучи подавленными их жалким существованием и разгоревшимися конфликтами. «Мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг...». Но это совсем не помешало Войницкому обещать, а Серебрякову по-прежнему рассчитывать на получение доходов с усадьбы, к которой он прямого отношения не имеет, так как она принадлежит дочери от первого брака Соне. А уж морального права на имение у профессора нет и подавно. И его странная идея продать недвижимую собственность дочери, чтобы купить себе дачу в Финляндии, не выдерживает никакой критики.

Супруги Серебряковы скоропостижно покидают деревню, попросив переслать им через какое-то время оставшиеся вещи. Правда, уезжают они жить не в знакомый и привычный Петербург, а в более дешёвый Харьков, куда Антон Павлович в своём творчестве очень уж любил отправлять провинившихся героев. В имении же всё вернулось на круги своя. Из уст Сони звучат слова утешения для дяди Вани: «Мы увидим всё небо в алмазах...». Это, вероятно, одновременно и способ пережить невыносимое настоящее, и слёзы по неудавшейся жизни. И юная девушка Соня вместе со своим совсем ещё не старым дядей Ваней (братом умершей матери), добровольно поставив на своих судьбах крест, планируют смиренно продолжать трудиться, чтобы содержать в городе отставного профессора с его молодой женой, который не испытывает даже к родной дочери ни любви, ни благодарности, ни желания хотя бы изредка видеть её. Ведь простились родственники навсегда...

Во многих произведениях Чехова судьба героя определяется силами, преодоление которых заведомо превышает его возможности, обусловленные психологическим типом личности. То же самое можно, наверное, сказать и о главном персонаже пьесы - дяде Ване. Осознание Войницким ложности величия его прежнего кумира и даже попытки в прямом смысле покончить с ним всё-таки не позволили ему вырваться из того заколдованного круга, в котором он (как и вообще многие чеховские герои) оказался. И этот факт помогает понять, что причины жизненных неудач людей не лежат на поверхности (в лице, например, профессора Серебрякова), а скрываются гораздо глубже – они тщательно спрятаны и замаскированы в нас самих. Но человеку, конечно, гораздо проще и удобнее объявить себя жертвой, изливая на кого-то другого свой праведный гнев, чем посмотреть в лицо личной проблеме, признавая собственную глупость и неспособность меняться.

Так в чём же всё-таки личная проблема дяди Вани? Свойственное ему идолопоклонничество обычно строится на основе патологического нарциссизма. Поэтому там, где есть идолопоклонничество, запросто можно отыскать и нарциссизм. И очень уж похож дядя Ваня на скрытого нарцисса (он всегда в маске жертвы). А отношение к герою его матери (которое вряд ли было намного лучше в детстве, когда он и мог получить нарциссическую травму) только подтверждает это предположение. Несмотря на склонность к смирению и принижению себя, а также самодовольство своей жертвенностью, Войницкий не чужд и тихого превосходства: «Я талантлив, умён, смел… Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский…». Перечисленные особенности дяди Вани являются стандартными признаками скрытого нарциссизма. Можно к ним добавить и следующие черты этого чеховского персонажа, присущие скрытым нарциссам: позиция жертвы, страдающей от несправедливого отношения окружающих; пассивно-агрессивное поведение; зависть к другим; отсутствие сочувствия; склонность помогать другим из-за желания признания; мечты о том, чтобы занять чьё-то место в уже готовой семейной системе. Как это ни странно, но в пьесе очень чётко прослеживаются все основные стадии нарциссического абьюза: идеализация, обесценивание, утилизация. Ведь дядя Ваня действительно сначала возвёл Серебрякова на пьедестал и поклонялся ему, затем обесценил своего бывшего кумира и сбросил с пьедестала, а позже даже пытался его застрелить. А освободившееся на возвышении место заняла жена профессора – красавица Елена. Таким образом, хождение по кругу продолжено, и рано или поздно неизбежно последуют и другие этапы типичного цикла нарциссического насилия. Так что очень похоже, что проблема дяди Вани – именно в его скрытом нарциссизме (как расстройстве личности).

Только опубликованная, пьеса Чехова вызвала довольно большой резонанс в обществе. И как часто случается со значимыми произведениями – разделила его на восторженных сторонников и ярых противников. Сторонники утверждали, что талант Чехова заключается в умении раскрыть спрятанную драму жизни через бытовую рутину; тогда как критики противопоставляли этому отсутствие в пьесе новизны и обыгрывание заезженных ситуаций в новых вариациях. Также критики возмущались намеренным очернением провинциальной жизни и застойных нравов, в ней царящих. В целом, какое-то то сермяжное зерно правды в словах критиков есть. В своей пьесе Чехов показал провинциальный город, в котором живут три сестры – Ольга, Маша и Ирина с братом Андреем – скучным и однообразным местом. Небольшое оживление в жизнь города вносит военная бригада на постое, однако их присутствие вносит и некий разлад в устоявшиеся семейные отношения местного "высшего общества".

