
Бабочки на обложках
Katerinka_chitachka
- 2 037 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
#жизньболь
Эту книгу так часто ругают за чрезмерную схожесть с "Парфюмером", но как по мне, именно в схожести и заключается ее соль, а тема гениального безумца, убивающего из любви к искусству, прекрасна сама по себе, и я не прочь почитать ее лишний раз, тем более, что автор знает в деле толк.
Но и ошибкой будет полагать, что это всего лишь истории о маньяках-душегубах. В первую очередь это истории неудержимой жажды обретения. Везде и во все времена люди стремились обладать тем, чего были лишены, и чем неожиданнее была цель, тем неожиданнее мог оказаться и результат.
Жизнь Латура не задалась с самого начала. Загадочное рождение, странная внешность, но самое главное – это неспособность испытывать боль. Аналгезия – вещь убийственная, и страдающие ей редко доживают до сознательного возраста. Латур, однако, вполне дожил и, как полагается, стал одержим идеей обретения боли. Сама ли жизнь из противоречия то ли дело сталкивала его с болью самых разных видов и масштабов или Латур сам подсознательно искал нужные пути? Довольно радикальные, кстати. Сугубо научные методы исследования мозга, передовые эксперименты в анатомии и медицине, учеба у знающих специалистов соседствуют в его школе с обретанием на самом дне, работой в борделях, а под конец – любимым лакеем у маркиза де Сада.
После чего та боль, которой он жаждал всю жизнь, окружила его со всех сторон бушующим морем, преображаясь из низшей физиологии в декадентскую философию и обратно, завися лишь от прихоти нового хозяина. Но по-прежнему ни единая ее капля не достигает Латура. Считает ли он себя недочеловеком или высшим существом? А действительно, кем он вообще себя считает? Это вам не Гренуй, запросы у него поменьше. То, легко перерезая очередное горло, он похож на безжалостного палача, а то полон жалости к себе, как ребенок, весь такой несчастный. А иной раз, по неведомой прихоти, он играет судьбами окружающих людей, даже господ, манипулируя ими, как вздумается. Со временем всё усиливающаяся мания превращает саму идею боли в нечто, стоящее выше грани наслаждения, чему немало способствует и окружение, всё больше сходящее с ума.
Но вообще с ума здесь сходят практически все, даже люди, весьма этого ума не лишенные. Чередуя главы от третьего и первого лица, что не очень резало взгляд, Фробениус довольно остроумно показывает, что в эмоциональном плане Латур – как дубовое полено. Даже сходя с ума в своих маниакальных стремлениях, он оживляется только когда можно поковыряться в чьих-нибудь свеженьких мозгах. А еще это дало автору возможность беспалева ввести в повествование пресловутую линию с расследованием, с разрезанием детских черепов ножницами и прочими прелестями, перед которыми читательские-то эмоции вряд ли устоят и могут выдать какой-нибудь веселый кульбит.
Кто не знаком с творчеством де Сада, рискуют словить вдвое больше кульбитов, ибо это не стереотип, там реальное порево, мне аж захотелось ознакомиться с первоисточником. Позор мне за любовь к изврату, хвала мне за жажду знаний.
А вообще, чего бы ни искал Латур на самом деле, отдавая себе отчет в том или нет: боль, счастье, место в жизни или любовь – всё фигня. Важно другое. Все чувства – только лишь электричество, и заменой им может служить обычная рыба.

Жизнь -- боль. (с)
Во Франции XVIII века было на удивление много психопатов - видимо, Эпоха Просвещения ко всему прочему имела и такой побочный эффект. Однако свобода разума, свобода совести и прочие свободы хороши ровно до того момента, пока они не мешают окружающим. В противном случае мы приходим к человеку типа Гренуя или Латура. Гренуй помянут мною не случайно - влияние "Парфюмера" в этой книге ощущается до неприличия остро. И именно это, пожалуй, смущает сильнее всего. "Каталог Латура" должен ошарашивать, выбивать из колеи, а вместо этого читатель невольно начинает сравнивать. И помимо кучи субъективных факторов "нравится/не нравится" есть одна простая и очевидная вещь - первая прочитанная книга на заданную тему явно лучше впечатывается в тебя, чем все последующие. Если только они не являются шедеврами, а "Каталог...", увы, не является.
Гренуй коллекционировал запахи, Латур коллекционирует чужую боль. Не ради боли, острых ощущений или из вредности - он отчаянно ищет то, чего сам лишён. И, воистину, человек, премерзкое создание, никогда не бывает доволен тем, что имеет. Казалось бы, не чувствуешь боли - и чудесно, живи да радуйся. Но дар оборачивается проклятием - всю свою жизнь Латур посвящает тому, чтобы обнаружить центр боли, уяснить механизм его работы и тем самым понять, почему он отличается от окружающих. Идея в общем интересна, но зачем-то разбавлена параллельной, а местами переплетающейся (прости, геометрия) сюжетной линией, в которой появляется, наверное, самый скандальный современник XVIII века - маркиз де Сад. Ход в принципе оправданный с точки зрения темы, да и сюжет романа Фробениуса построен на эпизоде из романа де Сада (привет, постмодернизм), но мне маркиз отчего-то всё время казался лишним, нарочитым, чуждым, актёром, не очень подходящим своей роли. Ну и, в конце концов, он банально отвлекал внимание от личности Латура и его "научных поисков", которым оказалось уделено слишком мало внимания. А ведь это как раз тот самый случай, когда чуть больше кровушки, трэша и терзаний не помешало бы.
Не прониклась.

Николай Фробениус впал в депрессию.
Мечта посвятить свою жизнь литературе и драматургии, можно сказать, рассыпалась на глазах. Последний роман был издан пять лет назад, а гонорар за несколько тысяч проданных экземпляров давно прожит. Написанную повесть о временах преднаполеоновской Франции, как сказал литературный агент, не напечатают, даже если он употребит весь свой авторитет. (Впрочем, он не собирался этого делать).
Фробениус перебирал старые наброски пока не наткнулся на листок с крупно выведенными посередине словами: «Утереть нос Зюскинду!». Сумасшедшая популярность «Парфюмера» и разговоры об экранизации романа всегда вызывали в нем жгучую зависть.
Фробениус взял себя в руки.

Какое-то наитие заставляло меня одеваться и бродить по покрытым инеем полям. Возле ветхих домов, на краю полей стояли Велиал, Моракс или Фокалор... Призрачные фигуры с глазами странного цвета... потрепанная, однако весьма бодрая нечисть, на лицах которой все было не на своем месте... Они жгли костры под луной, сидели и разговаривали о конце времен...

И ещё он размышлял о слове "театр". Почему он называется "те-а-тр"? Почему не "тетратер" или "тратататер".














Другие издания

