Рука

Юз Алешковский. Тот самый Юз, который подарил мне любимую книжку детства ''Кыш и Двапортфеля'', тот самый Юз – автор песни ''Товарищ Сталин, вы большой ученый'', которую исполнял Высоцкий, тот самый Юз – матерщинник и пересмешник, тот самый Юз, которым очень восхищался Бродский. В этом романе он смог удивить меня, удивить до такой степени, что я прочитала книгу дважды, два раза подряд и при этом, перечитывая некоторые страницы ещё несколько раз. Во-первых, это искренность, открытость – пересмешник Юз с распахнутой душой и открытым забралом в этой исповеди, в ненависти ко всему советскому – строю, чиновникам, тюрьме без решеток, людям, потерявшим Душу. Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное для меня – глубочайшая религиозность текста, которая отвечает на вопросы на которые многие не находят ответов: почему страна в течении 70 лет позволяла сажать в тюрьмы, сумасшедшие дома, расстреливать за инакомыслие и не только за инакомыслие, почему страна писала доносы на соседей, родных, на людей, люди сдавали других людей, почему уничтожили крестьянство, как класс и так далее. Страшно. Но у Алешковского дан ответ, ответ, который я давно нашла. Коммунизм очень хорошо рифмуется с сатанизмом, а разделение Разума Возмущенного, который постоянно кипит и постоянно хочет разрушить всё до основания, который есть бурлящая Ненависть и Души, которая есть сама Жизнь, Прощение и Раскаяние – тот самый ответ, банальный, но не менее страшный.

''Рука (повествование палача)'' – это исповедь палача НКВД перед своей жертвой, которую он пытался отловить долгие годы. Но это не обычный палач и это не обычная жертва. Рука – простой крестьянский мужик, на глазах которого большевики расстреляли отца, надругались над сестрой и теткой и практически уничтожили всё село, только за то, что мужики отказались вступать в колхоз, считая, что это дело гиблое. Вот с этого момента Рука и начинает говорить от лица тех, кого в той или иной степени коснулась рука страны советов, кто на своей шкуре испытал все лагерные, партийные, следственные, детдомовские, классовые ужасы страны советов. Это ненависть, бьющая через край, это страсть человека, готового быть палачом, чтобы затопить в крови ненавистные лица. Но это и исповедь человека, жаждущего избавления от этой ненависти, желающего прощения отцовского, раскаяния и покаяния, которые приведут Руку к отцу. Это размышления человека над судьбой страны, над решетками, которых не было, над аморальностью и бесчеловечностью тех, кто ещё вчера давил врагов народа, а сегодня живет в их особняках, собирает драгоценности, картины, жрет от пуза, ворует, развратничает, чей Разум Возмущенный все кипит, всё давит и ищет врагов теперь уже среди своих, пожирает, давит, расстреливает. И визжит от страха и в то же время забывается от безнаказанности. Это страшно читать, это невозможно себе представить, но так было. В деревнях, в городах – везде. Но в то же время, это и безграничная любовь к стране вне коммунизма, к людям, простым людям, которые оказались внутри тюрьмы без решеток, любовь к культуре, это тот свет, что просвечивает сквозь ненависть в исповеди некоторых заключенных перед Рукой, тот свет, что коснулся и Руки, в той или иной степени. Не пощадил Алешковский и придворных шутов-лизоблюдов, то есть писателей и поэтов (в книге упоминаются некоторые имена). Однако, я до сих пор пребываю в тихом восхищении теми, кто в то время творил свободно и создавал шедевры, вопреки - ''Андрей Рублев'' Тарковского, ''Цвет граната'' Параджанова и т.д, книги Леонова...
В ''Руке'' гораздо меньше нецензурщины, гораздо, тем не менее, она есть и её довольно много, но в данном случае это оправдано, потому что в этой книге нет ничего ханжеского или запретного. Есть некоторые гиперболизированные ситуации, которые слегка коробят, но, повторюсь, в данном случае, это оправдано.

А распад страны советов продолжается до сих пор, и пока мы не захороним своих покойников, пока не признаем и не примиримся со своей историей – распад так и будет продолжаться. Год за годом.