Андрей и его три сестры раньше жили в Москве, но вот уже одиннадцать лет они влакут своё не слишком счастливое существование в провинциальном северном городке, живя мечтой когда-нибудь вернуться в Москву. Чехов довольно жестоко отнёсся к своим героям, выставив не в лестном свете их мещанский быт, затянувший в себя лучшие стремления, и заплывшее мелочной ограниченностью мышление. Андрей, мечтавший стать знаменитым учёным, сойдясь с властной, бескультурной и хамоватой Наташей, забравшей под контроль всё хозяйство, погрузился в деградирующую рутину примитивного быта; тихая Ольга, дослужившаяся до должности директора гимназии, счастлива только в те дни, когда не надо ходить на работу и не болит голова; Маша откровенно несчастна в браке и презирает мужа и его ближайшее окружение коллег-педагогов, что и толкает её на измену; пылкая же Ирина, в начале пьесы искренне верящая в то, что труд облагораживает человека, через несколько лет страдает от необходимости ходить на ненавистную работу, которая никому не нужна и лишена всякой фантазии. Она даже готова выйти замуж за нелюбимого барона Тузенбаха, лишь бы хоть как-то изменить свою жизнь.

Все герои, несмотря на то, что мы их видим в ансамбле практически на протяжении всей пьесы, чрезвычайно одиноки. Они слушают, но не слышат; смотрят друг другу в глаза, но остаются слепы к чужим переживаниям. Между ними нет связи и нет единодушия, способного дать толчок к каким-то кардинальным действиям. Они не видят смысла в своём существовании, пряча за эгоизмом и равнодушием нежелание что-либо менять. Куда как проще плыть по течению, избегая ответственности за собственную жизнь и оправдывая томительное бездействие.

В своей пьесе Чехов отразил, как важно для человека саморазвитие и стремление к расширению горизонтов. Мыслить надо целенаправленно, не размениваясь по мелочам, которые отвлекают, как попавший в ботинок камешек. Недаром многие считают пьесу "Три сестры" вершиной творчества Чехова, так как всё это остаётся актуальным и по сей день.

«Случайно пришёл человек, увидел и от нечего делать погубил...
Сюжет для небольшого рассказа...»

Размышляя о любви и сравнивая её со снеговой глыбой, Чехов оставил запись на отдельном листе: «Всё это в сущности грубо и бестолково, и поэтическая любовь представляется такою же бессмысленной, как снеговая глыба, которая бессознательно валится с горы и давит людей. Но когда слушаешь музыку, всё это, то есть что одни лежат где-то в могилах и спят, а другая уцелела и сидит теперь [в ложе] седая в ложе, кажется спокойным, величественным, и уж снеговая глыба не кажется бессмысленной, потому что в природе всё имеет смысл. И всё прощается, и странно было бы не прощать».

В этой комедии, как утверждал сам автор, «много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви», но, к сожалению, неразделённой. Каждый любящий персонаж страдает от отсутствия взаимности, но при этом совершенно не щадит чувств того, кто влюблён в него самого. И в этом прослеживается скрытая общность героев, в которой можно увидеть неисчерпаемый источник комического. Ведь такое глубинное сходство людей при проявленной на поверхности их кажущейся противоположности - это вечный источник смеха. Страданиями от ненамеренной жестокости любимых людей наполнено всё произведение.

«Как все нервны! Как все нервны! И сколько любви... О, колдовское озеро!».

«Чайка» - первая пьеса Чехова с символическим названием. С чайкой сравнивают себя два главных персонажа - начинающая актриса Нина Заречная и молодой писатель Константин Треплев. Сначала они были парой, но потом Нина полюбила другого. И тогда Костя убивает на озере чайку и кладёт её у ног своей возлюбленной со словами: «Скоро таким же образом я убью самого себя», которые оказываются пророческими. Нина же на протяжении всей пьесы постоянно повторяет, что она - чайка. И эта её странноватая зацикленность на чайке выглядит настолько навязчивой, что даже позволяет слегка усомниться в психическом здоровье девушки. И до сих пор ведутся споры о том, кто же из этих двоих является погубленной чайкой. Но образ чайки, связанный с народными легендами, песнями и вынесенный автором в заглавие, можно расширить и на других героев произведения. Ведь в чайке легко увидеть символ мечты, любви и красоты, гибнущих при столкновении с жестокой и ироничной реальностью..

Особое внимание обращает на себя и трагический образ несчастной Маши, со страданий которой по Треплеву начинается каждое из 4-х действий пьесы. Она называет себя Марьей, «родства не помнящей, неизвестно для чего живущей на этом свете». Девушка регулярно нюхает табак и пьёт водку. Маша страстно и безнадёжно влюблена в Константина. И поэтому всегда ходит в чёрном, объясняя это трауром по своей неудавшейся жизни. Причём даже материнство не приносит ей ни капли радости и счастья. У Маши «часто не бывает никакой охоты жить». Более того, как-то она призналась, что если бы Костя при попытке суицида ранил себя серьёзно, то она не стала бы жить ни одной минуты. Так что вполне возможно, что после финального выстрела Треплева не станет и страдалицы Маши. Вот и ещё одна погубленная молодая жизнь.

В пьесе вообще полнейший провал не только с любовью романтической, но и с родительской. Утончённая эгоистка Аркадина - плохая, бессердечная мать Кости, даже не читавшая сочинений своего сына. А у Нины - холодный и равнодушный отец, полностью лишивший её наследства. И Маша совсем не заботится о своём маленьком ребёнке, будучи погружённой в патологическую любовь к Треплеву.

Если, например, в «Дяде Ване» Соня утешала себя и своего дядю «небом в алмазах», которое они увидят за гранью бытия, то одинокий мечтатель Треплев, парящий над реальностью и живущий в отвлечённом будущем, пытается заманить Нину в свой фантазийный мир теней над озером, где души умерших сливаются в единую Мировую Душу. И ощущение из треплевской пьесы о Мировой Душе распространяется и на всю чеховскую «Чайку»: «Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».

