
1_Ностальгия по детству
sola-menta
- -2 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Достаточно занятный архивный детектив могу порекомендовать всем поклонникам литературного творчества Михаила Афанасьевича Булгакова. Думаю, многие могут узнать тут много нового про самого писателя и про людей с которыми он жил, общался, работал. Конечно, вы можете оспорить моё мнение, но я считаю Мастера и Маргариту (отзыв) - главной работой писателя и именно по следам этого произведения, как заправский следопыт, следует автор, в попытке разобраться, кто и что являлось прототипами книжных образов, героев и мест.
Тут довольно много документов, фотографий, не вызывающей недоверия информации. Например, в книге приведён своеобразный исторический анекдот, знаменитый разговор Михаила Афанасьевича со Сталиным, после того, как истощённый борьбой с советской системой в сфере драматургии (попросту говоря, его "Дни Турбиных" бойкотировали и не хотели ставить в театре), он написал письмо в ЦК КПСС. 18 апреля 1930 года около 19 часов в квартире Михаила Булгакова раздался телефонный звонок. Далее, отрывок из книги:
Звонок. Михаил Афанасьевич снимает трубку.
— Михаил Афанасьевич? Здравствуйте!
— Здравствуйте?!
— Здравствуйте! С вами Сталин говорит...
— Перестаньте шутить! (Или — «Бросьте разыгрывать!»)
— С вами Сталин говорит...
— Прекратите хулиганить, или я вынужден буду...
— С вами Сталин говорит...
Тут Михаил Афанасьевич внезапно осознает: сымитировать можно что угодно: интонацию, речевую манеру, акцент, но беспросветное, прямолинейное упрямство, вездесущий «напролом» — не сымитируешь. И он сдается в полной растерянности. А собеседник его сразу же берет быка за рога:
— Скажите, мы вам очень надоели?
— Простите, но я не...
— Хотите уехать за границу?
— Я думаю, Иосиф Виссарионович, место русского писателя — у себя на родине, в России; во всяком случае я так это понимаю.
— Правильно понимаете... Чем могу быть вам полезен? Какие у вас проблемы?
— Да вот, сижу без работы.
— Обращались куда-нибудь?
— Обращался в МХАТ... Безуспешно...
— Обратитесь еще раз...
— Так я уже обращался...
— Обратитесь еще раз!
Кстати, в интернетах я нашёл другую версию по воспоминаниям супруги, но суть там ровно такая же, так что неважно.
В общем, хорошая документалистика для настоящих ценителей Булгакова и интересующихся, откуда что взялось в "Мастере с Маргаритой". Спасибо Е.К.*

Эту книгу можно назвать - книгой несомненных достоинств, свидетелем ушедшей эпохи, документальным исследованием и источником сведений о жизни и творчестве М.А. Булгакова. Основное качество ее - документальность. Каждую мысль, каждую идею, каждое свое высказывание автор подтверждает либо документально, либо привлекая свидетельства участников событий. Книга не просто свидетельствует о жизни Булгакова, через нее показана страна, исторические события в восприятии реальных людей.
Возможно, для читателя, привлеченного броским заголовком читать документальные свидетельства окажется не просто. Но для исследователей творчества Булгакова, для историков, для литературоведов и для тех/, кому интересны события конца 19- первой трети 20 века - книга очень ценна.
Прочитала с удовольствием.

Л. П. Вы были с ними знакомы?
Т.К. Только с Якуловым, и то случайно. Я была у Коморского, пришел его приятель, адвокат, приглашать к себе на дачу, и меня тоже пригласил. А Володька говорит: "Смотри, водку не пей. Он тургеневских женщин любит".- "Нет, - говорю, - для этого я не подхожу". Едем в электричке - лицо знакомое. А это был Якулов, тоже к нему на дачу ехал. Там нас и познакомили. А потом едем обратно - "А! Так вы там же живете!". Вот с его жены (Наталия Юльевна Шифф. - Л.П.) Пельц в "Зойкиной квартире" написана.
Л. П. Как она выглядела?
Т.К. Она некрасивая была, но сложена великолепно. Рыжая и вся в веснушках. Когда она шла или там на машине подъезжала, за ней всегда толпа мужчин. Она ходила голая... одевала платье прямо на голое тело или пальто, и шляпа громадная. И всегда от нее струя очень хороших духов. Просыпается: "Жорж, идите за водкой!" Выпивала стакан, и начинался день. Ну, у них всегда какие-то оргии, люди подозрительные, и вот, за ними наблюдали. На другой стороне улицы поставили это... увеличительное... аппарат и смотрели. А потом она куда-то пропала, а Якулова арестовали.

