Трилогия: Моллой. Мэлон умирает. Безымянный

Но я не люблю визжать. Я всю жизнь тихо разговаривал и неслышно ходил, как человек, которому нечего сказать и некуда идти и которому поэтому не нужно, чтобы его слышали и видели.

Или может быть, мне удастся кого-нибудь поймать, маленькую девчушку, например, полупридушить ее, на три четверти, и душить до тех пор пока она не пообещает мне отдать палку, принести суп, вынести горшок, поцеловать меня, приласкать, улыбнуться, подать шляпу, остаться со мной, пойти за гробом, рыдая в платок, это было бы прекрасно.

Лучше принять самое простое объяснение, даже если оно и не простое, даже если оно и не очень-то объясняет. Яркий свет не обязателен, чтобы прожить необычно, - хватит и слабого света тонкой свечи, если горит она честно.
(Мэлон умирает)

Самое ужасное в подобных ситуациях то, что, когда у тебя есть желание, у тебя нет возможности, и наоборот.

А гнев - это роскошь, которую я не могу себе позволить. Ибо тогда я слепну, кровавая пелена заволакивает мне глаза, и, подобно великому Гюставу, я слышу скрип скамей в судебном заседании.

I speak in the present tense, it is so easy to speak in the present tense, when speaking of the past. It is the mythological present, don’t mind it.

Вопрос: есть ли у женщин душа?
Ответ: да.
Вопрос: почему?
Ответ: для того, чтобы их можно было предать анафеме, и тогда они станут самыми преданными.

Когда, например, вы умираете, смерть приходит слишком поздно, вы ждали слишком долго, вы уже недостаточно живы, чтобы умереть.

Я родился серьёзным, как другие рождаются сифилитиками.

Бессмысленно обвинять слова, они не лучше того, что они обозначают.

Кома предназначена для живущих.

Его фамилия Сапоскат. Как и его отца. Имя? Не знаю. Оно ему не понадобится.

Я жил тогда как во сне, но глаза мои были открыты. Потеря сознания не являлась для меня большой потерей.

Мораль: наконец и для нас наступила пора любви, насладимся же ею, ибо есть груши, созревающие в декабре.