Любовь в «Чайке» неразрывными нитями переплетена с искусством. «Люди едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки», а также одновременно и говорят о любви, и размышляют о новых формах в искусстве. А в судьбах Треплева и Заречной любовь и искусство вообще неразделимы, хотя вопрос о степени талантливости каждого из них остаётся не до конца прояснённым. Константин в 1-м же действии терпит поражение и в искусстве, и в любви. Его пьеса провалилась (не без помощи матери), после чего играющая в ней единственную роль актриса (возлюбленная автора) ушла к другому. Жаждущая всеобщего признания Нина сначала мечтала исключительно о славе, успехе и блеске. Поэтому она и обратила пристальное внимание на известного беллетриста Тригорина, будучи ведомой своими девичьими грёзами. Но со временем и Нина, и Костя осознают ложность своих прежних представлений об искусстве. Актрисе Заречной всё же удаётся заменить свои старые костыли-иллюзии иной жизненной опорой - терпением и верой: «Умей нести свой крест и веруй!». Но Косте такой вариант не подходит. И, отыскав свою дорогу, Нина зачем-то добивает слабого Треплева своим признанием в неугасающей любви к бросившему её Тригорину. Если в паре со знаменитостью она - жертва, то по отношению к Константину - разрушительница. Ну, а Треплев, в свою очередь, безжалостен к влюблённой в него Маше.

Чехов вкладывает свои раздумья о театре в уста Треплева: «современный театр - это рутина, предрассудок...». Аркадина - актриса старой школы, а её сын Костя ищет новые пути развития театра. И мать произносит такие слова в адрес сына: «Ведь тут претензии на новые формы, на новую эру в искусстве». Отключив вложенную иронию, их можно, пожалуй, отнести и к творчеству самого Чехова, а не только его персонажа-писателя.

Принимаясь за «Чайку», Чехов сообщал Суворину: «Я напишу что-нибудь странное». А потом Антон Павлович признавался тому же адресату: «Я более недоволен, чем доволен, и, читая новорожденную пьесу, ещё раз убеждаюсь, что я совсем не драматург». Судьба пьесы сначала складывалась драматично. Но через два года после своего провала в петербургском Александринском театре «Чайка» имела триумфальный успех в постановке Московского Художественного театра, после чего символом МХТ стала летящая чайка. И с тех пор пьесы Чехова не сходят со сцен театров всего мира. Сам же автор повсеместно признан писателем, определившим развитие мировой драматургии ХХ века.

«Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни…» (А.П. Чехов).

«Дядя Ваня» - быть может, не самое яркое и запоминающееся произведение Чехова. Однако оно таит в себе такую смысловую суть, которую будет под силу понять и принять только читателю поистине философского склада ума. Более того, именно эта пьеса во многом является квинтэссенцией чеховского мировоззрения, той специфической философии Антона Павловича, которая наполняет все его творчество. В данной работе мы поговорим именно об этом взгляде на мир, о том, что можно было бы назвать философией безысходности по Чехову.

Мировоззрение Антона Павловича занимает исследователей именно по той причине, что, будучи невероятно простым в своей сути, оно парадоксально отражает самые сложные аспекты человеческого бытия. Страдания души человеческой, оказавшейся запертой в пошлом и душном мире, в окружении нелепых и пустых занятий, в постоянной меланхолии, в плотном кольце ангедонии. Это и скука, и лень, и печаль, и равнодушие. Словом, все то, что принято называть русской хандрой, только с примесью чего-то гораздо более глубинного и тяжелого, когда измученная душа в порыве отчаяния кричит, молит о спасении, а в ответ получает только равнодушное молчание отупевшего мира. Это то, что мучило Чехова на протяжении всей жизни и он снова и снова возвращался к описаниям этих простых сцен трагедии обыденности, с ее опостылевшим бытовым наполнением, с пошлостью и мещанством. Воистину, только русский человек может подлинно впасть в депрессию от осознания того, что мир, в котором он живет, так прост и примитивен. И что бы ты не делал, чему бы не посвятил свою жизнь, обязательно наступит момент, когда, подобно дяде Ване, ты осознаешь, что жизнь твоя прошла даром, никчемна и ты не чувствуешь никакого удовлетворения. Не станем утверждать, что такая точка зрения обязательно объективна. Напомним, что здесь мы рассуждаем именно о том, как это воспринимал Чехов.

«Дядя Ваня» встречает нас традиционной для чеховских пьес обстановкой идиллической русской усадьбы, внутри которой разворачивается настоящий ад страстей, сожалений, неудовлетворения, нелюбви. Это произведение можно назвать историей, в первую очередь, именно о неудовлетворенности. Каждый из героев пьесы не рад своей жизни, каждый, словно бы, не на своём месте. Вот бы быть в чужой шкуре, тогда и пожить можно! Такая простая жизненная правда, но как её показывает Чехов? Тихая ленивая жизнь героев является олицетворением глубокой депрессии, когда от внутренних обид и переживаний в людях не остаётся ни сил, ни желаний. И вот эта ленивая жизнь в третьем действии пьесы оборачивается скандалом, когда все накопившиеся претензии в один миг изливаются. Но… в лучших традициях философии безысходности, пуля летит мимо, скандал заканчивается унылым примирением, любовь, томящаяся в сердце юной девушки, никому не нужна. И, как же это истинно! Разве не так и бывает в реальной жизни? Каждый сталкивался с ситуацией, когда на сжигание мостов, начинание новой жизни или даже банальный адюльтер просто не остается сил, потому что душа истомилась в этой порочной неге житейской безысходности.

