
Книжные ориентиры от журнала «Psychologies»
Omiana
- 1 629 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
За окном сегодня очень пасмурно и льет дождь. Не включая свет, я села с чашкой кофе писать рецензию на книгу о зимнем Париже, о воспоминаниях, которые жизненно необходимо удержать - «Горизонт» Патрика Модиано.
Я не для пафоса выбрала французское издания Gallimard, серию Blanche. Я обожаю Gallimard! Больше я восхищаюсь только итальянским издательством Einaudi, в котором публиковался Чезаре Павезе. Галлимар Бланш - это не только оформление, передающее дух эпохи, но и мой ориентир в современной французской прозе. Оно само олицетворение литературы Франции XX - XI века.
«Горизонт» - это небольшой роман о прошлом. Каждая страничка, каждое слово соткано из ушедших времен. Не нужно быть специалистом, чтобы заметить совершенно прустовское восприятие времени. Жан Босманс и Маргарет Ле Коз - два персонажа уже теперь несуществующего Парижа 60-х. Эти герои многое скрывают не только друг от друга, но и от читателя, поэтому приблизиться к ним или сродниться с ними не получается - они всегда в перспективе, на бесконечно удаляющейся линии горизонта.
Внезапно пересекающиеся жизни Жана и Маргарет полны белых пятен, которые не были следствием удачи или счастья - истории у обоих молодых людей печальные и холодные. А их Париж - это пасмурный, зимний город бесконечных улиц и бульваров, старых, высокомерных домов и опасных людей - людей из прошлого.
Париж - еще один персонаж романа Модиано. Без него история немыслима. Как и многие, я не могу точно определить, как Патрик Модиано создают атмосферу этого города, потому что у него нет изобильных описаний - автор просто разжимает огромную ладонь и выпускает крохотного человечка-читателя в промозглые парижские улицы.
«Горизонт» - абсолютно французский роман в лучших традициях модернизма. Читая его, вы размышляете о личных ушедших эпохах, ощущаете бархатистость кашемирового пальто, хрусткость крафтовой бумаги, в котором зажимаете теплый круассан. Потом протягиваете руку к кнопке домофона одного из роскошных «османских» домов, чтобы встретиться с человеком из своего прошлого. А за спиной проезжающими по мокрому асфальту автомобилями шумит Париж.
Как далеки, казалось бы, события Парижа 60-х...Но у меня тоже была такая квартира, в которой я чувствовала себе неуязвимой, а впереди мерцали самые потрясающие перспективы: ажурная кованая дверь открывалась с мягким щелчком, я проходила по тихому коридору, в конце которого доверительно была открыта дверь. Из приоткрытой двери как обычно проливался теплый, оранжеватый свет. В той добротной квартире в центре города всегда ощущался аромат дерева и Chanel Égoïste, а в шкафу были развешаны дорогие рубашки. Эти стены хранили тайны некичливого успеха и надежности, а в их глубине своими печальными желтыми глазами смотрел в окно огромный черный кот. И все это также безвременно ушло, как и у героев романа «Горизонт».
Язык Модиано легкий и гладкий, не утяжеленный грузными сравнениями. Во многом «Горизонт» бессюжетен, но роман длится столько, сколько нужно, чтобы не утомлять. Полюбились ли мне персонажи? Не знаю. Они всегда на расстоянии, они отталкивают читателя, чтобы не дать ему к себе приблизиться. Сложно по-настоящему любить то, что остается чужим. Могу сказать лишь то, что любимый герой книги, пусть и второстепенный, для меня некто Мишель Багериан - загадочный тридцатипятилетний брюнет. О нем читателю тоже позволяется узнать немногое - он не беден, уважаем, у него есть дочь и живет он в Швейцарии. Месье Багериан не женат/разведен/вдовец, избегает разговоров о свое жене и ведет не совсем прозрачный бизнес. Он уверенный в себе и жёсткий, если кто-то попал в беду и нуждается в его помощи, что еще раз убеждает читателя в том, что мир, в котором он живет, при всей внешней благопристойности Багериана, опасен.
Я никак не могла определиться с оценкой. Мне не хватило раскрытия тайн персонажей, в этом плане читатель просто целует закрытую дверь. Патрик Модиано посчитал неважным и второстепенным какую-либо определенность. Я отчасти его понимаю, расставив все точки на i, он бы просто разрушил эфемерность экзистенциального текста. Но я все равно не могу поставить оценку ниже той, которую поставила. Столько всего неуловимого, близкого мне в волнениях и тревогах романа: ощущение города, когда каждое его изменение уносит с собой часть тебя, болезненность времени и ушедшей Belle Époque.
Сколько раз я так же шла мимо охристых домов тихого центра, мимо причудливых цветочных магазинов и миниатюрных кофеен, и неизменно казалось, что вот-вот вдалеке засеребрится море...

