
Эксклюзивная новая классика
XAPOH
- 137 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Пьеса о Михаиле Лунине, декабристе, не участвовавшем в восстании на Сенатской и арестованном последним. Офицер, горячо любящий родину, защищавший ее в Отечественную войну, к декабристскому «заговору на балу» он примкнул, «заболев совестью», желая изменить жизнь русского народа. Давно порвавший с тайным обществом, в декабре 1825 г. служивший в Варшаве, Лунин оказался причислен к делу о заговоре и был осужден на долгие годы в тюрьме и на поселении. Мы застаём его в трагический момент, когда он в тюремной камере ждёт своей смерти: в три часа ночи его должны задушить. Здесь будут ещё саморефлексия героя, флешбэки, переданные через его воспоминания и видения из прошлой жизни, –сложная такая конструкция, делающая пьесу очень интересной и острой.
В центре пьесы – конфликт главного героя и власти. Царь уверен, что Россия – это лишь «принарядившаяся Азия», ее общество развращено веками рабства. Лунин же всем своим поведением доказывает,что он не раб.
Узнав от Великого князя Константина о готовящемся аресте, он мог бы бежать, но сам избрал свою судьбу и цель – укрепить дух арестованных мятежников, однако со временем осознал, что в нем говорила гордыня, что нужно «пройти весь путь, их страдания... не как Дант, спустившись в ад, но поселившись в этом аду... и заслужить судьбой своей рассказать о них истину». Да и вообще, напрасно «Хозяин думает, что раб всегда убегает»: он способен противопоставить свою волю воле господина, не сойти со своего пути. За 20 лет тюремного заключения Лунин, в отличие от других, ни разу не обращался за помилованием, «не унизил себя ни единой просьбой», ни разу не упомянул ни одной фамилии своих былых соратников. Он сохранил свою честь, нравственные убеждения, внутреннюю свободу. Главный герой прошел путь от юношеского энтузиазма в начале правления Александра I («Мывсе тогда поняли – это наш век!») до горького разочарования в обществе, погрязшем в рабстве духа. Но даже находясь в тюрьме и ссылке, Лунин писал политически острые письма, надеясь на их распространение, на пробуждение общества от рабьей покорности и спячки. И теперь, зная, что в камеру вот-вот зайдут его палачи, Лунин предпочитает смерть духовному рабству.
Почему герой назван Жаком? Это прямая отсылка к произведению Д. Дидро: так звали слугу в романе «Жак-фаталист и его хозяин». С Хозяином ведет свой непростой разговор и Лунин, однако он лишён покорности слуги: «С рождения во мне был убит«раб». С рождения я яростно ненавидел хозяина».
Очень многослойная пьеса. Она оботношениях личности и государства, о рабстве и свободе, о стойкости и трусости. Как скажет Лунину император, всё общество с огромным рвением жаждет жестокой казни повстанцев: «...нас объединяла расправа над мятежниками», т.е. все повязаны кровью (прямо как у Достоевского в «Бесах», но уже не революционеры, а их гонители). Разговор Лунина с графом Чернышевым, членом Следственной комиссии по делу декабристов, тоже отсылает к автору «Братьев Карамазовых»: «это вечный наш разговор с чёртом. Голова – а из головы лезет чёрт!». Циничные откровения Чернышева о том, как участников восстания изощренно допрашивали и склоняли к предательству, очень уж напомнили следственную практику эпохи сталинских репрессий. Вот уж точно: века идут, а ничего не меняется в механизме государственной машины.
В пьесе очень здорово обыгрывается участие в действии не персонажей, а людей-мундиров и людей-сермяг: реплики и монологи произносят «Первый мундир», «Второй мундир», мундиры изображают и заговорщиков, и их гонителей, и царских сановников, «Сермяги» же – это поверженные участники восстания, каторжники. На сцене это должно смотреться очень эффектно (особенно когда спереди - мундир, а со спины - сермяга) и подчеркнуто символически. «Мундир государя» – воплощение зловещей фигуры монарха-«экспериментатора», здесь обобщенно показаны и Александр I, и Константин, и Николай. Этот прием с мундирами и сермягами, а также мысли героя о природе власти и подчинения, о том, что все события в жизни сводятся к четырём ключевым фигурам, четырём вечным образам – Каину, Авелю, Кесарю и Марии, – рождают философские обобщения, переводят пьесу в притчевый план, и происходящее воспринимается не только как относящееся к началу XIX века, но и вневременное, присущее многим эпохам.
Радзинский мастерски добивается исторической точности, для чего использует реальные документы: письма Лунина к сестре Е. С. Уваровой, фрагменты дневника А. И. Тургенева.
Меня очень заинтересовала фигура Лунина, и теперь хочется прочитать повесть Н. Эйдельмана «Лунин». Эх, найти бы время на всё))