Интересный это жанр - "Исповедь палача". Прочитав достаточное количество такого рода книг, начинаешь видеть общие паттерны. Герой, всегда интеллектуал, откуда и растут его многочисленные девиации и самые дикие гиммики, немного "Американского психопата", немного "1984", немного исторических селебрити и пара жутких историй, вдохновленных жизнью и почти обязательный хеппи-энд, всегда оборачивающийся моральным поражением. Вот и "Рука" идёт по такой же схеме. Главными достоинствами я бы назвал форму повествования в виде чистого монолога, который тут хорошо обыгрывается, и концепцию следователя НКВД, мстящего большевикам за убитых родителей. Но если сравнивать с эталонами жанра, скажем, с вайнеровским "Евангелие от палача" проза Алешковского значительно слабее - и в стиле, и в масштабе, и в увлекательности.

Кажется, что если ты – человек культуры, языка, то можно понять и душу. Я считаю себя человеком русской культуры очень во многом, особенно если речь идет о слове. Я многое знаю, понимаю, чувствую образы, архетипы. Но когда дело доходит до чувствования, происходит совершенно удивительное нечто – включается то самое этническое самосознание. Когда-то давно, в университете, у нас был небольшой спецкурс "Философия этноса". И там больше всего обсуждений было о том, что это неосязаемое явление невозможно точно определить, но оно очень ярко ощущается на противопоставлении. То, что для одного человека совершенно очевидно и понятно, для тебя – совершенно бессмысленная история. И ни одна сторона не может объяснить причину. И вот тут ты понимаешь: да, вот это русское самосознание, а у меня – грузинское. И я могу с рождения говорить на русском языке, читать, слушать, смотреть картины. Но категорически не понять "вот это".

Я читала этот... роман? повесть? исповедь? и не могла поймать логику главного героя. Точнее так, если бы я читала только историю его деяний – я бы поняла. Месть, странная такая, но месть. Немного стокгольмского синдрома, травмы детства. И даже потом, например, провести героя через окончательное отмщение, но показать, что это не дало ему ни свободы, ни покоя. Тоже понятная вещь.

Но в итоге вышла история с логикой "назло кондуктору возьму билет - пойду пешком" или "назло маме промочу ноги и заболею". Вот какая для меня тут формула, простите за упрощение: вы меня сильно обидели – я за это натворю страшной жуткой дичи, за которую гореть мне в аду, но я буду делать это через страдания и боль! И финальный грех я не совершу. А поэтому заслуживаю прощения: ведь я страдал, но не получил вознаграждения за эти страдания – не довершил свою месть.

Вообще формула "страдания = спасение" мне категорически не близка. То есть, я ушами её слышу, глазами читаю. Но вообще не понимаю и не принимаю. Этот вот образ большой любви к тому/той, который недоступен. Жить в бедности и без удовольствия, называя это жертвой для детей. В одной старой хорошей песне были слова "мерилом работы считают усталость". А тут получается какое-то общенациональное мерило духовной высоты чего угодно - СТРАДАНИЕ. Оно оправдывает все.

Я не могу понять такую логику. Я не могу понять такую страдающую душу! И поэтому финал истории меня оставил полной возмущения, даже негодования. Зачем это все? То, что герой делал, то, что автор писал. Ведь ему же это близко и как-то понятно. Это не роман-обличение. Не чистая сатира, что, мол, вот они какие: наделают страшных дел, а потом давай у Бога в ногах валяться. Здесь есть понимание... Вот Алешковский понимает и, видимо, сам тоже имеет внутри "загадочную русскую душу". А я – нет, совсем нет. Может, я неотесанная дочь гор?

C.R.
Ну и обложка совершенно для меня непонятная. Я на каких страницах должна была смеяться? Когда кто над кем издевался? Нашла еще одно издание. Тут как-то более все близко к истине и к той сути романа, которая была бы, если бы не божественная линия и финал – даже не рука руку моет, а дуло за дулом идет

И снова Алешковский затягивает долгий монолог на тему: "Какой омерзительной была советская действительность". На этот раз его героем становится палач, чекист с сорокалетним стажем - Рука. Его хватка крепка, а ненависть к Советам запредельна. За свою жизнь он поймал массу коррупционеров в рядах "красных" чиновников. Одним из таких стал Гуров.