И ведь нельзя сказать, что герои не жили, ничего не делали. Дядя Ваня, Астров и Соня упорно трудились, не жалели себя и своих сил. Серебряков строил карьеру. Елена Андреевна удачно вышла замуж. Каждый к чему-то стремился и чего-то достиг, но почему же они так несчастны? Почему достижения и результат их жизней обернулись жалкой горсткой золы? Что это за жизнь такая, в которой все получается так мелко и пошло, когда даже на унылую измену и то, словно бы, лень отважиться? В этих вопросах и таится корень чеховской философии безысходности, которая в полной мере излагается в «Дяде Ване» и читатель по прочтении пьесы, если и не сможет точно сформулировать данное мировоззрение, точно его почувствует.

Однако самое интересное и, если хотите, великое, что есть в этой пьесе – ее финал. Не будет серьезным преувеличением сказать, что он ошеломляет. Это очень философский, полный обреченности и смирения, очень чеховский конец истории.

Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно...

Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую... (Вытирает ему платком слезы.) Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь... (Сквозь слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнем... (Обнимает его.) Мы отдохнем!

Когда Соня произносит свой знаменитый монолог об упокоении уже в ином мире, обреченность и бессмысленность жизни героев достигает своего апогея, превращая эту историю в уже по-настоящему страшное произведение. Ведь понимаешь, что оно о безысходности человеческого бытия. Безусловно, не у всех жизнь такая, как у дяди Вани, а может и у всех...

«Вишневый сад» - самая мрачная, гнетущая и пугающая пьеса Чехова и лучший из его шедевров. Это поистине апокалипсическая вещь, ярко выделяющаяся даже на фоне других полных безысходности и тоски произведений Антона Павловича. Красота идиллического вишневого сада здесь наполнена холодными оттенками смерти и уныния. Призраки блуждают по этой земле, всем своим существом стремящейся к погибели. Многие читатели знакомы с апокалипсическими текстами, таящими мрачные откровения и пророчества. И «Вишневый сад» - это Апокалипсис глазами Чехова, описанный в стиле Антона Павловича жестко, бескомпромиссно, страшно.

Чехов никогда не был склонен к символизму и сад у него - просто сад, а не какая-то изящная метафора. Но в данном случае все иначе… Невозможно отделаться от стойкого ощущения того, что вишнёвый сад - это символ потерянного рая и потерянной родины. Только без пафоса библейских текстов, а очень по-простому, честно и грустно. И наивным будет думать, что речь в «Вишневом саде» идет исключительно о России, которая в период жизни Чехова подошла к некоему фатальному этапу своего развития. Смотреть нужно гораздо шире – весь мир погибает вместе с вишневым садом и все люди, населяющие его, гибнут во всех смыслах (духовном, нравственном, физическом). Это апофеоз чеховского восприятия бытия, возвышенный до общемирового уровня. Здесь переплетаются сразу две мощные истории погибели человечества - исходный первородный грех и изгнание из рая (история Евы имеет много параллелей с историей Раневской) и финальный Апокалипсис, несущий полное уничтожение жизни в мире людском.

Кроме того, «Вишневый сад» - пожалуй, одна из самых сложных для понимания и глубоких работ Чехова. Ее восприятие усложнено рядом технических приемов, которые писатель использовал и довел до совершенства. Не будет преувеличением сказать, что каждая строчка здесь – отдельный шедевр, наполненный сложной философией, красотой и печалью. И каждый персонаж олицетворяет собой обреченность. Каждый по-своему.

Л.А. Раневская – персонаж в подлинной мере трагический, хотя многими читателями он воспринимается поверхностно. Это не просто уставшая от жизни и привыкшая сорить деньгами женщина, давно отказавшаяся от благочестия ради сиюминутных странных порывов. Раневская – измученная душа. Она - мать, потерявшая ребенка; женщина, утратившая любовь; хозяйка, неспособная защитить свой дом и сад. Еще один яркий пример депрессивного психоза в творчестве Чехова. И ее слова, наполненные тоской и холодным равнодушным отношением к жизни, многие принимают за глупость и избалованность. Но Раневская – яркий пример пустого благополучия, которое, утратив любовь и веру, в итоге приходит к полному разорению и опустошению во всех смыслах. Этой женщине уже все равно, что будет с ее жизнью, хотя она любит дочерей и желает им блага. Важно отметить, что Раневская не озлобилась. Она благожелательна ко всем окружающим, никого не ненавидит, уважительно обходится со слугами.
«Душа моя высохла» - говорит о себе Раневская. И словно пустой высохший колодец в той самой декорации из начала второго действия пьесы, эта героиня опустошена и лишена желания жить.

Аня и Варя – наиболее трогательные героини пьесы. Молодые девушки, обреченные быть жертвами погибающего мира, в котором им не посчастливилось жить.

Гаев – пустой человек, олицетворяющий тлен умирающего мира. Он глуп, ленив, рассеян, зациклен на никчемных занятиях. Его бесконечное раздражающее пустословие само по себе является символом ничтожности существования героев этой пьесы (читай по Чехову - всего человечества).

Лопахин при всех его деньгах и практичности ума – тоже несчастная душа. Битый в детстве, сын простого мужика, он так и не обрел самопознания, самоуважения и понимания этого мира. Он бьется, словно рыба об лед, пытаясь спасти вишневый сад. Словно не видит, что хозяева этого сада уже давно не хотят спасения, они летят в пропасть равнодушно и устало. По пути сорят последними деньгами, ибо «пир во время чумы» и совершают неприглядные поступки, ибо «смерть покрывает все». Однако разговоры героев пьесы вовсе не глупы и не поверхностны, они полны глубокой философии и символизма, не свойственного Чехову. И к этому мы еще вернемся далее.

