Полное собрание романов в двух томах. Том 2. Преступление и наказание. Подросток. Братья Карамазовы

Книгу я слушала. Уже не вспомню актера, который ее зачитывал, но это было прекрасно. Мы с родителями путешествовали на машине по России, я лежала на заднем сиденье и заслушивалась Достоевским.
Образ Петербургского дна прекрасно описан в романе. Ты как будто сам оказываешься рядом с главным героем, незримым призраком следуешь за ним и переживаешь все его душевные метания.
Поняла, что не смотря на то, что книга была мной прочитана, ее всё-таки стоит перечитать - уже имея хоть какой-то жизненный опыт за плечами. Но уверена, мое впечатление о романе это не испортит. Скорее он заиграет для меня новыми красками.

Как все-таки любил людей Достоевский и как эта любовь видна со страниц его последнего романа! Может, явно это и не выражено, но, по-моему, между строк читается явно. Должно быть, это и есть образец правильной христианской любви. Вообще, тема христианства, тема Бога - основная в данном произведении, и каждый из трех главных героев по-своему размышляет о ней, и на каждого она оказывает особое влияния.

Старший брат Дмитрий являет собой типичный пример человека слабого, подверженного страстям. Такие и рады бы остановиться, начать новую жизнь, но им не хватает сил, какого-то толчка для этого. В некотором роде им нужно озарение, и желательно выстраданное. Для Дмитрия таким озарением стал сон про "бедное дитё", благодаря этому сну он осознал, что каждый человек, и сам он больше всех, виноват перед каждым. Не на этой ли мысли и зиждется христианское смирение? И не эта ли мысль должна быть руководящей в жизни каждого человека? Перед судом Митя говорит, что в нем тогда "новый человек" родился и что он боится его потерять, и я хорошо понимаю его - ведь как страшно терять в себе что-то, может быть, единственно хорошее! И еще мне понравились слова Алеши Мите:

Ведь часто после такого озарения хочется мир перевернуть, взвалить на себя непосильную ношу, и часто это приводит к тому, что человек ломается и теряет того самого "другого человека". Конечно, важно жить согласно с лучшим в себе, но важно оценивать свои возможности трезво, иначе можно навредить и себе, и окружающим.

Мысли второго брата, Ивана, выражены в основном в его разговоре с Алешей. Он осознанно не хочет принимать Бога из-за того, что в мире много страдания. Но разве страдания не последствия того, что человек свободен в выборе совершать добро или зло? И эта мысль находит некоторое отражение в "Легенде о великом инквизиторе". В ней, я думаю, есть зерно истины - люди, наверное, и правда были бы счастливее, если бы их смогли покорить и лишить свободы. Хотя, это лишь одна из тех идей, на основе которых можно было бы построить идеальное государство, только вот на них никто никогда не согласится и еще - они абсолютно противоестественны. Также Иван говорит, что раз Бога нет, то нет и греха и все позволено, но верит ли он сам в эти слова? Я думаю, он проповедует эту теорию исключительно из какого-то юношеского упрямства, только чтобы иметь какую-то точку зрения. Может быть, он в глубине души и хотел верить? Во всяком случае, такое предположение можно сделать из сочиненной им в юности истории о неверующем человеке шедшему квадриллион километров до рая. Вообще, в некотором смысле этот персонаж так и остался для меня загадкой. Так до конца и не поняла его настроения после ареста Мити. Отчего он какое-то время чуть ли не всерьез считал себя убийцей отца? Неужели он рассуждал так же, как и Смердяков, который говорил, и даже будто верил, что сам Иван подбил его на убийство? Так или иначе, эти страдания, а также тот факт, что он, сам не зная зачем, решает рассказать об истинном убийце, свидетельствуют о том, что все же не "все дозволено".

Что касается Алеши, то его отношение к вопросу понятно - тут даже расписывать не надо. Может, как раз благодаря своей вере он не мучается такими терзаниями, как два его брата? И ведь именно к нему идут все со своими сомнениями и проблемами, открывают ему душу.