И снова я вернулась к творчеству Радзинского. «Последнюю из дома Романовых» (она же «Княжна Тараканова») я читала пару лет назад. Отзыв можно прочитать здесь. А вот с остальными произведениями я знакомилась впервые. Пройдемся по порядку.
«Любовные сумасбродства Джакомо Казановы» – чудесное рассуждение на тему «а был ли мальчик». Действительно ли похождения этого прославленного ловеласа правдивы, или они приправлены изрядной долей фантазии. Как Казанова дошел до нищего и одинокого старческого существования, в чем разница между ним и Дон Жуаном. Это было интересно, и я поверила авторской точке зрения.
«Несколько встреч с покойным господином Моцартом» – один из наиболее полюбившихся мне рассказов. В нем приводятся дневниковые записи Готфрида ван Свитена, в которых он вспоминает о своем знакомстве с композитором и излагает свой взгляд на его жизнь и смерть. Познавательно, любопытно и захватывающе.
«Коба» – самое короткое произведение в этом сборнике, но эмоционально очень напряженное. С точки зрения исторической личности мне он был интересен менее, чем большая часть других рассказов. Но написано мастерски.
«Прогулки с палачом» – один из кровавых рассказов. Во многом философичный. Те, кто сегодня отправляют на плаху, завтра оказываются сами на ней. И только фигура самого палача неприкасаема. И в нем больше милосердия, чем в толпе, жаждущей хлеба и зрелищ. Палача боятся, но его же и презирают. А он просто делает свою работу. И в этой истории он точно не главное чудовище.
«На Руси от ума одно горе» – взгляд на биографию Чаадаева. Кем он был и что им двигало? Насмешник, сумевший переиграть правительство? Жертва интриг? Христианский философ? Сумасшедший?
«О любви к математике» – еще один очень короткий рассказ. Для меня самый слабый в книге. Возможно, потому что ни предсмертные дни Велимира Хлебникова, ни его жизнь в целом мне неинтересна.
«Театр времен Нерона и Сенеки» – а это очень-очень сильно, жутко, драматично. Тут и философия, и взаимоотношения ученика и учителя, и безумие, и нечеловеческая жестокость. Честно, пока я читала, у меня волосы на голове шевелились. Особенно впечатлительным это точно не стоит читать. Вседозволенность власти возведенная в абсурд и в абсолют. И драма мудреца, который не сумел или не захотел предотвратить появление цезаря Нерона. И он тоже ответственен за деяния цезаря.
Радзинский, как всегда, пишет блистательно. Я получаю огромное удовольствие, читая его произведения.
Больше впечатлений здесь

Да, книга состоит из нескольких историй. Во всех смыслах слова «история». Прежде всего потому, что каждый рассказ относит нас к тем или иным историческим временам и личностям. Но ещё и потому, что эти исторические события автор подаёт читателю отчасти в авантюрной, отчасти в приключенческой форме, и ты поневоле думаешь «да, была история». Т.е. история как занятный рассказец, изложенный в стиле «а вот послушайте, какая со мной приключилась история». И потому отношение к прочитанным историям неодинаковые. Видимо от ощущения легковесности одних рассказов и более плотной наполненности каких-то других.
Самым интересным и полным для меня бы рассказ первый, да он и по объёму составлял примерно половину объёма книжного томика. И главными героями этого повествования стали княжна Тараканова и другие исторические персоны того галантного века. Радзинский здесь пытается отчасти пересказать читателю вполне достоверные исторические сведения, но кроме того ещё и выстраивает свою версию событий. Насколько всё соответствует истине трудно сказать, но читать было интересно.
А на второе место по силе воздействия на читательские ум и эмоции я бы поставил историю о парижском палаче — у автора получилось погрузить читателя не только в гущу революционных и постреволюционных событий Франции последнего десятилетия XVIII века, но и во внутренний мир главного парижского исполнителя — это было очень оригинально и весьма сильно.
Остальные истории на фоне названных запомнились меньше, при этом не могу сказать, что они хуже или не интереснее, просто две первые мне были любезнее :-)
По стилю всё это порой напоминает Валентина Саввича Пикуля с его историческими миниатюрами. Но есть одно существенное отличие — невольно во время чтения «слышишь» своеобразный голос Радзинского с его неподражаемыми интонациями...












Другие издания