Однако вроде бы положительные стремления Лопахина оборачиваются трагедией из-за глупости этого героя, из-за его чудовищного стремления разрушить красоту ради какого там будущего идеального мира и обогащения. Как ужасно раскрывается этот герой в третьем действии пьесы, когда опять Чехов звучит словно пророк, показывая кому достанется вишневый сад и что с ним собираются сделать. Полетят деревья вишневого сада, понастроят дач, начнется новый мир! А потом… Все мы знаем, чем эта история закончилась и метафорой чего здесь выступает вишневый сад. Понимал Чехов судьбу России. Но знал ли, что наступит время, когда снова зацветет погубленный вишневый сад?

Шарлота Ивановна – олицетворение трагикомедии. Очень шексприровская героиня, кстати. Так и видишь ее, словно какую-то Офелию - слегка безумную, странную, несчастную и очень запоминающуюся. Заметим, Чехов говорит в этой пьесе не только о господах. Напротив, здесь очень много персонажей низших сословий - слуги всех видов мастей, любого возраста, любой степени нравственного упадка. Кто-то из них примерил на себя господскую жизнь (Дуняша), кто-то попал в купцы, да так и остался мужиком (Лопахин), а кто-то – истинно смердяковский лакей (Яша). Чехов рисует нам гибель не высшего сословия, а именно всего человечества и простонародье в этом безумном танце апокалипсической безысходности играет далеко не последнюю роль. Писатель не стремится оправдать простой народ. Напротив, высвечивает с ядовитой прямотой его недостатки, пороки и деяния.
И такие героини, как Шарлотта Ивановна выглядят одновременно странно и очень естественно на этом фоне.

Трагикомедия по Чехову. В образ Шарлотты Ивановны писатель вложил много ярких деталей. Например, она еще и фокусница и чревовещательница.

Дуняша и Яша.
В нижеследующем примере можно увидеть в нескольких фразах всю суть двух колоритных персонажей Дуняши и Яши (даже их имена забавно рифмуются).

Яша поистине персонаж смердяковской банной мокроты. Чего стоят только его слова, обращенные к Фирсу:

А вот откровение, сильно напоминающее слова Смердякова о том, как было бы здорово, если бы Наполеон победил в войне и французы бы сделали Россию образованной и цивилизованной страной. Поистине, сколько лет прошло со времени написания «Братьев Карамазовых» и «Вишневого сада», а Смердяковы у нас не переводятся. Хотя уже и Франции той в помине нет.

Как видим, ограниченный краткой формой текста пьесы, Чехов был вынужден максимально лаконично формулировать определения для каждого из героев в подобных коротких отрывках. В «Вишневом саде» каждый персонаж дарит читателю яркое откровение о своей биографии, мечтах, печалях, пороках и недостатках. И здесь нет никаких сантиментов. От персонажей этой пьесы можно услышать такое, что даже поклонник Чехова, привыкший к откровенности писателя, может слегка ужаснуться. Герои раскрываются очень быстро, но это отнюдь не означает, что они сразу становятся полностью понятны читателю, поскольку многие из них - сложные персонажи.

Трофимов.
Один из самых неприятных персонажей «Вишневого сада», вечный студент, никчемный человек с огромным самомнением и большой любитель пустословия. В данном его откровении невероятно емко раскрывается и сам герой, и его взгляд на мир, и его утопические тупые, но вместе с тем, очень опасные мечты об идеальном мире.

Вот они - страшные слова об искуплении якобы позорного прошлого, о неких якобы совершенных преступлениях и о расплате. Такие слова враги России любят во все времена. Из-за таких, как Трофимов Россия в 20 веке и вправду оказалась вынуждена платить за навязанные ей обманом грехи своей свободой и кровью русских людей. А слова Ани о том, что ее дом ей уже не принадлежит, звучат и вовсе, как страшное пророчество, не характерное для чеховских текстов. Вот где писатель достигает апогея своего творчества. В «Вишневом саде» гармонично сплетаются смыслы и чувства, мрачные пророчества и гнетущая атмосфера Апокалипсиса. Напомним, пьеса была написана в 1903 году.
Посмотрим, как Трофимова характеризует Раневская:

Как Чехов создает атмосферу конца времен.
В начале второго действия встречаем короткое описание, оказывающее очень сильное впечатление на читателя. По сути, мы видим кладбище, на котором собираются герои для очередных полных отчаяния и обреченности разговоров. Только Чехов рисует нам не простое, а заброшенное кладбище – покосившаяся часовня, камни, некогда бывшие могильными плитами, закат, герои сидят на старой скамейке. А вдалеке за тополями виднеется вишневый сад, как символ потерянного рая. В этой сцене герои пьесы - словно изгнанные Адам и Ева, но только не в начале истории рода человеческого, а в ее конце. Рай остался где-то там. Раневская бережно хранит теплые воспоминания о счастливых годах вишневого сада. Но герои собираются на скамье у старой часовни рядом с заброшенными могилами. Это очень яркий визуальный образ, во всей полноте символизирующий суть того мира, о котором писатель рассказывает в этой пьесе.

Еще один пример формирования мрачной атмосферы и символизма апокалипсических знаков встречаем в данном описании:

И вот это «перед волей» Фирса не только ярко иллюстрирует отношение старого слуги к своей обретенной воле, но и символизирует чувства, некогда испытанные Адамом и Евой после того, как они получили свободу и были изгнаны из рая. Обратите внимание, какая здесь у Чехова изящная гармония, как все закольцовано.