Гуров хоть и жирная рыбка, но всё же типичная для СССР. По мнению Юза, которое он вложил в уста своему герою, таких как он великое множество. Это люди с синдромом Бендера. Шарлатаны и прохиндеи всех мастей, нахапавшие у советской власти и советского народа. Они искренне ненавидят Союз, но при этом ему служат, поскольку страх и расчет оказываются сильнее.

Такие как Гуров (мы же понимаем, что это собирательный образ) наполнили собой страну, они слабые и ничтожные, и поэтому при всей ненависти к коммунизму и коллективизму, могут ему только тихонько подсирать. Но открыто нет, упаси Господь. В этой Партии хоть кто-то способен заявить, что он против?

Отдаём миллиарды бедным странам, в стране дефицит продуктов, мужики пьют - становятся импотентами - семьи валятся, но кто-то скажет этому своё решительное "нет"? Одного готовили. Сознательно. Вложили усилия всей страны. Сейчас-то весь мир увидит, что у нас тоже могут быть "против". Готовили-готовили. И в какой-то момент решили узнать у него: "так против чего ты против?". "Против всего", - говорит. Неееет, дорогой мой друг, так дело не пойдёт. Ты воздержишься!

Насчёт Гурова мы уже поняли, его тип личности Бендер, он хапуга и карьерист, ради своей цели уничтожил родных отца и мать, залез на вершину власти и мелко гадит с неё на коммунистически идеалы. Но что Рука?

Рука - это мститель. Недобитый кулак, который из мести пошёл в органы, дабы покарать виновников его тяжёлой судьбы. Он отдал Союзу десятилетия своей жизни, уничтожал врагов народа, казнил людей, но делал это ради воплощения своих идеалов. Он называет себе "Монте-Кристо". Он сознательно пошёл на службу ненавистным себе людям, чтобы добиться своей цели. Чтобы отомстить.

Но больше всего нравится Руке унижать красных чиновников. В последние минуты их жизни, цинично и хитроумно разрушать в них веру в партию и ленинское учение, выставляя тем самым полными дегенератами, посвятившими ложным вещам всю свою жизнь.

Рука открыто называет страну трудовым лагерем, в которым всех подавили и заразили неуёмных губительным страхом. Страхом, который пропитал всех вокруг: от товарища Сталина до спитого мужика в глухой деревне. Страхом, от которого невозможно было освободиться. Страхом, который превратил действия в безумство и лёг в основу великого террора.

Две противоречивые личности, которые одинаково ненавидят коммунизм, но выражают своё негативное отношение к нему разными способами. Пытаются навредить Идее, но по факту лишь её укрепляют. В чём же их разительное отличие перед судом времени?

"Покаяние", - отвечает автор.

Рука кается за свои поступки. Искренне кается за то, что служил идее и уничтожал людей, и человеческое достоинство. Его слепая месть привела его в руки Сатаны. И вместо того. чтобы бороться с Дьяволом, он стал его Рукой. Стал служить ему, уничтожая свою душу в напрасной смертельной суете.

Палач высшей категории, мститель за отца, семью и свой половой орган, губитель народа... интерпретировать его "заслуги" можно по-разному. Как и его слова о том, что он не верит в советскую власть и её институты, потому что верит в Бога.

Каково это осознать, что всю сознательную жизнь ты занимался богоборством с именем Бога на устах? Что ты оказывается не боролся с Дьяволом, а служил ему, что своей борьбой ты приносил ему огромную пользу....

Вот так, плавно плывя по страницам книги, мы переходим от сатиры над советской действительностью к пониманию коммунизма, как современного сатанизма. Автор рисует нам "красную" идею, как веру, в которой есть Ленин и его апостолы; как религию, где заповеди противопоставлены библейским.

