Разрисованная вуаль. Рассказы

Публика легко поддается внушению: одни смеются шутке, которую не поняли, потому что ей смеются другие.

Все лучшие драматурги равнялись на публику и, хотя говорили о ней чаще с презрением, чем доброжелательно, прекрасно знали, что от нее зависят.

Актер - это все персонажи, которых он может сыграть; писатель - все персонажи, которым он может дать жизнь.

Чтобы научиться в совершенстве говорить на языке чужой страны, чтобы по-настоящему узнать её людей и ее литературу, нужно посвятить этому всю жизнь. Ибо люди эти (и литература, через которую они себя выражают) состоят не только из совершаемых ими поступков и произносимых ими слов, в общем легко доступных пониманию, но также из унаследованных инстинктов, оттенков чувств, которые они впитали с молоком матери, и врождённых симпатий и антипатий, а их-то иностранцу никогда не постичь до конца.

Важны не слова, а их смысл, и духовный мир человека не за шире оттого, что он изучит десяток языков.Я знавал полиглотов, но не заметил, чтобы они были умнее других людей.

Есть счастливцы, умеющие обрести свободу внутри себя; я, не обладая их духовной силой, нахожу ее в путешествиях.

Писатель стоит вне той жизни, которую он создаёт. Это - комик, неспособный раствориться в своей роли, потому что он одновременно и зритель, и актер.

Людей трудно постичь. Нужно долго дожидаться, пока они расскажут вам о себе то, что вы сможете использовать. Неудобно также, что их нельзя в любое время отложить в сторону, как книгу, и часто приходится, выражаясь фигурально, прочесть том, прежде чем убедишься, что ничего интересного для тебя он не содержит.

Я читаю книгу не ради книги, а ради себя. Моё дело не судить о ней, но вобрать из нее все, что я могу, как амёба вбирает частичку инородного тела, а то, чего я не могу усвоить, меня не касается.

Лишь годы спустя я понял, что в произведении искусства для меня важно одно: как я сам отношусь к нему.