Хочется отдельно сказать о записках Алеши о жизни старца. Этот отрывок мне особенно понравился, все цитаты, которые я выписала из книги, - именно из того отрывка, подарившего, кстати, мне несколько часов чистой радости, чего не было уже давно.

Немного удивил эпилог - я почему-то ожидала, что там будет описана дальнейшая судьба героев, как это иногда бывает в столь длинных произведениях, но финал остался в некотором роде открытый: неизвестно, удастся ли побег Мити, выживет ли Иван и что будет с его убеждениями. Однако, мне понравилось окончание романа - речь Алеши перед мальчиками оставляет очень светлое впечатление. И когда я читала о том, что надо взять из детства больше хороших воспоминаний, мне отчего-то вспомнилось из раннего детсва: трапезная какого-то монастыря, залитые утренним светом, девочки в платочках, Пасха... Да, были же и приятные моменты и хорошо же их помнить, пусть они и в прошлом!

И тут понеслось...

Да, Достоевский - это глыба, бородатая, эпилептическая глыба с игроманией и тончайшим виденьем человеческих душ, это наш предшественник экзистенциализма, великий, ищущий Бога и истину, творец, сам демиург, сам создатель своих изумительных трудов с населением, таким близким к нам. Люблю его за поиск червоточин в людях, но еще больше за поиск души в этих червоточинах. Мало кто ставит столько глобальных вопросов перед нами, а главное порой дает и ответы на них, как не Федор Михайлович. Слава ему, слава таким Творцам!

Роман читал впервые, естественно, в школе - в кратком изложении, - даже в таком кастрированном виде он меня заманил, потом перечитывал еще три раза, в Саратове и в Москве, крайний раз - на Командорских островах. Кто не прочитал, тот - Филипп Киркоров!

Достоевский с его "решительно сомневаюсь", "вдруг" "довольно несомненно" и длинными предложениями, которые, кажется, должны быть неповоротливы, но зачастую умудряются быть гармоничными, должно быть, искусно распоряжался языковыми средствами, и потому постоянная ломка более или менее привычного порядка слов, частое использование рядом близких по значению слов (вроде "частность и обособление", "неопределенный и невыяснившийся", "странное и своеобразно выраженное") оставляет в некотором недоумении, но отнюдь не вызывают впечатление неуклюжего и неосторожного обращения с языком, потому как, собственно, эти языковые "вывороты" делают роман вместилищем многочисленных и динамично перетекающих из одного в другой иль неожиданно вспыхивающих эмоциональных оттенков.

О "таких разных", но при том страшащихся одних и тех же пороков Карамазовых было сказано достаточно. Митя, бешено и беспорядочно стремящийся к честной и спокойной жизни с любимой (как же тут без внутреннего конфликта с активным подстреканием остальных субъектов падких до страстей и смакования своих неудовлетворенностей?), Иван (упрямо покушающийся на то, до чего логикой не дойти), Алешенька (смирением и терпением пытающийся воссоздать атмосферу вероятно не предназначенной ему кельи в каком угодно порочном уголке). Среди всеобщих надрывов, надрывов на публику и искренних надрывов обиженной души (второго у Достоевского явно больше - такое чувство, что герои Достоевского используют всякую подвернувшуюся возможность чтобы вывернуть свои души всем на обозрение) Алеша и правда выглядит этаким островком покоя.

Левитан, "Над вечным покоем"

Однако, даже у него случаются эти самые "надрывы", что не мешает ему задумываться о судьбе больных детей и непутевых братьев. В итоге, Дмитрий доводит себя (его доводят?) до суда, Иван до чертиков, а Алеша проводит под всем этим безобразием черту (?) в виде разговоров о важности теплых детских воспоминаний и с детским же восторгом заявляя, что "все мы непременно восстанем и... радостно расскажем друг-другу то, что было". Если брать во внимание трепетное отношение Достоевского к своему герою, проявляющееся главным образом во вступлении, где он как будто опасается негативной и нейтральной реакции читателя на Алешу, то можно усомниться в имеющем место быть мнении, что Достоевский сделал бы Алешу в несуществующем продолжении романа ненавистным ему революционером (бесом).

