Полное собрание романов в двух томах. Том 2. Преступление и наказание. Подросток. Братья Карамазовы

- И когда мне случалось погружаться в самый, в самый глубокий позор разврата (а мне только это и случалось), то я всегда это стихотворение (Шиллера) о Церере и о человеке читал. Исправляло оно меня? Никогда! Потому что я Карамазов.

Чтоб из низости душою
Мог подняться человек,
С древней матерью-землею
Он вступи в союз навек. -(Шиллер).

И куда печальным оком
Там Церера ни глядит —
В унижении глубоком
Человека всюду зрит! -(Шиллер).

- Я хотел бы начать… мою исповедь… гимном к радости Шиллера. An die Freude! -( К радости!).

По уходе Алеши он признался себе, что понял кое-что, чего доселе не хотел понимать.

Алеша «пронзил его сердце» тем, что «жил, все видел и ничего не осудил». Мало того, принес с собою небывалую вещь: совершенное отсутствие презрения к нему, старику, напротив – всегдашнюю ласковость и совершенно натуральную прямодушную привязанность к нему, столь мало ее заслужившему.

«С одной стороны нельзя не признаться, а с другой – нельзя не сознаться!»

Став на колени, старец поклонился Дмитрию Федоровичу в ноги полным, отчетливым, сознательным поклоном, и даже лбом своим коснулся земли. (...).

– Простите! Простите все! – проговорил он, откланиваясь на все стороны своим гостям.

- С тобой Христос. Сохрани его и он сохранит тебя.

- Благословляю тебя на великое послушание в миру.