Одержимая

Он хотел приобрести либо белые, либо красные брюки. Белый цвет для деревенской жизни подходит меньше всего, подумала я, а красный на Западе считается не совсем "мужским" цветом. К счастью, все брюки оказались для моего двухметрового возлюбленного коротки. Потратив массу времени на поиски, мы наконец нашли подходящие джинсы. С ботинками история повторилась. Он никогда в жизни не носил ничего, кроме тяжелых сандалий, изготовленных из старых автомобильных шин. В итоге мы сошлись на кедах. Через два часа он стоял передо мной, одетый во все новое, и совершенно мне не нравился.

Когда мы стали вилками вылавливать из кастрюли спагетти, Лкетинга и Присцилла пришли в крайнее возбуждение. Присцилла даже позвала свою соседку. Та посмотрела на белые спагетти, заглянула в кастрюлю с красным соусом и, указав на спагетти, с отвращением спросила: "Черви?" Мы дружно рассмеялись. Решив, что мы едим червей с кровью, они даже не притронулись к еде. В некотором смысле я их понимала: чем дольше я вглядывалась в кастрюлю, тем больше наше блюдо напоминало мне червей с кровью. Постепенно у меня пропал аппетит.

Потом мать долго‑долго смотрит на меня и говорит, что мне надо одеться так, чтобы не все видели, что я ношу ребенка. Лкетинга пытается перевести это мне. Я теряю дар речи. Я? Беременна? Однако после долгих раздумий понимаю, что месячных нет уже почти три недели, а я об этом не задумывалась. Но беременность… Нет, я бы заметила! Я спрашиваю Лкетингу, почему мать так решила. Она подходит ко мне и проводит пальцем по линиям вен, спускающихся к груди. Тем не менее я не могу в это поверить и пока не знаю, подойдет ли нам магазин, который мы накануне смотрели. Кроме того, конечно, я бы хотела родить мужу детей, особенно дочь. Мать убеждена, что ее прогноз верен, и предупреждает Лкетингу, что теперь он должен оставить меня в покое. Я удивлена: «Почему?» Он с трудом объясняет, что если беременная женщина вступит в сексуальную связь с мужчиной, то потом у детей будет заложен нос. Он говорит так серьезно, что я не могу удержаться от смеха. Нет уж. Не будучи ни в чем уверенной, я не готова жить без секса.

На улице уже совсем темно, когда я вдруг слышу хриплый рык. Это характерный звук, который издают здешние мужчины в состоянии сильного возбуждения – будь то опасная ситуация или секс. В хижине на мгновение становится тихо. Затем внутрь просовывается голова моего воина, но тут же исчезает при виде множества женщин. Я слышу голоса, которые становятся все громче. Внезапно раздается крик, и затем несколько голосов начинают издавать звуки вроде мычания или воркования. Заинтригованная, вылезаю наружу и вижу огромное количество воинов и молодых девушек, собравшихся перед нашей хижиной на танец. Воины красиво раскрашены, у всех красные набедренные повязки. Их обнаженные тела украшены перекрещенными нитями жемчуга. Красная краска сужается от шеи к середине груди в виде острия. По меньшей мере три дюжины воинов двигаются в одном ритме. Совсем юные девушки, от девяти до пятнадцати лет, танцуют в ряд лицом к мужчинам, двигая головами в такт. Ритм постепенно нарастает. Спустя час, не меньше, я вижу первых прыгающих воинов. Это характерные прыжки масаи. Мой воин выглядит великолепно. Он, как перышко, взлетает все выше и выше. Длинные волосы развеваются при каждом прыжке. Обнаженные тела блестят. В звездной ночи я кожей чувствую эротику танца, которой пронизан воздух. Лица серьезны, глаза неподвижны. Время от времени раздается дикий крик или пение, к которому присоединяются остальные. Это фантастическое действо – на несколько часов я полностью забываю о болезни и усталости. Девушки ищут воинов, покачивая обнаженной грудью и огромными ожерельями. Когда я вижу их, мне становится грустно. Я понимаю, что в свои двадцать семь я здесь старуха. Возможно, Лкетинга позже возьмет себе в жены какую‑нибудь из этих юных красавиц. Снедаемая ревностью, я чувствую себя не в своей тарелке и какой‑то покинутой.