Далее следующий прием – в начале третьего действия кладбищенский пейзаж сменяется балом. Но это не веселый бал, женщины на нем плачут, герои оскорбляют друг друга, пошло говорят о деньгах. Это пир во время чумы, наполненный гнетущим привкусом погибели. А в начале четвертого действия пьесы бал сменяется пустой сценой с остатками декораций былой жизни.

Финальные строки пьесы и вовсе гениально подводят черту под всей «комедией» Чехова «Вишневый сад» - стук топоров и одинокий Фирс.

Любовь.

«Вишневый сад» - помимо всего прочего, это еще и очень откровенная пьеса о проблематике любви. Но только не с позиции художественно лирического подхода, а с позиции философской. У каждого героя пьесы с любовью свои проблемы. Женщины тут постоянно влюбляются в отвратительных мужчин. Раневская то восклицает, что она ниже любви, то говорит о том, что она выше. Но любовь для нее это мучение, злой рок ее жизни, ведущий к погибели. Мужчины «Вишневого сада» все как на подбор в мужья не годятся. Поистине, в этой пьесе какое-то запредельное количество просто отвратительных и мерзких мужских героев – Трофимов, Яша, Лопахин, Гаев, Пищик. На их фоне старик Фирс – единственный достойный жених. И все они хотят к себе уважения, любви. А взамен готовы только попользоваться в понятном смысле своими партнершами и, унизив, прогнать их. Здесь Чехов тонко предчувствовал тональность отношений между мужчинами и женщинами в 20 веке и в 21 веках. Плачут Раневская, Аня, Варя, Дуняша. Где же он, спаситель вишневого сада?! А нет его. Есть только покупатель. У Чехова мужчины не спасают своих возлюбленных, они их используют, унижают и бросают.

Опустошенность мира в отсутствии любви (об этом у Чехова отдельная пьеса «Чайка») в «Вишневом саде» проявляется в болезненном и очень философском подходе к сути этой проблемы. Во многом в духе Ницше, который, кстати, неспроста в пьесе упоминается.

Финал.

Как кажется, расставание с вишневым садом оборачивается для героев не только трагедией, но и чувством успокоения. Словно они и вправду верят в то, что у них есть будущее где-то там, без вишневого сада, родного дома, России.

Гаев (весело). В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже... Я банковский служака, теперь я финансист... желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно.Любовь Андреевна. Да. Нервы мои лучше, это правда.

Любовь Андреевна. Я посижу еще одну минутку. Точно раньше я никогда не видела, какие в этом доме стены, какие потолки, и теперь я гляжу на них с жадностью, с такой нежной любовью...
Гаев. Помню, когда мне было шесть лет, в Троицын день я сидел на этом окне и смотрел, как мой отец шел в церковь...

Символично, что в итоге дом остается даже не Лопахину, который уезжает по очередным делам, а Епиходову по прозвищу «двадцать два несчастья»…

Что Чехов хочет всем этим сказать? Герои так измучились с непосильной задачей сохранить вишневый сад, что даже рады избавлению от него? Или они так измельчали, что уже не достойны вишневого сада? Или они отстроят где-то новый вишневый сад, как говорит Аня? Обретут новый рай? Или, однажды вернут потерянный рай? Знал ли об этом Чехов? Предчувствовал ли? Зная его меланхоличное и полное фатализма отношение к жизни, едва ли можно думать, что он надеялся на возвращение потерянного рая. А ведь этот рай вернется, что, правда, не отменяет Апокалипсиса.

Чеховские водевили («Медведь», «Предложение», «Свадьба», «Юбилей») имели неизменный успех при постановках как на столичной, так и на провинциальной сцене. В основу одноактной пьесы-шутки «Юбилей» положен рассказ «Беззащитное существо», но добавлены и новые герои. Каждый из четырёх главных персонажей зациклен исключительно на себе и не слышит окружающих, что приводит к самым разным комическим эффектам и превращает долгожданный юбилей в сногсшибательный фейерверк эмоций и выходок участников событий.

Председатель правления банка Шипучин пребывает в сладостном предвкушении праздника, посвящённого 15-летию вверенного ему финансового учреждения:

Полным ходом идёт подготовка к мероприятию, хотя и выглядит она несколько странновато. Доклад, на который возлагаются огромные надежды, срочно готовит для председателя старый и больной бухгалтер Хирин, по вечерам гоняющийся за женой с ножом и постоянно всех предупреждающий, что он может совершить преступление. А претенциозный и любящий пускать пыль в глаза Шипучин собственноручно сочиняет поздравительный адрес и покупает серебряный жбан, который преподнесут ему сотрудники. В разговоре о женщинах председатель заявляет, что «женское общество возвышает», а бухгалтер считает, что «от них всякий вред и беспорядок». Но есть ли в этом банке женщины? Ну, безусловно, будут и они. )

В этот же день легкомысленная супруга банкира возвращается от матери, куда она ездила, чтобы расстроить свадьбу сестры. Всё у неё там прошло как маслу, если не считать, что несостоявшийся жених от горя пытался застрелиться. Заскочив буквально на одну минутку, не в меру болтливая Шипучина начинает подробно рассказывать, как весело она в дороге проводила время с мужчинами, сообщая им, что она не замужем.