И в этом страшном мраке нам остаётся только молиться. День за днём. Ночь за ночью. Молиться страстно и всей душой.

[несколько лет тому записанные впечатления от книги, перенесенные из контакта, чтоб не потерялись. ничего не устарело, до сих пор согласен сам с собой по каждому пункту]

1) ощутимо меньше мата. это не похвала и не упрек. это констатация факта. Юзу просто не нужно притворяться ни уркой, как в "Кенгуру" или "Николае Николаевиче", ни пролетарием, как в "Маскировке". здесь он говорит от имени совсем других людей, целого хора, пересказанного одним голосом, в котором так часто угадывается сам Юз. и главное достоинство этого голоса (а значит, и письма Алешковского) - естественность и полнокровность, полное и умелое использование мощностей неподцензурного, действительного живого и могучего русского языка.

2) и потому эта книга все такая же, как и остальная его проза - полностью неподцензурная, не знакомая ни с внутренними, ни с внешними ограничениями. никаких ханжеских точечек. никаких умолчаний и смысловых пропусков. кого-то это может покорбить, но эта книга распахнута настежь и не скрывает ничего о своем герое.

3) а герой там особый. и потому вся эта книга - искренняя, полнокровная ненависть к советской власти и советской жизни во всех ее проявлениях. после чтения Солженицына, например, Шаламов кажется откровением. а эта книга поражает даже теперь, когда все они уже прочитаны и приняты в канон. когда вроде все всё уже могут прочитать, сказать и подумать. потому что в сталинские времена за эту книгу расстреляли бы и автора, и всех владельцев тиража. раза три. для гарантии.

4) но это ненависть человека, который видел все ее проявления - лагерные, пролетарские, будничные, крестьянские - и может, а главное, хочет сказать об этом все, что думает.
да, фантазия Алешковского иногда зашкаливает, да, иногда коробит, но сатира его бьет жестоко, и как бы ни хотелось принять иное - оправданно и точно. а по больше части - не сатира, а размышления и наблюдения, мрачные, едкие и точные.

5) но - самое удивительное! поразительное! - эта книга не сатирическая. это книга размышлений. и это книга насквозь религиозная.
без ханжества и лицемерия. искренняя. и очень светлая - когда говорит о светлом. пускай даже это будет монолог заключенного перед следователем НКВД. и очень мудрая.

честно - я не ожидал, что пересмешник и шут Алешковский шагнет так высоко.
и так прекрасно.

