Книга из цикла

Маленькие трагедии

1

Скупой рыцарь

Александр Пушкин

4

(1,1K)

2

Моцарт и Сальери / Mozart and Salieri

Александр Пушкин

4,1

(2,7K)

3

Каменный гость

Александр Пушкин

4,1

(947)

4

Пир во время чумы

Александр Пушкин

4

(1,1K)

Перейти к циклу

Рейтинг LiveLib

4,1

2,7K оценки

• 5
  41%
• 4
  38%
• 3
  17%
• 2
  3%
• 1
  1%

Ваша оценка

Отметить эмоции

Прочитали 3835Хотят прочитать 531

Рецензии

• 

  Аноним12 ноября 2020 г.

  Пушкин в роли мифотворца

  Это последняя из пушкинских "Маленьких трагедий", на которую я пишу рецензию. И тот факт, что её я откладывал дольше остальных лучше всего говорит о том, что она является самой сильной и сложной из всего драматического цикла. Считается, что "Моцарт и Сальери" - это о зависти. Да, безусловно, о зависти, но не только о ней, еще это и о природе творчества, и о различиях этой природы.

  Но эта пьеса ни в коем случае не о Моцарте и не о Сальери. Этих композиторов в пьесе нет, есть их маски, некие абстрактные образы, с помощью которых поэт пытается исследовать мучающие его вопросы творчества и гениальности. Образ Сальери, созданный Пушкиным, не имеет ничего общего с личностью реального Сальери, который никогда не завидовал Моцарту, просто по той причине, что они писали совершенно разную музыку. Для Сальери Моцарт никогда не был гением, да он и для современником гением не был, признание его гениальности придет через несколько лет после смерти.

  Но самое интересное, что и пушкинский Моцарт далек от себя самого, реальный Моцарт не был таким уж баловнем судьбы, совершенно чуждым реалиям жизни, он был неравнодушен к славе, к мнению о нем, откровенно домогался признания.

  Но Пушкину был нужен контраст, и он создал его, представив две диаметрально противоположные фигуры. И здесь произошло самое настоящее чудо - сила гения Пушкина создала миф, который обрел силу истины. Большинство читателей, далеких от исторических составляющих описанной ситуации, довольствуются созданными образами, и принимают беспечного "солнечного" Моцарта и зловещего "тёмного" Сальери. Да, у Пушкина было основание для создания такой конфигурации, одна немецкая газета опубликовала статью, в которой говорилось, что на смертном одре Сальери признался в убийстве Моцарта, но никаких подтверждений не последовало, и сейчас у историков есть вполне четкое представление, что ничего подобного не было, то есть, Пушкин имел дело с тем, что сейчас называется фейком, но этот фейк его вдохновил на создание одного из сильнейших литературных произведений русской, да и мировой тоже, литературы. Как тут не вспомнить ахматовское "когда б вы знали из какого сора..."

  Конфликт, представленный в пьесе: с одной стороны - трудолюбивый, фанатично преданный музыке, Сальери, с другой - воздушный, беспечный, "поцелованный богом", Моцарт. Один трудится не покладая рук, другой рождает шедевры походя. Один вымучивает свою музыку, другой просто записывает то, что напевают ему ангелы.

  Считается, что в образе Моцарта Пушкин представил самого себя, позвольте не согласиться, в образе Моцарта он представил только одну сторону своей натуры, другая сторона пушкинского гения - это как раз Сальери, потому что истинного гения без трудолюбия не бывает. В самом Пушкине идет борьба двух творческих начал: осознанного замысла и вдохновенного выплеска, один отрицает другого, конфликт неизбежен, и разумная часть - Сальери - неизбежно пытается взять под контроль эмоциональную - Моцарта, но ничего не получается, вдохновение не подвластно рассудку, и тогда рассудок пытается подчинить вдохновение.

  Но вдохновение такая вещь, подчинить которую не получается, его можно только убить, поэтому пушкинские герои обречены на ту участь, что реализована в пьесе. Сальери (ремесло) убивает Моцарта (талант), но ведь это истина, с которой в самом деле приходится считаться, как только талантливый человек начинает эксплуатировать свою уникальность, подменяя поиск нового тиражированием успешного и апробированного, как можно заказывать панихиду по его усопшему таланту.

  Еще один вопрос, поднятый в пьесе - совместимость злодейства и гениальности, оба главных героя отвечают на этот вопрос по разному: Моцарт уверен в несовместимости этих свойств, а Сальери отвечает на это:"неправда", в том смысле, что Моцарт не прав. И, отталкиваясь от образов героев пьесы, приходится признать, что гениальность свыше не дает какого-то совершенного морально-этического кодекса, она диктует свой кодекс, сам гений уверен, что он не способен на злодейство, но он не всегда ведает, что творит. Примером тому служит еще один исторический миф, о котором поминается в пьесе, о Микельанждело, который велел убить натурщика, чтобы как можно реалистичнее изобразить страдания человека, распятого на кресте, если это правда, художник в этот момент не осознавал своего злодейства.

  А Сальери осознает, и это приводит его к пониманию того, что он сам не гений, он влюбленный в музыку подмастерье, но не мастер. Но, убивая вдохновение, он убивает и себя самого, потому что ремесло, которое не подпитывается искрой божьей, обречено на вырождение, так что на самом деле в пьесе мы видим акт творческого самоубийства.

  Лучшие творцы мировой культуры, и в их числе те же Пушкин и Моцарт, уходили молодыми, и в этом есть великий смысл, только так творец, переживший апогей своего созидательного взлета, может избежать зависти к самому себе, и не совершить творческого самоубийства

  Читать далее

  182

  10,5K
• 

  Аноним15 марта 2015 г.