Но тут неожиданно врывается сварливая жена губернского секретаря Мерчуткина («женщина слабая, беззащитная») с абсурдной просьбой-требованием выплатить ей деньги, вычтенные из зарплаты мужа, которые он якобы брал из товарищеской кассы. Но, по твёрдому убеждению просительницы, этого ведь никак не могло быть, потому что муж, разумеется, нигде ничего не берёт без её согласия. Непробиваемую и упрямую Мерчуткину в ведомстве, где служил супруг, и ещё в нескольких местах слушать не стали и выгнали, поэтому она и явилась за деньгами в банк. Разве это не логично?!

Когда же эти две своеобразные дамы уже доводят раздражённых мужчин до умопомрачения, в дверь торжественно входит депутация от членов банка с серебряным жбаном. И один из них громко зачитывает адрес в бархатном переплёте, в тексте которого ставится «ребром гамлетовский вопрос: "быть или не быть?"», комически переиначенный автором...

Как это ни странно, но именно в военные годы (1944г, 40 лет со дня смерти писателя) был снят короткометражный фильм «Юбилей» по одноименной пьесе-шутке Чехова.

Один из признаков счастья – отсутствие желания кому-то что-то доказывать. Но героиня водевиля Елена Ивановна Попова со своим распутным супругом, неделями пропадавшим в загулах, счастлива не была, мягко говоря. И после его смерти вдовушке с ямочками на щеках очень уж захотелось доказать и себе, и другим, и даже мужу (ведь он, конечно, смотрит на неё с того света!), что она умеет любить и прощать, заперев себя на замок и оставаясь этому гуляке верной до самой могилы. И долгое время у неё очень хорошо получалось зарывать себя в землю при жизни. Мотивация, конечно, сногсшибательная! А действительно, почему бы молодой, красивой женщине и не похоронить себя заживо? Зато она сможет гордиться своей никому не нужной верностью и загубленной жизнью, брошенной к ногам ушедшему в мир иной супругу, доставившему в своё время ей много страданий. В состоянии глупейшего любования собственной бессмысленной жертвенностью и находилась героиня в тот момент, когда к ней явился неожиданный посетитель Григорий Степанович Смирнов, названный ею в процессе обмена язвительными любезностями «грубым медведем».

Отставной поручик артиллерии, землевладелец Смирнов хотел получить от вдовы долг, оставшийся после смерти её мужа. Однако Попова была «совершенно не расположена заниматься денежными делами» и пообещала, что через день вернётся приказчик и решит этот вопрос. Но Смирнова такая отсрочка не устраивала. К женщинам же он вообще относился с опаской: «Для меня легче сидеть на бочке с порохом, чем говорить с женщиной. Брр!...». Вдовушке он заявил: «Посмотришь на иное поэтическое создание: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу – обыкновеннейший крокодил!». Взаимные оскорбления и пререкания быстро довели эту парочку до решения немедленно стреляться. «Пора, наконец, отрешиться от предрассудка, что только одни мужчины обязаны платить за оскорбления! Равноправность так равноправность, чёрт возьми! К барьеру!».

Попова с готовностью приняла вызов и ушла за пистолетами мужа, которые она раньше и в руки никогда не брала. А тем временем в сознании Смирнова вдруг закрутился кругами мыслительный процесс и начали происходить удивительные метаморфозы.
Круг 1-ый: «Стреляться, вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Подстрелю ее из принципа! Но какова женщина? ... Какова? Раскраснелась, глаза блестят... Вызов приняла! Честное слово, первый раз в жизни такую вижу...».
Круг 2-ой: «Это — женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!».
Круг 3-ий: «Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить... и злость прошла... Удивительная женщина!».

Вернувшись с пистолетами, Попова попросила своего соперника научить её стрелять. И во время обучения Смирнов вдруг признаётся: «Вы мне нравитесь! Понимаете? Я... я почти влюблён!», на что получает вполне симметричный ответ: «Отойдите от меня — я вас ненавижу!». И после этих слов крышу у отставного поручика сносит окончательно: «Боже, какая женщина! Никогда в жизни не видал ничего подобного! Пропал! Погиб! Попал в мышеловку, как мышь!». Последовавшее предложение руки и сердца ещё больше возмущает героиню и, потрясая револьвером, она кричит: «Стреляться! К барьеру!». Но в конце концов влюблённый кавалер закрывает грозной даме рот продолжительным поцелуем, после которого вдовушка тут же отказывается хранить верность почившему супругу…

«Медведь» (1888г) многократно ставился на столичных и провинциальных, частных и любительских сценах. И даже Лев Толстой, не любивший пьесы Чехова, посмотрел спектакль в 1900г и, по сообщению О.Л.Книппер, «смеялся до упаду, и ему понравилось». Яркий комизм водевиля обеспечивал ему неизменный успех не только в России, но и далеко за её пределами. Интересно, что в разных переводах «Медведь» получал такие заглавия: «Неуспокаивающаяся вдова», «Трудный человек», «Чудовище», «Зверь». А вот, например, во многих африканских странах, благодаря «Медведю» и «Предложению», фамилия великого русского писателя может оказаться знакомой и неграмотному крестьянину. И в этом заслуга передвижных театров, объезжающих города и деревни.

Сам же Чехов прозвал своего «Медведя» «пустеньким французистым водевильчиком» и «дойной коровой», так как он регулярно приносил автору доход от постановок разными театрами. В одном из писем Антон Павлович признавался: «На "Степь" пошло у меня столько соку и энергии, что я еще долго не возьмусь за что-нибудь серьезное. Ах, если в "Северном вестнике" узнают, что я пишу водевили, то меня предадут анафеме! Но что делать, если руки чешутся и хочется учинить какое-нибудь тру-ла-ла! Как ни стараюсь быть серьезным, но ничего у меня не выходит, и вечно у меня серьезное чередуется с пошлым. Должно быть, планида моя такая».