Никогда особо не интересовалась своей родословной,  думала, зачем интересоваться, точно графов и князей в роду не было. Что-то все равно слышала и знаю. Заметила несколько странноватых вещей, и это не только у меня, а у многих других людей тоже. Начинаются обычно все родословные где-то в середине XIX века: жила была какая-то несколько раз прабабушка, пусть будет Лукерья Михайловна Никифорова, предположительно 1856 года рождения. Почему предположительно, а потому якобы, что записывали все в церковные метрики, что-то писали, а что-то и вовсе нет. И прапрадед был, Пётр Григорьевич Рычагов, чем занимался неясно, крестьянин. Детей было много, человек 15, все рождались якобы весной и летом, а в покос умирали от поноса, потому что следить было некому, все сено заготавливали. Но человека три выжило, кто родился зимой. Странно то, что родословной до середины XIX века будто и не было, ну пусть не умели и не могли записать, но должна же жить память народная, человек выросший в семье должен помнить родителей и их рассказы о своих родителях. Будто прошла какая-то черта и память поколений была стерта. У других людей ещё хуже, помнят только бабушек и дедушек, а все, что было до революции, покрыто мраком. Тоже прошла будто чёрная полоса по роду. Допускаю, что те люди, кто знают своих предков века допустим из XVIII, тоже владеют информацией в определенных пределах и там тоже есть своя чёрная полоса, до которой память будто стерта. Думаю, что такие бездны безпамятства очень сильно связаны с историческими событиями - войны, революции и переселения народов не способствуют сохранению памяти о прошлом. А возможно, здесь и некий злой умысел присутствует, и стирали народу память намеренно, ведь Иванами не помнящими родства управлять гораздо легче. Или нет там злого умысла человеческого, но кто сказал, что лишь человек способен действовать во зло.
В истории моей семьи знаю один интересный момент. Дело было в начале 20х годов XX века, в пору коллективизации. Мои прадед и прабабка были кулаки, имели два дома, держали много скота и нанимали работников. Когда пришёл указ всем идти в колхозы, мои предки не сильно этого хотели, старшая сестра бабушки даже сидела в тюрьме за отказ идти в колхоз. А прабабушка говорила, что так называемые кулаки были просто работящими людьми, в колхозы же с радостью пошла деревенская беднота, те, кто работать не хотел, а хотели пить, орать песни,  бездельничать и могли стащить то, что лежит плохо. Мой прадед умер от инфаркта после вступления в колхоз, прабабушку парализовало, а моя бабушка, Валентина Ивановна, уехала в 14 лет учиться в город и больше жить в деревню не возвращалась. На месте деревни сейчас пустое место, дольше всех жили там баптисты, сестра прабабушки как раз придерживалась этой ветви христианства, но и баптистов согнали ещё до войны, кого посадили, кто умер, а кто сам уехал. Была деревня и нет деревни. И сколько такого на бескрайних просторах России было не сосчитать.
Книга Юза Алешковского как раз начинается с нежелания деревенских мужиков вступать в колхоз. За это своеволие жители деревни Одинка были уничтожены, а дети их отправлены в детские дома. Сталинский палач по прозвищу Рука как раз из этих детей, он пережил гибель родителей и уничтожение целой деревни, детский дом и, вдохновившись романом о графе Монте-Кристо, принялся мстить обидчикам, пронеся свою месть через всю жизнь. Книга построена в форме монолога, Рука обращается к своему главному врагу Гурьеву, убийце своего отца, а ещё к некому Фролу Власьичу, своему давнишнему подследственному, верующему человеку, который своими присутствием, разговорами и записями озарил погрязшую в мыслях о мести душу Руки неким неземным светом. И так метается Рука между двумя крайностями - жить или не жить, убить или простить, забыть или помнить. Дихотомия добра и зла пролегает красной нитью через всю книгу. Советская действительность показана абсолютным злом, погружена в сатанинский хаос,  люди беснуются и катится маховик разнузданных и невиданных ещё в мире репрессий, погребая под собой правых и виноватых, чистых и загрязненных пороком. Бешеный пёс чуть не вгрызается в горло самому Сталину и теперь собачья тема означает смертный приговор. Если в беседе с кем-то Сталин упомянул собаку - в живых этому человеку не бывать. Автор словами главного героя Руки не то, чтобы сгущает краски, он будто находится в эпицентре шторма, в том месте, в котором весь мир видится одним штормом.
Стоит читать всем, ностальгирующим по Советскому Союзу. СССР это не только бесплатные квартиры, медицина, обучение в вузах и распределение на рабочие места. Это репрессии, вопиющее неравенство, ограбление населения, это несколько поколений без будущего. Это что-то в стиле - нельзя уехать остаться. Нет у меня такой статистики, но думаю, количество самоубийств во времена репрессий зашкаливало. К слову сказать, по СССР ностальгируют больше всего те, кто там не жил, а так же те, кто имел кучу привилегий, но считал, что вокруг братство и равенство.
Конец книги показался мне открытым. Борьба добра и зла протекала в душе Руки на протяжении многих лет, большую часть времени зло побеждало, но к концу жизни свет забрезжил и над этим древним полем битвы. Маятник все чаще притягивается к светлому пути, на котором возможна или уже нет, но все же, встреча с покойным Иваном Абрамычем и существует пусть не прощение, но некое примирение с существующей реальностью и отказ от бесплодных мстительных порывов.