Т.К. Он еще тогда все время Мефистофеля рисовал. Так, на бумажке какой-нибудь, на листочках... Лицо одно. Бородка такая. Цветными карандашами раскрашивал. Вот письменный стол, и обязательно рожица Мефистофеля висит.
Л. П. Это только в Москве началось? Раньше вы не замечали?
Т.К. Нет, раньше не было. И письменного стола раньше, на Кавказе, не было. Только в Москве, на Большой Садовой. Огромный домина был. Посередине - студии художников: Кончаловского, Якулова, и еще старик какой-то был.

Л.П. У меня с собой книга Катаева "Алмазный мой венец".160 Там и про вас, и про Булгакова... Почитаем?
Т.К. Да, я знаю. Давайте.
Эту книгу и ее автора принято ругать. Не знаю, всю не читал. У меня было время только на синеглазого Булгакова. На 64-65 страницах дана его характеристика:
"... У него действительно, если мне не изменяет память, были синие глаза на худощавом, хорошо вылепленном, но не всегда хорошо выбритом лице уже не слишком молодого блондина с независимо-ироническим, а временами даже и надменным выражением, в котором тем не менее присутствовало нечто актерское, а временами даже и лисье. Он был несколько старше всех нас, персонажей этого моего сочинения, тогдашних гудковцев, и выгодно отличался от нас тем, что был человеком положительным, семейным, с принципами... <...> В нем было что-то неуловимо провинциальное. Мы бы, например, не удивились, если бы однажды увидели его в цветном жилете и в ботинках на пуговицах, с прюнелевым верхом. Он любил поучать - в нем было заложено нечто менторское. Создавалось такое впечатление, что лишь одному ему открыты высшие истины не только искусства, но и вообще человеческой жизни. Он принадлежал к тому довольно распространенному типу людей, никогда и ни в чем не сомневающихся, которые живут по незыблемым, раз навсегда установленным правилам. Его моральный кодекс как бы безоговорочно включал в себя все заповеди Ветхого и Нового заветов. Впоследствии оказалось, что все это было лишь защитной маской втайне очень честолюбивого, влюбчивого и легкоранимого художника, в душе которого бушевали незримые страсти. Несмотря на всю свою интеллигентность и громадный талант (На 63-й странице Катаев оценивает Булгакова как общепризнанного гения. - Л.П.), который мы угадывали в нем, он был, как я уже говорил, в чем-то немного провинциален. Может быть, и Чехов, приехавший в Москву из Таганрога, мог показаться провинциалом. Впоследствии, когда синеглазый прославился и на некоторое время разбогател, наши предположения насчет его провинциализма подтвердились: он надел галстук бабочкой, цветной жилет, ботинки на пуговицах, с прюнелевым верхом, и даже, что показалось совершенно невероятным, в один прекрасный день вставил в глаз монокль, развелся со старой женой, изменил круг знакомых и женился на некой Белосельской-Белозерской, прозванной ядовитыми авторами "Двенадцати стульев" "княгиней Белорусско-Балтийской"".
Прошу прощения за длинную цитату, но более острой, глубокой, правдивой и талантливой характеристики Булгакова я не встречал. Приходится сожалеть лишь о ее неполноте.
Л. П. А как Булгаков относился к славе? Рвался к ней или просто писал
себе и писал...
Т.К. Очень даже рвался.
Л. П. Очень рвался?
Т.К. Очень рвался, очень рвался. Он все рассчитывал, и со мной из-за этого разошелся. У меня же ничего не было больше. Я была пуста совершенно. А Белозерская приехала из-за границы, хорошо была одета, и вообще у нее что-то было, и знакомства его интересовали, и ее рассказы о Париже... Толстой так похлопывал его по плечу и говорил: "Жен менять надо, батенька. Жен менять надо". Чтобы быть писателем, надо три раза жениться, говорил.
Л.П. А вот Катаев про вас пишет, Татьяна Николаевна... "Жена синеглазого Татьяна Николаевна была добрая женщина и нами воспринималась если не как мама, то, во всяком случае, как тетя. Она деликатно и незаметно подкармливала в трудные минуты нас, друзей ее мужа, безалаберных холостяков. <... > Не могу не вспомнить с благодарностью и нежностью милую Татьяну Николаевну, ее наваристый борщ, крепкий чай внакладку из семейного самовара, который..."
Т.К. Не было у нас самовара. Тут неверно.
Л.П. М-гм. "...В отличие от нас чай подавался синеглазому как главе семьи и крупному писателю в мельхиоровом подстаканнике, а всем прочим просто так, в стаканах".
Т.К. Да, у меня и был-то один всего подстаканник.














Другие издания
