
О Тамбове, в Тамбове, в окрестностях Тамбова
Illa
- 59 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Евгений Замятин не блистал особой плодовитостью, написано им за всю жизнь было не так много, но сегодня, в день его рождения, мне хочется вспомнить одну его небольшую повесть, которая в свое время произвела на меня сильное впечатление, называлась она - "Уездное".
Ранний Замятин (1912 год) оказался неожиданно "вкусным", по крайней мере, эта небольшая повесть понравилась мне намного больше, чем обретающий прямо на наших глазах хрестоматийность - роман "Мы". Здесь нет той амбициозности, которая пронизывает.... (неожиданный вопрос - как будет звучать название романа "Мы" в винительном падеже, неужели - "Нас"? Шутка, если что).
Зато здесь есть неторопливая, тягучая, почти завораживающая поэтичность. Само название - "Уездное" - настраивает на сонливость и скуку, которая даже в наше время свойственна маленьким городкам и посёлкам в гораздо большей степени, чем столицам любого масштаба. Сонная одурь и скука царит и на страницах повести, сюжет вроде бы и развивается, и в то же время производит впечатление неподвижного. Такое ощущение, что время в уездном городке замедляет свой бег, а происходящие события почти ничего не меняют.
И это при том, что перед глазами читателя проходит целый ряд трагических событий, но возникает чувство, что иначе и быть не могло, что эта тупая и инертная цепь эпизодов кем-то и чем-то предопределена, и действующие лица повести предстают не самостоятельными фигурами, а элементами провинциального "декора", исполняющими предписанные роли.
В этой повести есть что-то чеховское, нет, не в языке, язык довольно своеобразен, если не сказать - экспериментален, чеховский подход чувствуется в беспристрастности и объективности описываемого, в показе человеческой сущности без подсказок и оценок, просто перед читателем проходит эпизод из жизни, жизни провинциальной, скучной и страшной одновременно.
Главный герой провинциального действа - сын сапожника Анфим Барыба по прозвищу "утюг". У него довольно "говорящая" фамилия - "барыба" в народном говоре означает русалку, а еще полузверя-получеловека. Анфим и производит впечатление зверюги, существа живущего инстинктами и желаниями. Он силен и страшен в компании сверстников, но жалок и труслив перед отцом. Он из дома сбегает из-за страха наказания, после того, как провалил экзамен по Закону Божьему.
Животные инстинкты сопровождают его и дальше, так в его жизни возникает фабрикантша Чеботариха, которая использует молодого и сильного оболтуса для ублажения своего тела. Анфим вполне доволен своим положением, он сыт и удовлетворен. но как бы не был он нетребователен в духовной пище, даже его одолевает всепоглощающая скука. Скука и утробные инстинкты толкают Анфима на изнасилование кухарки Полины.
Анфим - вариация большой темы русской литературы - темы маленького человека, это - маленький человек с рабской душой, с тупой упертостью "утюга". Он подл, но не осознает свой подлости, он просто живет по принципу: "рыба ищет где глубже, а человек, где лучше". Он совершает еще целый ряд мерзостей, включая и предательство друга, хотя у таких людей, как Барыба, настоящая дружба невозможна, но он предает человека, который считал Анфима своим другом, пусть будет так.
Надо признать, что что-то ворочается всё-таки в примитивной душе антигероя повести, нутром он чувствует свою неправоту, но не может её правильно сформулировать, а следовательно - осознать.
Центральной темой, на мой взгляд, являются взаимоотношения Анфима с отцом, в финальном эпизоде тот выгоняет из дома сына казалось бы, ставшего "человеком", и получившего полицейский чин, Но не торопитесь оправдывать отца, ибо Анфим - есть плод его воспитания. Это он - отец - запугал и застращал сына так, что тот, не сдав экзамена, предпочел сбежать со двора, это он взрастил настолько черствую душу, что она не смогла проводить грани между добром и злом, это он ответственен за то, что провинция переполнена такими Анфимами, Барыбы-сыновья входят в силу, потому что их формируют Барыбы -отцы.
Вот такой тихая и спокойная уездная жизнь представлялась молодому писателю, и он был прав в своем анализе, потому что уже через каких-то пять лет она рванет, освобождая всё накопленное зверство в пароксизмах революций, ведь революции только начинались в столицах, а питались они энергией, растворенной в уездах и волостях...