Странное впечатление производит этот роман. Режим препарируется автором из американского далека через героя, который является винтиком карательной машины этого самого режима и, к тому же, обременен весьма специфической травмой. Очень навязчиво проводится аллюзия к «Бесам» Достоевского, от автора. И столь же навязчиво аллюзия к «Графу Монте-Кристо» — уже от героя. «Бесы» в романе пожалуй что и есть, совсем уже распоясавшиеся, так что человеческий облик почти соскальзывает. С «Графом...» герой себе польстил, точнее в самообман ввергся. «Граф...» ведь чем хорош: прибыл, отомстил и удалился в свое иноземное сказочное далеко с новой любовью, увязать в руинах прошлого ему не пришлось. Герой же увяз полностью, прекрасного далека у него не было, и новой любви тоже.

Читая такие книги, трудно отделить правду от преувеличений, продиктованных личными трагедиями конкретных людей. В этом плане избранный Алешковским жанр притчи-фантасмагории представляется очень удачным. Он позволяет немного отступить от реальности и посмотреть на события тех страшных лет через защитное стекло. События ведь страшные — главы романа, в которых речь идет о разорении и уничтожении российской деревни, о беспределе в советских детских домах болью отзываются в сердце. Неужели так было? И ведь, наверное, было именно так, очень близко в этому страшному художественному тексту... Бесы, графы, коммунистическая идея — всё это представляется таким мелким и лживым перед трагедией конкретного человека, того человека, который был убит в деревенском доме, того, который был искалечен, того, который калечил и убивал сам. У режима, замешанного на такой основе, не могло быть нормального будущего.

Как нет этого будущего у героя. Герой в этом плане вообще обделен полностью: прошлое, будущее, настоящее — у него ничего нет. Он просто рука, возомнившая себя мстителем системе, но управляемая этой же системой. Ликвидировал всех запланированных — и можешь уходить. Из жизни уходить, где с самого начала никому не было места, поскольку вся жизнь превращена в некое отбывание уголовного наказания. Все в лагере, на воле никого, ибо воли нет нигде.

Сам автор, правда, ускользнул. На волю ли, трудно сказать. Но из под системы точно. А героя в ней оставил. Изначально без всяких шансов. Этот разрыв автора и героя меня беспокоил во время чтения. «Рука» — роман, в котором описано только плохое. Было ли хорошее на самом деле, не знаю. Но по роману — хорошего не было совсем, ни в чем, даже в помощи одного человека другому, которая всегда диктовалась и обставлялась каким-то извращениями. Хорошее осталось в деревне, уничтоженной во имя коллективизации, там было настоящее, живое стремление к обустройству новой жизни. Его затоптали и не осталось ничего. Выход усматривается один — бегство. Такой выход видит и вкладывает в понимание героя автор-беглец. Мертвый отец героя пытается показать ему другой выход: отказ от мести, метафизическое очищение души. Как это применить практически к тому, кто живой и уже внутри системы, представить сложно. Мёртвый ведь тоже беглец получается. Всё это формирует неоднозначное отношение к произведению. «Не верю» сказать нельзя, — понятно, что автор близок к истине, — но и доверия не возникает.

Тем не менее, вещь яркая. Вроде ничего нового не сказано, а больно и обидно за страну, в которой живешь.

Читаю роман "Рука" Алешковского. Страшный роман, что явствует уже из подзагодловка - "Исповедь палача". И он был бы убийственно и талантливо страшен, если бы Алешковский его не затянул. А он затянул... Шаламов не затягивал и стал для меня гением описания лагерного кошмара. Понимаю замысел автора: Рука Алешковского слишком долго молчал, пока боролся с Дьяволом вокруг себя и в себе. Пришло время говорить - разбрасывать камни. Но многословие утомляет даже в исповеди.
И про между прочим...
"Последний проект совершенно вывел из себя невозмутимого, внимательно слушавшего выступающих Сталина. Он встал и, закурив, еле слышно произнес крайне смутившую прожектеров и меня фразу.
– Породистая собака, товарищи руководители, сама себе откусывает хвост. Совещание окончено!
– Из Конфуция, товарищ Сталин? – поинтересовался какой-то кучерявый умник.
– Сталин не из Конфуция. Сталин из Гори, – тихо сказал Сталин...".
Коротко и ясно! ))))