Дуэль... какой авантюрный сюжет обходится без неё. Сколько страсти, волнений, напрасных надежд и горьких сожалений стоит за этим коротким, но хлестким словом. А сколько романтики... дуэль! Ах, хотелось бы предстваить первую дуэль в истории человечества. По идее она должна была бы быть описанной в Библии. Может это поединок Давида с Голиафом? А что, вполне возможный вариант, пусть у них было разное оружие, но в истории было полно дуэлей, когда оружие у дуэлянтов не было одинаковым. Взять те же гладиаторские бои в Древнем Риме, ведь отдельно взятый бой - та же дуэль, например, поединок ретиария (это который с сетью и трезубцем) против секутора (с мечом и щитом).

Хотя, я не прав, такой бой только по форме напоминает дуэль, но не по содержанию, потому что для полноценной дуэли необходим повод, настоящий нешуточный повод. А таким поводом могло быть оскорбление и задетая честь. Помните, что пел Арамис в советском фильме про мушкетёров:
Дерусь семь раз я на неделе,
Но лишь тогда, когда задели,
Когда вы честь мою задели,
Ведь, право, я не дуэлянт...

Однако, тот же Арамис видел повод для дуэли не только в оскорблении, но и в расхождении взглядов на богословские тексты: "Одно место из Блаженного Августина. Мы не сошлись во мнениях". Но, возможно, он имел в виду, что несхожесть мнений и привела в результате к оскорблениям. Ох, уж эти горячие французские парни. Они постоянно бросают перчатки на страницах романов Дюма, да и на страницах других романов, в которых царит романтика плаща и шпаги.

Но что ходить во Францию, у нас у самих было полно дуэлянтов, начиная с лучших наших поэтов и заканчивая их героями. Ведь Пушкин не только сам стрелялся, дуэлились у него Онегин, Дон Жуан, Гринев со Швабриным, герои повести "Выстрел". Да и Печорин у Лермонтова тоже. Ну ладно, эти - Пушкин и Лермонтов - сами стрелялись, но не обошлись без дуэлей Тургенев (Отцы и дети), Толстой (Война и мир), Достоевский (Бесы), Куприн (Поединок), да и Чехов...

Последний больше запомнился поединком Лаевского и фон Корена из повести, которая так и называется "Дуэль", но был в чеховском творчестве еще один яркий и незабываемый поединок. Водевильная шутка в одном действии под названием "Медведь" имела оглушительный успех и принасла автору солидные дивиденды, сам Антон Павлович даже шутил: «Мой „Медведь“ следовало бы назвать „Дойной коровой“».

В этой комической пьеске Чехов обыграл возможность дуэли между мужчиной и женщиной. Естественно, в ней всё утрировано и доведено до абсурда, но комедии такое дозволяется, главное, чтобы было весело. Здесь и правда очень весело, но за этой веселостью скрывается очень серьезный смысл, по большому счету речь идет о психологическом любовном поединке, исследуется механизм изменения отношения к человеку под воздействием неожиданно возникающей всепобеждающей симпатии. И чем сильнее было изначальное противостояние, тем больше шансов, что скороспелая симпатия воплотится в самую настоящую любовь.

Эту тему очень полюбит через сто лет советский кинорежиссер Эльдар Рязанов, и именно о таких "любовных дуэлях" снимет два лучших своих фильма: "Иронию судьбы" и "Служебный роман". В обоих случаях перед нами предстает картина перерождения чувств главных героев друг к другу от ненависти и презрения к самой настоящей любви. Но сначала этот путь пройдут чеховские вдова Попова с ямочками на щеках и отставной поручик Смирнов, тот самый, который Медведь.

Он для Елены Ивановны Поповой и сначала был медведем, и в конце медведем остался, но это два разных медведя. Если тот медведь, который заявился к меланхоличной вдове за долгом её покойного мужа, был олицетворением грубости и невоспитанности, то медведь, который целует обретшую новый смысл молодую женщину, символизирует силу и могущество настоящего мужчины. И пусть сам "настоящий мужчина" считает, что он "влюбился как гимназист", так ведь и гимназисту не запрещено быть настоящим мужчиной, а вот слуге Луке, увидевшим свою хозяйку, самозабвенно целующейся с брутальным соседом, только и остается что ошеломленно произнести"Батюшки!"

Хотелось бы сказать еще несколько слов о сценической жизни пьесы. Впервые она была поставлена 28 октября 1888 года в театре Корша, и по удивительному совпадению первым исполнителем роли поручика Смирнова был артист по фамилии Смирнов. А еще весной 1918 года эту пьесу в своем семейном театре ставила царская семья, находившаяся тогда в Тобольске. И нельзя не вспомнить о фильме Исидора Анненского 1938 года с блистательными Михаилом Жаровым и Ольгой Андровской, которые через год блеснут в другом фильме этого же режиссера по Чехову - "Человек в футляре", где они сыграют брата и сестру Коваленко.

Наконец, в 2015 году c постановкой этой пьесы класс моего сына с оглушительным успехом победил на школьном театральном конкурсе, мой Ваня получил приз за лучшую мужскую роль - это была сенсация, впервые за многие годы конкурс выиграли восьмиклассники. Чехов актуален до сих пор даже у современных школьников. Вот как это было:

Возвращаясь к теме дуэлей, хочу заметить, что и эта рецензия написана в рамках дуэли, и как раз дуэли между мужчиной и женщиной. Что я могу сказать своей компаньонке-сопернице? Только это: