Эрнст Теодор Амадей Гофман. Полное собрание сочинений в двух томах. Том 1

Этот необычный уклад Леонард усвоил в Италии, где и церковный культ, и всë понимание религиозной жизни несравненно радостнее, чем в католической Германии. Как в архитектуре храмов Италии проступают античные формы, так мистический сумрак христианства пронизывается там могучим лучом, долетеышим к нам из радостных, животворных времён античности и осиявшим веру нашу тем пречудным блеском, который некогда озарял героев и богов. (p. 18)

– Мысль – это уже деяние!..

Как известно, разлука с близкими сердцу бывает порой столь мучительна, что и ничтожное расстояние кажется бесконечным!

Они почти уподобляются святому Иерониму, который запрещает девушкам есть рыбу и носить серьги. Им надлежит, так велит святой, вкушать лишь малую толику чуть приправленной травы, непрестанно быть голодными, не чувствуя голода, облекаться в грубые, худо сшитые одежды, которые скрывали бы их стан, и прежде всего избрать себе в спутницы особу серьезную, бледную, унылую и несколько неопрятную.

Разве есть на свете такая пропасть, через которую нас не перенесли бы могучие крылья любви? Что для любви пространство, время!.. Разве не обитает она в мыслях? А разве мыслям есть предел?

В конце концов, думал я, весь мой страх и все мои подозрения были не что иное, как поэтические грёзы, присущие гениальным молодым энтузиастам, которые часто пользуются ими, как одуряющим опиумом.

-- Ах, боже мой, -- вмешался я, -- каких только зацепок не напридумывал для нас черт, всюду они -- на стенах комнат и беседок, на увитых розами живых изгородях, и всякий раз, проходя мимо, мы оставляем на этих зацепках частицу нашего бесценного "я".

На маскараде нашей земной жизни дух, обретающийся под внешней оболочкой, проглядывает иногда во взоре сквозь прорези маски, встретив родственную натуру; вероятно, и мы, три диковинных чудака, сойдясь в погребке, с первого взгляда признали друг друга. Скоро в нашей беседе ярился юмор особого рода, тот юмор, что родится лишь в душе, уязвленной смертельным недугом.

Каждый оратор обязан до тошноты повторять своим слушателям то, что им уже давно известно.

Кот, а туда же лезет, в писатели!