  «- Ранний Моцарт, конечно…
  

  • Да, но мелодия, как все его мелодии вообще, приводит в отчаяние, я хочу сказать, вселяет надежду…» Вирджиния Вулф «Струнный квартет»

  
  

  Начну с банальной мысли о том, что всё приходит в свое время. И сейчас я радуюсь, что в школьные годы «забивала» на чтение книг по программе. Иначе бы и остались у меня в голове легкомысленный гений Моцарт, желчный завистник Сальери и сомнительный тезис о том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные» и одна из «Маленьких трагедий» превратилась бы в пустышку.

  Оговорюсь сразу, все, что я буду писать – это именно о пушкинских персонажах Моцарте и Сальери, а не о реальных композиторах, которые, скорее всего, имеют мало общего с людьми, описанными поэтом.

  Трагедия ли смерть пушкинского Моцарта? И да, и нет. Убийство человека, молодого, полного жизни, талантливого – безусловно, преступление. Но Моцарт для меня – не трагический герой. Он из тех людей, кто всю свою жизнь оставался ребенком, и жил и умер, «не приходя в сознание». Наделенный талантом, Моцарт удивительно легко творил, не знал того, что называется сомнениями, неудачами, «муками творчества», воспринимал жизнь и людей просто и непосредственно. Гениальный Пушкин в первой четверти 19-го века разделил и описал, как работают сознание и бессознательное у человека. На осознанном уровне пушкинский Моцарт чуть ли не до примитивного прост, потому и воспринимается как «гуляка праздный», он как будто бы специально закрывает глаза на сложность и многогранность мира и человеческой натуры. Иначе откуда взяться дурацкой мысли о том, что:

  
  
  … гений и зло

  • Две вещи несовместные.



Похожим образом Моцарт подходит и к отношениям с людьми: пришел к другу не вовремя, ну ладно, зайду в другой раз и даже не подумаю, что же это такое с другом происходит, и друг ли ему этот человек.

Самого себя пушкинский Моцарт тоже знает очень плохо, ему знакомы на сознательном уровне только позитивные эмоции, весь негатив, страхи, печаль вытесняются. Вытесняются в том числе и в творчество, поэтому его музыка и вызывает столько разнообразных эмоций у слушателя.
Так кто же этот «Черный человек», якобы приходивший к веселому и жизнерадостному Моцарту? Мне кажется, что это «Тень» Моцарта (если говорить в юнгианских терминах), его тайная часть, все то, чего он о себе и о других не знал, не хотел знать и боялся даже думать.


Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится.


Моцарт не признаёт тень своей частью и выносит эту тень вовне: нет, ему самому бы не пришло в голову писать «Реквием», это «заказчик попросил»…
И вот, со своим «Реквиемом» Моцарт приходит к Сальери. А пушкинский Сальери – это полная противоположность Моцарту. Но не потому, что бездарен и завистлив.
Сам Моцарт – гениальный музыкант называет Сальери гением, и, значит, признаёт равным. И ни слова Пушкин не говорит о недостатке у Сальери музыкального чутья и творческих способностей. Напротив, Сальери описывается необычайно глубоко и сильно чувствующим человеком: еще ребёнком он растроганно плачет при звуке органа и решает посвятить всю свою жизнь музыке.

Дело не в том, что Сальери не был талантливым, а в том, что он совсем не был … ребенком. Сальери не привык доверять себе, выражать чувства непосредственно. Он с детства был убежден, что ничего не может даваться без усилий, что упорный и тяжелый труд как будто «оправдывает» музыкальное сочинение, что ничего в жизни не дается «просто так», а все нужно «заслуживать». А если так относиться к жизни, то даже любимое дело может стать тяжелым испытанием.

Именно поэтому самозабвенно любящий музыку Сальери говорит, что:




Труден первый шаг
И скучен первый путь.


Каждый шаг труден, если в нем сомневаешься, проверяешь и перепроверяешь. То, что другие делают естественно, играючи (Моцарт) для Сальери – почти подвиг.


Я стал творить, но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять еще о славе.


И только потом, после многих лет трудов Сальери, наконец, разрешает себе получить хоть немного удовольствия от жизни.


Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей…


Нет, тут нет зависти к чужому таланту, он готов ценит и уважает друзей-музыкантов и радуется за них. Ведь он знает, что они, как и он, рождали шедевры в муках, трудились ради своего успеха.
И вдруг Сальери встречается Моцарт, который отличается от всех других знакомых музыкантов. И не потому, что он самый талантливый. А потому, что он за свой талант ничем не платит. Моцарт наслаждается жизнью во всех проявлениях – пирушки, друзья, женщины, семья, богатство.

У несчастного Сальери в одночасье рушится вся картина мира. Ведь сам он «платит» по полной, отдает всего себя музыке, признается сам себе, что "мало любит жизнь", и 18 лет (!) носит с собой яд, как тут не воскликнуть:


Мучительно завидую. – О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья…


Это зависть не к чужому таланту, а зависть мертвого живому, отчаяние человека, на мгновение ощутившего, как много он потерял в жизни. Это невозможно перенести и не сойти с ума или не покончить жизнь самоубийством. Поэтому приходят на помощь защитные механизмы, в частности, рационализация:


Что пользы, если Моцарт будет жив


Последний дар Изоры делает свое дело, и, вроде бы, Сальери, избавившийся от невыносимой боли, должен задышать ровнее.
Но … от себя не убежишь. И уже через минуту после своего преступления Сальери снова начинает сомневаться в себе:




… Но ужель он прав,
И я не гений?


И эти сомнения уже не вытравить никаким ядом. Так или иначе, и для отравителя жизнь – кончилась. И трагедия в том, что кончилась, не начавшись.