Париж.
Стоит только произнести это слово, как в голове проноситься вереница обрывочных смутных образов, а душу пронзает мимолетное ощущение счастья. Сколько искрящегося очарования в этой последовательности звуков.
Да и какой ещё город становился навязчивой манией такого числа писателей. Но среди авторов, в книгах которых Париж оживает, выходит на первый план, Модиано не самый популярный.
А между тем, его Париж, сотканный из сети бессчисленных улиц, присыпанных нежностью будто снегом, залитых спокойствием набережных и задыхающихся суетой площадей, прекрасен. В этом городе головокружительные повороты, доводящие до учащенного сердцебиения панорамы, увиденные сквозь дымку, сквозь тусклое стекло, будто действительность решила подражать картинам импрессионистов, и каждое здание, каждая вывеска рождают обрывочные мучительные воспоминания, а на каждом перекрестке призраки прошлого.
Героев этого романа Модиано призраки прошлого особенно настойчиво преследуют, застилают горизонт и цепляются за подолы пальто и не дают двигаться дальше. Она - француженка, уроженка Берлина с бретонской фамилией, сбежала в Париж из Швейцарии, куда, в свою очередь, сбежала из Аннеси от преследований отвергнутого поклонника, с маниакальными наклонностями (только представьте себе мужчину с изнеможденным лицом, странным взглядом, не расстающегося с ножом). Главного героя преследует его биологическая мать - демоническая женщина с огненно-рыжими волосами, и её спутник, похожий на священника-расстригу, которые вымогают у него деньги. Судьба свела их в метро: в давке после разгона демонстрации (ах, парижский конец 60-ых), а поводом стала её разбитая бровь. Могли встретиться и раньше, у Модиано жизнь - как город, где улицы - людские судьбы, то идут параллельно, то сближаются, то пересекаются, иногда и не раз.
Прекрасная история любви могла бы получиться, но была загублена вечным страхом, манией преследования и недомолвками. Мир наваливался всей тяжестью на каждое утро, все люди в городе были пугающие, обреченность нависала над каждым шагом. Никакое желание быть счастливыми не помогло, герои были молоды, но случайности не сплетались в стройную сеть, слова крошились на языке, а жизнь ломалась на кусочки, не трагично, а очень буднично - мелкими несостыковками, чужими неприятностями. Остается только надежда, что встреча спустя 40 лет, хоть что-то исправит.

…обратный отсчёт…
…престарелый писатель-француз (…причём, немолодой настолько, что себя же иронично-иносказательно именует в одном из эпизодов старейшим из приехавших в Берлин…) внезапно обнаруживает неумолимую скоротечность бытия и спешно (…аккурат укладываясь в полторы сотни страниц…) принимается восстанавливать стёртые из памяти по давности лет происходившие с ним события и случайных (…равно как и не таковых…) знакомцев. Воспоминания вызываются из памяти посредством чтения нескольких потёртых записников, два из которых оказывается к тому же черновиками недописанного романа. Блокноты передают сполохи минувшего в сознание в совершеннейшем три-дэ, с фоновым размытием, весьма реалистично, хотя и не всегда достоверно. Герой словно присутствует на просмотре оперативной съёмки сделанной скрытой камерой: некоторые моменты он помнит не совсем отчетливо, другие в памяти заведомо искажены. Каждый эпизод, как цифра на таймере: чем ближе к настоящему, тем ярче и требовательней они становятся. Основа интриги же в том, что не вполне понятно, что из описанного происходило в реальной жизни, а что — только в черновых набросках к той самой книге…
…привлекающе-немногословный (…не в пример всяким другим французам…) текст лауреата одновременно Гонкуровской (…1978-го…) и Нобелевской (…2014-го…) литературных регалий Патрика Модиано (…чей писательский типаж до забавного напоминает Селина, вычитая из последнего едкий сарказм и разбавляя одновременно обезжиренным Прустом…) предельно лаконичен, если не сказать скоротечен. Технически это, скорее, повесть, нежели роман. В «Горизонте» нет вообще ничего лишнего, проходного или отвлекающего. Так бы могла выглядеть тщательно препарированная и хорошо отжатая «Возможность острова» Уэльбека. Здесь оказывается вырезанной ещё доредакторским образом вся прозаическая «тёмная материя»: дополнительные диалоги, запасные отступления, прибавочные измышления. Всё, в общем, то, что составляет львиную долю современных гонораров, получаемых ныне больше в угоду объёму, нежели мысли. Единственный осязаемый минус — читатель заранее знает, чем всё кончится и как обернётся: ничем и никак. У романа-воспоминания, приправленного ароматными нотками лиричного вымысла и легчайшего, душистого оккультизма, финальной суммы составляющих быть не может, да и не должно. Читать, тем удивительней, от такого менее интересно отнюдь не становится…
…по прочтении, горизонт из названия выстраивается неким недостижимым грядущим, к которому герой таким образом — переосмысливая и прогоняя по кругу прошлое и настоящее — готовится. И к которому, как известно, ни одним из подобных способов приготовиться нельзя. В том и мораль…

наверное, судьба иногда проявляет настойчивость. Посылает дважды или трижды возможность с кем-то заговорить. Не воспользуешься, тебе же хуже.












Другие издания


