Передышка. Спасибо за огонек. Весна с отколотым углом. Рассказы

В глубине души я верил, что счастье может длиться, надеялся, что высшая точка — не пик, а огромное нескончаемое плоскогорье. Но продлить не дано никому. Никому, я знаю.

Смерть — омерзительная штука, для тех, кто остался в этом мире. Главным образом для тех, кто остался. Я должен бы, кажется, гордиться — остался вдовцом с тремя детьми и сумел справиться. Но и не горжусь, я устал. Гордишься, когда тебе двадцать или тридцать.

Когда чувствуешь, что тебе есть на кого опереться и сам ты служишь опорой кому-то - это одно из самых сладостных ощущений, дарованных человеку на земле.

Свобода - это всего лишь другое название для моей инертности.

«Если служащий обращается со своим хозяином как с человеческим существом, он совершает величайшую ошибку».

Вот тут и таится главное: чтобы забыть, надо сперва запомнить.

Я уже в том возрасте, когда хорошо видишь (да так оно и есть), как невозвратимо утекает время. Приходится отчаянно цепляться за счастье, милое счастье, что поступило так разумно — нежданно явилось ко мне.

...счастье, настоящее счастье, вовсе не так поэтично и даже не так приятно, как мы воображаем.

Я почувствовал себя голым, так бывает во сне, когда в тоске и ужасе бредешь в одних трусах по Саранди, а с обеих сторон стоят на тротуарах люди и хохочут.

Я завидую святым — какие у них тонкие и всегда явно сухие носы, на картинах Эль Греко например. Я завидую, потому что святые, надо полагать, никогда не простужались и носы их не разрывались на части от бесконечного чихания.