У Замятина я читала роман «Мы» (рецензия на трилогию антиутопий Замятина, Хаксли, Оруэлла) и рассказ «Часы» (рецензия). Теперь же решила прочесть у него ещё и какую-нибудь повесть. И, выбрав «Наводнение» (хотя иногда его называют рассказом, но это не так важно), не ошиблась. Эти три произведения очень разные, но все мне понравились.
Если в «Часах» заметна перекличка Замятина с Чеховым, то в «Наводнении», видимо, не обошлось без влияния Достоевского, как и в широко известной антиутопии «Мы», в которой чувствуется дыхание Великого Инквизитора. При чтении повести вспоминался мне и Раскольников со своим топором. Прослеживается в ней и идея двойничества, первооткрывателем которой справедливо считал себя Фёдор Михайлович, переведя эту интересную тему из гоголевского мистического мира в мир психологии. Причём похоже, что Замятин успел отразить в своём творчестве раздвоение личности («Наводнение», 1929г) чуть раньше, например, Набокова («Соглядатай» (рецензия), 1930г). И у Замятина мучительным раздвоением страдала женщина, а не мужчина.
Повесть «Наводнение» одновременно и странная, и страшная. Попавшая в приёмную семью девочка-сирота стала своеобразной лакмусовой бумажкой, проявившей тёмные стороны обоих супругов. Ни жена, ни муж и предположить не могли, на что каждый из них окажется способным. Но если отец семейства совершал свои мерзости вполне осознанно, то мать, вероятно, тронулась умом и явно нуждалась в помощи специалиста. А вот несовершеннолетнего ребёнка я не стала бы ни в чём обвинять, хоть девочка и вела себя далеко не самым лучшим образом. Ведь за выстраивание отношений с детьми всегда несут ответственность, конечно, взрослые, в данном случае – приёмные родители.
Трагична и сама повесть, и её финал. Но путь к спасению всегда проходит через правду, какой бы горькой она ни оказалась. Ведь с огромным камнем на душе жить невозможно. Героиня ощутила облегчение и освобождение, рассказав всю правду и признавшись в содеянном. И очень боялась, что ей не поверят. А что будет с ней дальше, уже не волновало эту женщину совсем. «Она медленно, как птица, опустилась на кровать. Теперь всё было хорошо, блаженно, она была закончена, она вылилась вся»…
Как отмечал сам Замятин, интегральный образ наводнения он попытался провести через произведение в двух планах: реальное петербургское наводнение отражено в наводнении душевном.

Эта книга об имбециле Барыбе. Тупое, бездумное, подлое, бездушное существо. Эту его эмоциональную, моральную тупость нельзя объяснять тем,что его в детстве били. Всех били или большинство. А этого теленка видно неправильно били, что не смогли вбить в голову элементарнейшие правила жития-бытия. Да те же 10 заповедей он не смог ни запомнить, ни понять, ая уже не говорю о выучить.
Учился он в приходской школе. В каждом классе оставался на еще один год посидеть и в итоге только к 15 годам дополз до последнего года обучения и всё равно не сдал экзамен. Отец предупредил, что домой его не пустит, если завалит экзамен. Анфимка Барыба домой и не пошел. Заполз в заброшенный сарай там и жил. Перебивался воровством еды. Пойти поработать, заработать ему и в голову не пришло. Однажды попался одной похотливой купчихе Чеботарихе , она его отмыла, откормила, приодела. Зажирел, обнаглел и залез на молодую девушку Полю из служанок. Итог: купчиха его погнала с дома. А дальше - дальше всё ниже и ниже пошел: у попа деньги украл, потом стал "платным" свидетелем, из-за него осудили безвинного...
Как-то пришел к отчиму дому похвастаться, отец его прогнал, а этот мерзопакостник даже не понял, почему его гонят, почему отец не "счастлив" его успехами...
Очень ярко показана жизнь деревенских, купечества, мещан, их быт, уклад. Будто побывала в том времени, унылом, каком-то беспросветном.
Первые несколько страниц было тяжеловато "въехать" в текст из-за старорусских слов, местного диалекта

В октябре, когда листья уже пожолкли, пожухли, сникли, — бывают синеглазые дни; запрокинуть голову в такой день, чтоб не видеть земли — и можно поверить: ещё радость, ещё лето.

Не нужно солнца. Зачем солнце, когда светят глаза? Темно. Шерстяной туман закутал, спустил занавеску. Издалека, из-за занавески слышно: капают капли о камень. Далеко: осень, люди, завтра.

Звонит колокол, звонит солнце. Но все где-то далеко, во сне: церковь, ярмарка, Куймань, гомон, пыль, расписные дуги, синие цыганские жупаны, топот, свист. А жизнь, неспешная, древняя, мерным круговоротом колдующая, как солнце, — здесь на выгоне.
По-над озером, в сторонке, водят свой хоровод девушки-вековуши, все в темных платочках — так уж заведено. Тихонько поют, медленно кружатся в сторонке — тут, под солнцем, такие какие-то слепые, ненужные, умершие. Но так уж заведено. Им свой положен удел — вечным девушкам.
Отпелись вековушки, погасли.