Сгущает сумрак следующее заключение Достоевского:

С венчающим роман призывом Алешеньки "помнить старое и доброе" также не вяжется будущий революционер, готовый рискнуть разрушать устои и там дальше посмотреть, что на этих обломках можно построить. Да и вообще, сам характер Алеши скорее в ненавязчивой заботе, ровном сочувствии, нежели в кипучей, подрывающей базисы социума деятельности, в которой нужно уметь жертвовать чужими жизнями и чувствовать себя гордым распорядителем, оправдывающим все это ИДЕЕЙ. Конечно, характер и ценности меняются, но Алеша представляется мне способным корректировать систему ценностей в угоду гуманистическим (в широком смысле) целям (потому что категорическое рассмотрение какой-либо религии/системы ориентации как гуманной не может не быть чреватой игнорированием ее негуманных проявлений) Как Достоевский, так и Алеша, по-моему, не смогли уверенно выявить каких-то существенных противоречий между христианской религией и гуманистическими идеями в более широком смысле (не основанных на догматизме). Крепкая спаенность христианства и человеколюбия может сто раз быть подвержена сомнению, но в следующем отрывке из романа второе выглядит как благая цель первого:

Иван Карамазов - герой, покоривший меня своим страстным поиском истины, заставивший прочувствовать остро противоречивость пытливого, рационального ума и иррациональной любви "нутром" к клейким зеленым листочкам и прочим житейским прелестям. Иван бы стал философом, если бы стремление к истине было самоцелью, а не агонией в поисках какого-то рационального смысла. Так агонизируя, не только не раздуешь реальные и не найдешь несуществующие проявления ненавистной Карамазовской натуры в себе (о которых можно часами разглагольствовать и спорить в чем именно они заключаются), но и неизбежно впадешь в депрессию, отравляющую здоровье (что говорить о способности здраво рассуждать).

Ужасно долго и скучно! Да ладно долго, но непростительно скучно! Сейчас скучная книга - это просто неприемлемо...
Понятия не имею, как мне хватило терпения дочитать до конца, не пропустив практически ни одного ужасно затянутого диалога, растянутого на целые главы. Если вычленить такие главы, то вместо книги явно получится тоненькая брошюрка!
Единственный действительно живой интерес у меня как юриста вызвали главы с речью Фетюковича. Но не буду вдаваться в подробности, чтобы не испортить впечатления тем, кто еще только собирается приступить к чтению, если только моя рецензия не отбила всю охоту начинать.

Роман был написан на злобу дня, как и все у Досттоевского. Ф.М., считал Россию переживающей выход из детского возраста. Разброд и ожесточение были впечатляющие, каждый считал себя спасателем, и многих почитали за пророков, но все - от победоносовцев до демократов свято верили в имперское величие, в то, что русский мужик вынесет все, что угодно. Также имелась в виду, естественно, собственная судьба и заблуждения.
Тому, кто хочет взяться за этот совсем нелегкий труд, написанный чисто в традиции 19 века, надо приготовиться к огромному количеству сюжетных линий, не свойственной нашему времени идейности персонажей ( в других романах она, идейность, идеальность, органична и замечательна), странной по причине вполне бытового по сути сюжета. Пропаганда веры в бога, хоть и в православном варианте, не радует. Достоевский сделал открытие, обратившись столь внимательно к теме, как ныне говорят, переходного возраста. Но психологии в то время не существовало. Наука - это методология, а достоверные методы анализа, социального поведения в частности, появились только к середине 20го в. Герой Подростка слишком похож на чистый лист. Через сто лет Сэллинджер сумел копнуть поглубже.

Начал читать, потому что привлекла идея главного героя, увиденная в аннотации, - стать Ротшильдом. В итоге этой идее в книге уделено от силы 5% текста. Но жалеть об этом не стоит. Нравственное взросление девятнадцатилетнего "подростка" проходит через всю книгу, и я, как читатель, "взрослел" вместе с Аркадием Долгуроким, хотя по прошествии стольких лет многие его переживания кажутся несущественными, ибо совсем другие моральные ценности были в то время. Это, безусловно, не самый сильный роман Достоевского, но прочитать его стоит. Особенно любителям творчества Федора Михайловича.